Я сажусь в кровати и жду, когда зрение соберётся в темноте после сна. Чувство тревоги наполняет грудь, передаётся от возбужденного тона Олега.
– Нужно ехать. Вставай, пожалуйста. Расскажу по пути!
Через минуту я одет и собран. Жду замешкавшегося с рюкзаком соседа.
Ночью страшно и потому, мы тихо спускаемся по ступенькам, прислушиваясь, а Олег полушепотом рассказывает о случившемся.
– Сидел на окне, пил чай. Просто ждал, пока спать захочется. Когда уже совсем решился дойти до кровати, услышал странное. Сначала больные кричали особенно громко, но я подумал, ну, жрут друг друга, с кем не бывает?
Но тут, Илья… Я услышал какое-то слово! Даже фразу! Как-будто кто-то прокричал!… Слушал еще минут десять, но больше ничего не было.
Есть вариант, что мне показалось.
Либо больные начинают разговаривать. Но что, если там, где-то там в темноте, выживший?
– Может, лучше подождем утра? Честное слово, страшно, трындец, в темноту вылазить!
Олег обернулся ко мне и, вытащив из кармана расчёску, принялся поправлять челку.
– Хотя, прости! – поспешил добавить я, – какое, нахрен, утро… Едем!
Превратившись в глаза и уши, готовые палить по любой тени, мы прошли несколько метров до машины. Я уселся сзади, занял с ружьем позицию у окна, а Олег, не включая фары, начал движение по залитой лунным светом улице.
Мы проехали ровно два квартала, когда я на уровне интуиции почувствовал что-то впереди. Что-то необычное.
– Олег, стой. Выключи двигатель и вынь ключи. Мне нужна тишина. Вынь ключи! Пусть приборы погаснут.
Олег делает, что сказано, а я, старясь производить как можно меньше шума, выхожу из машины. Усилием воли заставляю себя не думать о страшном. Если тут в темноте есть больные, они боятся не меньше моего.
Отхожу подальше, вслушиваюсь, всматриваюсь, внюхиваюсь в окружающий мир…
Вижу странное в конце улицы.
Как будто сполохи огня освещают небо. Что-то горит, но не слишком сильно. Едва различимо отсюда.
Олег становится рядом.
– Смотри, – показываю ему я, – видишь? Кажется, нам нужно туда.
Особую остроту придает неторопливая езда с опущенными стеклами. Мы высунули головы на улицу и катимся.
Тёмные дома с чёрными окнами, прохладный ветер с запахом гари. Я иногда смотрю на окна, и фантазия тут же с удовольствием рисует всякое: силуэт человека, неясное движение или всполох света. В животе холодно, а в душе неприятно. Твёрдо могу сказать, что ночные вылазки в мёртвом городе – это не мое.
Бабах!
Оглушительный грохот заставляет меня резко дернуть головой, и я сильно, до искр в глазах, бьюсь о верхнюю стойку. Судя по матерному выкрику, Олег выполнил тот же самый трюк. Попутно, видимо, испугавшись, он резко жмет на тормоз, и мы оба стучим лбами в переднее стекло.
– Охренеть, – первым выдает Олег, – мы с тобой, как в комедии. Смотри туда!
Но я и сам, без его помощи, прекрасно вижу столб огня в пять метров высотой по направлению нашего движения.
– Думаю, это машина взорвалась, – объясняет напарник, – уже как-то раз видел такое. Может помнишь, маньяк жег машины у нас в городе? Так вот, в моем дворе он спалил целых две. Я тогда испугался и гараж купил.
Я киваю, но не слушаю. Мои мысли сейчас далеко. Пытаюсь хотя бы примерно разобраться в происходящем.
Полчаса назад были крики… Потом это зарево. Теперь взрыв.
Что там творится?
Может, машина сама загорелась, а больные разволновались, раскричались? А может быть, человек, сохранивший рассудок! Пытается отбиться от стаи.
Вижу двор. В нем пылает машина. Вокруг никого. Десять соседних автомобилей гудят и моргают огнями, видимо, от взрыва сработали сигнализации!
Прошу Олега развернуться и сдавать во двор задом. Это даст мне возможность держать на прицеле всю округу, а если станет жарко, мы сможем удрать не тратя драгоценных секунд.
Я кричу, чтобы он тормозил и перебираюсь через сидение в багажник, рассматриваю двор через тонированное стекло. Яркое пламя освещает картину, и чем дольше я гляжу вокруг, тем более страной мне она кажется.
На асфальте лежит несколько гантелей. Небольших, по два килограмма каждая. Такие используют для занятий фитнесом. Чуть подальше два цветочных горшка, разлетевшихся, с рассыпанной землей. Блестящие кляксы разбитых стеклянных банок довершают композицию и начинают превращать её в определенный сценарий.
Я прошу Олега посигналить…
Ничего не выйдет. Слишком громко вокруг. Нужно стрелять!
Жестом показываю, чтобы закрыл уши и, выставив ружье в небо, палю два раза подряд.
Смотрю на окна и балконы дома. Ничего не происходит.
Два новых выстрела!
Бах! Бах!
Кажется, есть движение на третьем этаже!
Я выскакиваю на улицу и начинаю прыгать и махать, привлекая внимание.
Это уже не нужно. Меня заметили…
– Какая квартира? – ору я, что есть мочи. Мне что-то кричат в ответ, но разобрать слова не получается. – Сейчас поднимусь, – бурчу я себе под нос, уже на бегу.
Заскочив в подъезд, озираюсь по сторонам, водя стволом в разные стороны. Понимаю, что забыл дозарядить ружье, но да и черт с ним! Взлетаю на третий этаж, вижу открытую дверь, из которой навстречу бросается женщина. Она визжит, явно от радости, принимается меня обнимать и осыпает поцелуями.
– Родной мой! Хороший! Живой! Заходите скорее! Они же прибегут в любую секунду!
Мы забегаем в прихожую, и женщина тщательно, на несколько замков, запирает дверь. В квартире дурно пахнет деревенским туалетом, и мне становится понятно, что хозяйка провела тут длительное время.
Она без остановки причитает, пытается мне что-то рассказать, но получается у нее очень сбивчиво и потому, я ничего не понимаю.
Все, что мне удалось разобрать это фразы: "сижу тут", "уже и не думала", "честное слово" и "невероятное счастье". Но в принципе, этого вполне достаточно, чтобы понять, что происходит.