– Ну, как – выпустил? – примирительно возразил Хантли, ничуть не удивившись его пробуждению, продолжая беседу, словно Бурый волк при ней присутствовал безотлучно. – Бежал твой кровничек оттуда, Рой…
Аргайл, прищурясь, взглянул на кузена – как ножом по лицу полоснул:
– Джорджи, опомнись! Кто когда мог бежать из этой тюрьмы, если ему не помогал ее хозяин? За одно это уже я когда-нибудь вставлю сукину сыну регенту раскаленную кочергу в зад! Холодным концом… чтоб весь клан Гамильтон не сразу вытащил!
– Арран кормит мятежи в диких частях страны, – серьезно пояснил Джордж Гордон, – пытаясь сыграть на хаосе для укрепления своей власти. Странная политика, как по мне – ему будет не справиться с резней на Островах или в Хайленде, ежели, не дай Господь, она таки начнется.
– Этот мелкий засранец, – продолжил Гиллеспи Рой Арчибальд, – хочет вышибить нас с Хантли вон… подальше от двора, замутив войну в наших землях, но я это ему припомню. А ты, Босуэлл, ведь Лиддесдейла обратно тебе не видать – как ты станешь возвращать свое, что ты решил?
– Что Ее величество королева-мать и кардинал Битон мне более пригодны для этой цели, нежели ваш увертливый регент.
– Какая свежая мысль! – хмыкнул Хантли. – Но Ее величество ничего не сможет сделать без нас, без вот этих презренных тобой карточных тысяч, и более всего – без кардинала. А мы уже голову сломали в попытках понять, каким образом избавить его от Дугласов…
– Я не буду штурмовать Далкит, и не смотри на меня! – отозвался Аргайл на молчаливый вопрос Хантли. – Мои людоеды с гор дороги мне, как память о простой и добродетельной жизни предков. То есть, я согласен сыграть на них в карты, но вымостить их телами дорожку под красные кардинальские туфли Битона от Далкита и до Сент-Эндрюса – вот уж нет, даже не просите!
– У тебя светлая голова, – вкрадчиво сказал Джордж, обнимая Белокурого за плечи, и Аргайл осклабился. – А, кроме того, из нас троих ты сейчас самый трезвый. И ты только-только вернулся в наше болото, тебе и карты в руки. Придумай, как нам его вызволить, и я тогда…
– Что? – Босуэлл приподнял бровь. – Неужели по дружбе заплатишь мои долги?
– Нет. Но дам взаймы еще раз. Чтоб тебе было на что купить штаны твоим мифическим четырем тысячам, приграничный бахвал.
– Жид!
– Горец! – наставительно поправил его Хантли. – Куда там до нас жидам-то.
– Нам не хватало только тебя, – подвел итог совещанию граф Аргайл, и взгляд у него был до странности трезвый в этот момент. – Ты вернулся вовремя. Если мы наберем десять тысяч, Босуэлл, нам будет, что рассказать Аррану даже в отсутствие кардинала Битона. Мы поднимем мятежный Парламент в Перте!
Еще немного – за стенами дома забрезжит слабый мертвенный свет мартовского утра. В отворенное окно на троих мужчин дышала отлетающая свежая ночь, Босуэлл оглядел своих собутыльников почти что с нежностью – до чего же любил он эти чудовищные и хмельные заговоры, узлы кровной вражды, сплетенные между чаркой виски и дружеским мордобоем:
– Что ж, по рукам. Недурная тройка для хендба сложилась, как я погляжу.
– Я предпочел бы не мяч, но честное метание валунов, – потянувшись, хрустнув плечами, отвечал Бурый волк, – да чтоб Арран стоял на месте мишени… И нас не трое – четверо, Патрик.
– Кто будет четвертым?
Забавно, но никто не брал в расчет беднягу Сазерленда, блуждающего сейчас в мокрой темени в поисках женской ласки.
– Морэй, разумеется.
Джеймс Стюарт, граф Морэй, единокровный брат покойного короля, был женат на сестре Роя Арчибальда.
– Старина Морэй жив еще?
– Жив, но часто хвор. Однако это не помешает ему поднять знамя за честь племянницы-королевы… а если и помешает, я подбодрю.
В подбадривающих способностях Бурого волка никто не сомневался, и лорды сдвинули чарки. Шальная, бешеная идея обретала плоть с каждым глотком, и кровь, что по-настоящему прольется не на словах…
– Ах да, – небрежно обмолвился тут Аргайл. – Но ведь есть еще и Леннокс!
– А что, он здесь уже? – в глазах Белокурого блеснул острый огонек интереса.
Битон вызвал Мэтью Стюарта, графа Леннокса, из Франции письмом сомнительного содержания, о коем достоверно знали только трое: Битон, королева-мать и сам адресат, но разговоры ходили разные. Четвертый граф Леннокс, сын того Леннокса, которого в свое время обезглавил Финнарт по поручению первого графа Аррана, отца нынешнего регента и графа второго… Они же сцепятся насмерть, и полетят клочки по закоулочкам.
– Нет, но со дня на день ожидают, по слухам… Этот выступит не с нами, но против Аррана лично, однако я бы не стал принимать его в расчет заранее, до того, как королева-мать бесповоротно прельстит его своею улыбкой.
– Рой! – возмутился рыцарственный Хантли.
– Будет тебе! – оборвал его Аргайл. – Не станешь же ты отрицать, что по наущению Битона она писала ему едва ли не с брачным предложением…
– Себя или свою дочь? – уточнил Белокурый.
Он и не ожидал, что будет единственным претендентом на сердце Марии де Гиз, слишком уж цель заманчива – однако офранцуженный Леннокс может стать серьезным соперником.
– Того мне не ведомо, – отвечал Рой. – А Хантли – он обижается, когда мы все его спрашиваем.
– Потому что это ложь! – возмутился Джордж. – Королева-мать не дает обещаний, которые не может выполнить!
– Королева-мать – женщина, – выплюнул Бурый волк с пренебрежительным оскалом, что непременно привело бы к жаркому диспуту горских кузенов, если бы сей момент не скрипнула входная дверь.
Вернулся Сазерленд, таща за собой упирающуюся молоденькую девчонку. Увидав перед собой в комнате еще троих нетрезвых мужчин, та остановилась на пороге как вкопанная и побледнела явно не от восторга.
Повисла пауза.
– Добрая телочка, – молвил Аргайл, прищурясь. – Поди сюда.
И послал девчонке жест, не оставляющий разночтений.
Босуэлл, развалившийся было в кресле, спустил ноги со стола и сосредоточил взгляд на пришедших с явным неудовольствием – он полагал, что Джон удовлетворит свои потребности, не привлекая к участию хозяина дома. Устраивать свальный грех именно теперь отнюдь не входило в планы его досуга.
– Подойди сюда, женщина, – велел он, и та неуверенно сделала несколько шагов, а Сазерленд все еще держал ее за руку. – Если тебе по душе кто-нибудь из нас, можешь выбрать и пойти с ним, остальным я тебя в обиду не дам.
Аргайл осклабился, окинув жертву одобрительным взглядом:
– Что за нежности, Патрик? Это же вилланка, у нее луженый задок-передок! Хантли, кости! Бросим жребий, кому куда.
Но Босуэлл плавно повернул к нему голову, улыбнулся:
– Рой, я у себя дома, и выкину в окошко любого, кто скажет мне хоть слово поперек. Желаешь проверить?
Кемпбелл очень ясно прочел угрозу, серые глаза его блеснули, но он быстро, несмотря на количество хмеля в крови, погасил ответный порыв:
– Ты в уме, Босуэлл? Было бы из-за чего ссориться, из-за грязной курицы…
Сазерленд переводил взгляд с одного на другого, не понимая, отчего у него отбирают добычу. Он не то, что не протрезвел за время своей прогулки, но захмелел на мартовском ветру еще больше. Женщина замерла, словно зверек в силках, не двигаясь, словно и не дыша вовсе, Босуэлл нетерпеливо бросил ей:
– Ну? Если не хочешь никого, уходи.
Та без колебаний стряхнула с себя руку Сазерленда и шагнула к Белокурому, ухватившись за столбик спинки его кресла, как за алтарь-убежище в церкви.