Оценить:
 Рейтинг: 0

Вьюга. Рассказы и повести

Год написания книги
2019
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 11 >>
На страницу:
4 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Старушка словно просыпается.

– Настей меня звать, – произносит быстро, детским голосом. – А по документу – Анастасия Матвеевна, – в покрывалах она напоминает сморщенного, дряхлого ребенка, который не понимает, зачем его отвлекли от одиночества.

– Что здесь у вас происходит? – снова орет Андрей.

Глупые, тупые вопросы, тупые и глупые. Но нужно что-то говорить, обязательно что-то говорить. Кажется, если не заставить ее отвечать, двигаться, она гуще укутается в тряпках и умрет. Он задает еще несколько вопросов, лицо ее немного проясняется, глаза светлеют. Словно детский, голос твердеет, и старушка прорывается рваным, скрипучим потоком речи:

– Как холодать начало, так и прорвало у нас. И не чинит никто. Забыли, видать. Полвека живем здесь, никогда не видали такого. После войны на заводе работала, на пенсии уже как Союз развалился. А сюда приехала после института, как замуж вышла. Комары тут у меня. Из подвала летят. Дышать-то нечем совсем. Помру, видать, скоро.

– Мне сказали, вы… блокадница? – Андрей говорит тихо, боясь об этом спросить. Старушка молчит, словно думает, блокадница она или нет. И тогда на щеках ее выступают слезы.

– Одиннадцать мне, сынок, было, когда немцы пришли. На улицах люди валяются. Зимой, в феврале, братик помер, он в кроватке лежал. А рядом родители. Они ходили еще, потом лежали, и я рядом с ними. Потом папа умер, а следом мама. Пришли их забирать. Один из них нож достал, у папы с ноги отрезал кусок мяса. И унесли их закапывать, – она говорила спокойно, слезы по ее лицу текли без удержи.

Андрей перестал чувствовать запах из подвала. Потом развернулся и, ничего не сказав, пошел к двери. Остановился в коридоре и посмотрел на кухню. А если тоже взять тупой нож, такой же тупой щербатый нож, каким в блокаду резали ее отца, и зарезать их всех. Чтобы нам всем легче было.

На улице странно светло. Точно – день же, декабрь, год кончается…

– Ну, еще куда пойдем? – рядом засопел притихший Михалыч.

– Нет.

– Тогда пошли депутата встречать.

– Какого депутата? – Андрей слышал его плохо, будто со сна и смотрел не понимая.

– Молодого, какого! – заулыбался Михалыч. Он снова повеселел. – Как узнали, что ты из газеты приехал, давай снова звонить. Ну, вот объявился какой-то.

На улице от свежего воздуха сдавило грудь, Андрей глубоко вздохнул, и зашумело в голове. На углу дома, сбившись в кучу у высокого человека в пальто, голосили бабки. Он узнал Богомолова.

– Ну что вы! Конечно, всё исправим… уже завтра исправим всё! Это полная бесхозяйственность вашей коммунальной службы! Ответственные понесут наказание, – уверенно и громко, так что Андрею было слышно, заверял депутат. Потом он достал телефон и снова закричал в трубку о том, что они понесут ответственность, что это все бесхозяйственность, и что завтра же всё должно быть исправлено.

Андрей вдруг заметил, что они с Богомоловым совсем ровесники. На катке, когда малыши столкнулись, не заметил, а здесь сразу. Видел его на трибуне в администрации, на сцене в зрительном зале. Он и сейчас казался выше Андрея, взрослее, держа строгость в лице и осанке, размеренно и важно произнося слова и двигаясь. Но ясно видно, они едва не одногодки. Андрей вспомнил его сына, девушку с лицом из журнала в норке, старушку-блокадницу. Странно всё складывается.

Депутат уже дошел до мэра. Снова говорит бабкам – никому из них и сразу всем. В сложившейся ситуации просчет и ошибки администрации требуют кардинальных преобразований системы взаимодействия органов исполнительной власти. Как они это выговаривают? Андрей смотрел устало и чуждо. Он всё это напишет. И пусть прочтут. Депутата не перекричишь. Вы же сами не позволите. Вы ему уже поверили. Он вам уже нравится – молодой, смелый. Приехал, наорал на коммунальщиков, осмелился брякнуть на мэра. Говорит хорошо, лучше Андрея. И красивее. Вас на большее не хватает, вы перед ним как овцы перед пастухом, и вам это нравится. А если бы какой-нибудь… президент? Вы бы визжали от восторга. Этот ничего не видел, в подвал его не затащишь, а уже командует вами. И вы готовы. Укажи цель, мы пойдем. Мы даже поползем. Поставь цель. Большую и светлую. Вас ведь бросили эти большие и грозные, с золотыми погонами. Бросили на пути к вашим фантазиям. А он вас не поведет. Он готов. Он хочет. Он уже хочет вас, а вы его. Только идите за ним, и всё будет. Пусть лишь в ваших головах. Ублюдничество.

* * *

Позвонил Савельич.

– Ну как там? – шеф был в духе.

– Жуть. Срочно нужно выдавать. Тут такая история…

– Обожди, выдадим. Тут срочно дело. Про елку в первой школе забыли. Туда из детского дома приезжают. И мэр. Подарки дарят. Начало через час, езжай сразу оттуда.

– Как же, а статья? Тут такое творится… пошлите еще кого-нибудь.

– Да нет никого. Езжай! Отпишешь быстро, чего там? Никуда не денется твой порыв.

– Так я же в номер могу не успеть…

Трубка замолчала. Савельич иногда перегибал. Андрей стал наливаться злостью. Ну, какого рожна?! – брось все и окучивай мэра.

Когда вошел в школу, перед глазами – закутанная в багровые тряпки старушка-блокадница. И вдруг – мама на проходной. Закуталась от холода в большой серый платок, жмется себе в углу. Он едва ее узнал. Мама улыбнулась, но при людях стеснялась сказать ему. Андрей был не против ее подработки на пенсии, но сжималось внутри, когда видел ее здесь. Он улыбнулся, но тоже почему-то ничего не сказал и прошел дальше.

В школе все кипело. Под грозные окрики бегали стайки учениц, суетливо каблуками стучали учительницы. Мимоходом подмигнул директор, это значило – заходи после, накачу по-хозяйски. Бар у него что надо, Савельичу далеко. В актовом зале музыка, плакаты, школьники вытянуты в линейку. Где-то в углу кучкой ребята из детского дома, заметные бедной одеждой и дикими глазами. В центре елка в огромных шарах. Они же сейчас и Деда Мороза притащат. У них за него Васильевич, один на три школы сантехник. Хоть подработает. А может, и нет.

Андрей пристроился в стороне, где меньше гама и знакомых. Рядом готовилась раздача подарков. Пухлая женщина в лиловом платье, стареющая психолог или завуч, бойко раздавала пакеты ученицам в форме и почему-то в пилотках. Они щебетали вокруг нее так, что мельтешило в глазах.

Кивнул съемочной группе мэрского телеканала. Снимали всякую мерзкую чушь, у дома блокадницы их не застать.

– Ну и рожа, все-таки! – громко шептал корреспондент оператору. Андрей увидел на экране камеры выступление мэра. Прогремел гимн, вздернули флаг, череда поздравлений. Действительно, приехали из области. Зачем? Хотя, время рабочее-то идет…

– Опа! Гляди какая! Ее бы… – гудел в ответ оператор. Теперь он снимал строгие ряды учеников.

– Да, всё на месте… Не оскудела провинция.

Андрей подошел к камере и увидел ее. Он как-то в единый миг узнал её, но сначала как-то даже не понял, что это она. На ней темно-синяя форма как у остальных, аккуратная пилотка, которая делала девушку еще заманчивее, чем веселая пуховая шапка вечером на катке. Она смотрела на выступление мэра и смешливо улыбалась.

– Глазка, губки… где мои семнадцать лет? – ёрзал рядом корреспондент.

Андрей поднял глаза от экрана камеры. Закончилось выступление, начали дарить подарки. Все смешались, слились. Басисто распевая, мэр водил хоровод с детьми вокруг елки. А Васильевича-таки притащили. Как бы не упал в красном халате. Андрей жадно шарил глазами по толпе. В этой суматохе не разглядеть. Он клял и возносил эту ёлку, Савельича, который заслал сюда, и думал, что если не найдет её, всё будет не так, неправильно и пойдет не как должно пойти. Но её нигде не было видно. Вокруг радовались и поздравляли, куда-то бежали, что-то таскали. Горланил Дед Мороз, будто его били. Окруженный учителями, что-то торопливо обещал красный, разгоряченный мэр. Андрея схватил и пытался куда-то утащить директор. Андрей обещал, что придет, вырвался и снова пошел искать. Может, ее здесь уже нет? Может, и не было? Померещилось? Что-то много на его слабую голову. Найти бы теперь этого оператора – и по морде, по морде!

С чувством потери чего-то, что было с ним всегда, внутри, а теперь куда-то ушло, кем-то подло спрятано, Андрей собрался в редакцию. Хотелось домой, забиться в угол дивана, смотреть в стену, никого не видеть. Но так еще хуже. И если она померещилась и все это его выдумка, то закутанная в тряпки блокадница, затхлый туман в красной комнате честнее, чем этот Новый год, елка, мэр в отъезжающем от школы джипе.

На порожке школы догнал директор.

– Ты куда? – делает недовольные глаза. – Пошли, пошли, у нас там все накрыто.

Андрей слабо отмахнулся:

– Мне писать про это еще нужно.

– Пошли, пошли, не прокиснет твоя писанина. Мэр-то вон, уехал по делам богоугодным, а стол стоит. Архиерей прибыл, встреча у них, – директор кивнул на торчащий из-за домов и пыхтящих морозным паром труб новенький купол. Пеструю, как праздничный леденец, церковь поставили пару лет назад на центральной площади, точно напротив Ленина у администрации. Стройку называли народной, собирали с пожертвования пенсий и насильно с бюджетников, статья, о чём стала первой запрещенной у Андрея. Он тогда пытался рассказать о старом храме за городом в брошенной деревне, где и столбов не осталось. Статью зарезали, церковь освятили и про старый храм на отшибе быстро забыли.

– Давай, давай, – тянул директор его за рукав. Андрею вдруг захотелось с размаху ударить его по лицу. Хлестко, нагло, зло. Но вместо того он поддался ему, и не сопротивлялся. – Всё в лучшем виде: икорка, коньячок открыт. Ты к армянскому как относишься?

КАБАК

– Мы лучше нашей, перцовочки медовой, – Петя глотнул из фляжки, довольно покряхтел, поправил ворот фуфайки, дыхнул паром. – Климат такой, – улыбнулся и стал опускать лесу с мотылем.

Сидели уже часа два. Андрей поднял от сизой лунки глаза. Над озером голубело в рассвете небо. Впереди мерцал редкими огнями пепельный в зимней ночи город, где в новом дне просыпались люди. Позади уходили в сумеречную темноту неживые своей белизной поля, они шли куда-то без конца, за горизонт, где, наверное, есть иной мир. Андрей представил, как из этого мира на берег озера выходят, блестя глазами, диковинные звери и подолгу смотрят на город и людей. Это казалось так явно, что временами он оборачивался и смотрел в пустоту со страхом увидеть блеск глаз. О чем думают эти звери? – он смотрел в пустоту.

В ночь ударил мороз, и теперь рыбаки начинали подмерзать. Ковыляя от долгого сидения, Андрей добрел до Пети, взял фляжку, отпил и поёжился.

– Я ещё полчасика и пойду. Всё равно не клюет.

– Да, не очень, – Петя кивнул на пару окуньков и плотвичку на льду. – А чего так рано?
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 11 >>
На страницу:
4 из 11

Другие электронные книги автора Илья Луданов