Спецслужба Императрицы. Альтернативная история

– Неубедительно как-то… Откуда бы я его новый адрес узнал?

– А от товарищей по борьбе с самодержавием, которые тебя из Петропавловки вытащили!

– Это, какие же товарищи? – удивился Воронин и развязно взял со стола без спросу штабс-капитанскую пахитосу.

– Ну, как же! Нуйкин и Ляхов! Денег караульному начальнику дали – он тебя и выпустил.

– Нифига себе! Откуда у них столько?

– Специально банк ограбили. В смысле, экспроприировали.

Ограбление «Международнаго Комм?рческаго банка» и впрямь имело место три дня назад. Представив, что ради него товарищи аж банк ограбили, Воронин приосанился.

– Вот машинка, – Петровский положил на стол американский капсюльный револьвер Ле Матт с барабаном на девять камор и вторым стволом двадцатого калибра под картечь.

– Убойная штука, – одобрил Воронин, засовывая прибор за поясной ремень.

Петровский, подождав, пока догорит пахитоса, спросил:

– Вопросы есть?

– Нету вопросов, Яков Семёнович. Вернее, есть один: как я туда попаду? Я на Васильевском ни разу не был, могу заблудиться.

– Я извозчик, не забыл? Лично тебя отвезу.

И они поехали.

По дороге Воронин нервничал. Канючил, что от холода сводит руки, что щемит сердце.

– У меня ревматизм, а от него порок сердца, между прочим!

– А чем лечишься? – поинтересовался штабс-извозчик, пошевеливая вожжами.

– Настойкою дигиталиса. Только, у меня её в тюрьме отобрали…

Помолчав, Воронин добавил:

– Валерьяновые капли тоже хорошо помогают, успокаивают пульс. И салицилат натрия надо постоянно принимать от ревматизма.

– Вот, сделаешь дело, я тебе всё это куплю.

– А рецепт?

– Будет рецепт, не волнуйся, – ухмыльнулся Петровский.

Для человека, организовавшего предсмертную записку, написанную почерком жертвы, сфабриковать какой-то там рецепт – это такой пустяк, что…

К нужному дому подъехали в девять утра. Дом был из категории так называемых «доходных». Четырёхэтажный, на восемь квартир.

– Его квартира нумер четыре. Второй этаж направо. Ну, пошёл!

Но Воронин не сдвинулся с места.

– Выпить бы, Яков Семёнович… Куражу для.

Ругнувшись, штабс-капитан полез за пазуху и достал серебряную фляжку с коньяком.

– Вот, глотни. Настоящий «Мартель».

Воронин отвинтил крышечку и надолго присосался к горлышку.

– Эй-эй! Хватит, хватит! – встревожился Петровский, – Окосеешь, промахнёшься!

Террорист сделал ещё глоток и внимательно прочитал гравировку:

«Дорогому Николеньке в День Ангела от любящей В. С.»

Присмотрелся получше и хмыкнул:

– О, и герб!

– Это не моя, – попытался отбрехаться Николенька, отбирая фляжку.

– Почти дворянин… – саркастически бормотнул Воронин и вылез из саней.

Слегка неверными шагами он направился к парадному.

«Перебрал, всё-таки!» – с досадой скривился Петровский, – «Ну, да, на старые дрожжи полфляги вылакал!»

Устроившись поудобнее, запахнулся в тулуп поплотнее и принялся ждать. Мороз для Санкт-Петербурга был весьма неслабый: градусов двадцать по Реомюру, поэтому на усах и бровях обильно оседал иней. Мёрз нос. Нервы тоже были натянуты, как канаты. Хотелось выпить, но, несмотря на то, что коньяку во фляжке оставалось ещё много, дворянин Петровский брезговал пить после больного ревматизмом Воронина. Вдруг у него слюни заразные? Нащупав в кармане брегет, нажал кнопочку репетира. Часы отзвонили девять часов, куранты отыграли четверть часа, затем тоненько продзинькали ещё шесть минут.

«Во, всего двадцать минут сижу, а кажется – два часа!» – поразился наш конспиратор.

От дома напротив к саням быстрым шагом подошёл могучего сложения флотский офицер, лейтенант.

– А ну, гони в Адмиралтейство! – приказал он, плюхнувшись в сани, – Рупь с полтиною!

– Заняты мы, ваше благородие! – виновато втянул голову в плечи фальшивый извозчик, – Седока жду!

– Какого-такого, к свиньям холерным, седока? – нахмурился лейтенант.

– Дык, вон в тот дом ушёл! Сказал: жди, щас выйду.

– Нахрен его! – махнул рукой флотский, – Другого ваньку найдёт! Поехали, тороплюсь я!

– Да он не расплатимшись! – попытался трепыхнуться Петровский.

Лейтенант начал закипать: