Спецслужба Императрицы. Альтернативная история

– Что?! – хором воскликнули фон Клюге и Золотов.

– Да-с, муфта. И ещё подмётка от валенка. Это позволяет заключить, что убийц было двое, женщина и мужчина. Сие подтвердилось двумя парами следов, ведущих через сад к задней калитке. Убийцы столкнулись с выскочившим из-за угла Толканиным, сбившим с ног мужчину. Видимо, он попытался также схватить женщину, и был застрелен в упор. У калитки беглецов ждали сани. К сожалению, свидетелей видевших их отъезд, нет. Опрошенная свидетельница – крестьянка Лаврухина, кухарка, показала, что выйдя утром во двор, она увидела разбросанные деньги, и позвала хозяйку и её сожителя Кочетова. Гостившие у Пфальц-Пшедецкой Толканин и дворянин Збарский также выбежали и принялись подбирать деньги. И тут грянул выстрел! Кочетов заметил вспышку в чердачном окне, бросился к воротам и был сражён вторым винтовочным выстрелом. Не испугавшись, Толканин побежал во двор дома Киреева, чтобы перехватить негодяев. Отчаянной храбрости человек был, ваше превосходительство! Безоружный, раздетый…

– А третий, как его… Збарский? Он что? – подался вперёд Золотов.

– Он, прошу прощения, от испуга того… обмарался.

На протяжении всего доклада фон Клюге грыз незажжённую сигару и превратил её в лохмотья. С отвращением отшвырнув её, он достал другую и закурил. Подумав, предложил и Золотову.

– Так… Что мы имеем? Очередное убийство с участием фотографии Немезиды. Убитая – известная анархистка. Сожитель… застрелен на всякий случай. Свидетель убит в видах самообороны… И стрелок – женщина! Невероятно! Это же умудриться надо: на двухстах аршинах двумя выстрелами двоих положить насмерть!

– Возможно, стрелявшая воспользовалась оптическим прицелом, Конрад Карлович, – предположил Золотов.

– Оптический прицел! – фыркнул полицеймейстер, – Вы сами его хоть раз видели?

– Нет-с, не видал.

– Вот, то-то и оно! Вещь редкая, даже в армии искусством его применения владеют единицы. А тут женщина! Неужели это она и в Пскове тоже? Ножичком двоих мужчин, а? И за что она мстит? Ну, в последнем случае, возможно, из ревности…

– Нет, в Пскове кавказец был в папахе и с кинжалом.

– Переоделась!

– А усы, Конрад Карлович? Приклеила?

Фон Клюге схватился за голову.

– Не по-ни-ма-ю!

– Вы забыли случай с Никоновым, Конрад Карлович, на которого было совершено целых два покушения. Убит же слабоумным мальчишкой, отнюдь не женщиной, – деликатно напомнил Золотов.

– Во, вообще никуда не пристегнёшь, мальчишку этого. Он задание получил от фальшивого Ангела, отнюдь не от бабы…

В ажитации генерал ударил кулаком по столу, заставив подпрыгнуть чернильницу, и пространно выбранился по матери, присовокупив к запретным словам ещё и богохульство.

«Не надо бы, так-то!» – мысленно попенял ему Золотов, у которого уши в трубочку завернулись, но вслух промолчал.

«Следствие зашло в тупик» – сообразил следователь Егоров.

Глава третья

Штабс-капитан Петровский, уныло опустив усы, сидел в кабинете Редрикова и подвергался порке. Фигурально выражаясь, конечно.

– Плохо, сударь мой. Неправильного исполнителя подобрали. Ну, что это: недоумок какой-то! И вас чуть не подставил. Вот была бы потеха: воскресшего ворюгу Ангела судят за подстрекательство к убийству!

– Виноват, ваше высокоблагородие…

Полковник вздохнул и протянул подчинённому портсигар в знак того, что более не сердится. Оба закурили. Табак у полковника был хорош: египетский.

– Идея искать исполнителей за деньги хорошая… Как татары говорят: нам что дрова рубить, что головы. Лишь бы деньги платили.

Выпустив струйку дыма, полковник предложил:

– А что, если поискать среди самих террористов?

– Как это? – изумился Петровский.

– А так! Сейчас, например, ждёт виселицы некий Воронин. Ну, тот, что в нашего фон Клюге стрелял. А сам жить сильно хочет: пять прошений о помиловании сочинил. Жалостливые такие: и в дурную компанию его вовлекли, и влиянию он поддался, и раскаялся-то он… Поработайте с ним, голубчик.

Воронин сидел в Петропавловской крепости. В каземате, а как же! Как к нему подобраться? Петровский думал, думал, и – придумал!

В понедельник, с утра пораньше, он, под видом адвоката, испросил разрешения на свидание с клиентом. Разрешение было дано, ибо Петровский предъявил подлинные адвокатские документы. Правда, на другую фамилию.

Войдя в камеру для допросов, штабс-капитан окинул приговорённого к виселице террориста внимательным взглядом, применив метод Чезаре Ломброзо: форма лба говорила об упрямстве, подбородок же – о слабом характере. Уши с большими козелками прямо-таки кричали о трусости. Что ж, типаж подходящий!

– А где мой прежний защитник, господин Ларский? – растерянно спросил Воронин.

– С ним случилось несчастье: ногу сломал, – соврал Петровский, – Теперь ваши интересы буду представлять я. Позвольте отрекомендоваться: Глинский, Яков Семёнович.

Воронин насупился:

– Еврей?

«О! Он, ко всему прочему, ещё и юдофоб? Совсем хорошо!»

Среди революционеров евреев было много!

Фальшивый Глинский изобразил на лице удивление.

– Разве я похож на семита? Посмотрите на мой овал лица! На мой нос! – с этими словами он повернулся в профиль, – К вашему сведению, милостивый государь, я почти дворянин!

Воронин не стал уточнять, что значит «почти дворянин», но профиль «адвоката» внушил доверие.

– Я тут ещё одно прошение сочинил, Яков Семёнович. Вот, посмотрите.

Взяв протянутую бумагу, Петровский прочитал её сквозь лорнет. Вздохнул:

– К сожалению, вы тут ничего нового и убедительного не написали. Разве что, о больной матушке, которая вашу казнь не переживёт. Государь отказался вас помиловать. И знаете, почему?

– Почему? – заинтересовался Воронин.

– Сказал, что, пардон, рожа у вас противная.

– Да он же меня не видел!

– Портрет ваш видел в газете. Судебный художник, помните, на процессе вас рисовал?

Воронин поник.