Белокурый. Грубое сватовство

– Раздевается – не раздевается… ты плохо знаешь Аррана. С каждого возвращенного куска земли он берет мзду, Мелроуз стоил Ангусу тысячу фунтов ежегодно – обратно в кошель регента.

– Не в казну королевства.

– Ясное дело! При том, что Джеймс Гамильтон причащается от казны так, словно Судный день никогда не наступит… словно он сам будет регентом – и будет жить – вечно.

– А что ты скажешь о Битоне? И о том, почему его упекли?

– Битон? Битон все еще таков, каким ты его помнишь, а я предпочел бы забыть, если бы Господь по милосердию своему послал Шотландии более приятного примаса… Высокомерный, заносчивый, бесцеремонный стяжатель. Но редкостно умный стервец.

– Он в самом деле подделал завещание покойного Джеймса?

– Не знаю… он мог, но… Кроме всего прочего, он слишком широко дает деньги в долг, и у него слишком много горшков кипит на жаровне, если ты понимаешь, о чем я. Многие хотели бы прижать кардинала так, чтоб он и не пикнул, но удалось это только Ангусу, по его всегдашней силе и наглости. Никто не ждал такого простого хода… Регент слишком хлипок, чтобы противостоять кардиналу в одиночку, хотя, не скрою, когда он подвинул Битона от кормушки, то первое время Три сословия его на руках носить были готовы… пока не поняли, что кузен Арран не щедрей кузена Битона.

– И ты веришь в их вражду?

Хантли задумался, заметно было, как в осоловелые темные глаза возвращался огонек иронии, ценнейшее качество Джорджа Гордона, наработанное за годы жизни при короле, при дворе, было именно этим – трезветь за считанные минуты:

– Положим, это не вопрос веры, Патрик. Но ведут они себя в самом деле так, как если бы… Арран по каждому чиху младенца Марии запрашивает инструкции из Уайтхолла – дозволительно ли? – а Битон крепко стоит за французскую вдову. Арран, чума его заешь, просил у Тюдора прислать к нему советов и советчиков-реформатов, а Битон, сам знаешь… в вопросах ереси святее Папы Римского.

Босуэлл кивнул. Только умелое вмешательство Джона Брихина в тридцать седьмом году уберегло его от того, чтоб быть включенным в перечень лиц, склонных к разврату тела и духа, составленный Дэвидом Битоном для короля Джеймса.

– Если они не испытывают этой вражды на деле, – развил свою мысль Хантли, – то мы имеем дело с парочкой таких спетых негодяев, каких мало в подлунном мире… знаешь ли эту чудную историю, как регент подал кардиналу случаем – лежали рядом в поясном кошеле – письмо Большого Гарри вместо собственных деловых бумаг?

– Нет.

– Ошибся пакетом, как говорят. Питтендрейк был там – и после мирил их двоих. Письмо Аррану передали при Битоне, в Холируде, а в письме Тюдор последовательнейше излагал, как Аррану следует избавиться от кардинала – в выражениях прямо-таки людоедских. И вот это красноречивое послание наш регент по ошибке сам дает в руки кузену Битону… Как по-твоему, вражда, настоящая кровная вражда допускает такие оплошности?

– Так что ж, он – идиот?

– Ральф Садлер сказал примерно вот это самое, что и ты, когда услыхал, как было дело. Арран чуть в обморок не грянулся, едва понял, что именно сам дал в руки кардиналу. Питтендрейк мирил их обоих дня два подряд…

– И помирил?

– Спрашиваешь! Кого только не помирит Питтендрейк! Если ты хочешь моего мнения, они, эти двое – Арран и Битон, терпеть друг друга не могут, и большей гадости мы не могли бы устроить сейчас регенту, чем поспособствовав освобождению кардинала… но и обходиться друг без друга они не могут тоже. Арран молод, он опирается в основном на Гамильтонов – их много, да, но опора только на своих чревата, и он душу продаст, чтобы не утерять власть. А у Битона – всё, он Папой уполномочен на сбор десятины для войны с Тюдором, у Битона – деньги, на которые Арран не может наложить лапу, связи за границей и авторитет церковного иерарха. Нет, им друг без друга не обойтись, и они прекрасно друг друга уравновешивают. Но вот теперь, когда одна чаша весов пуста… мы наблюдаем разительный перекос не в правильную сторону, дорогой мой.

Босуэлл выпил, подцепил кончиком ножа ломоть свинины, бросил его на хлебный тренчер, отрезал добрый кусок, отправил в рот и после паузы спросил:

– Как обстоит дело на границе? Назначения покойного короля были весьма… хм, сумбурны, а вот этот несчастливый рейд, который закончился Солуэем, вообще все смешал.

– Смотритель Долины – ты же об этом спрашиваешь? – старый Максвелл… и лорд-адмирал – тоже он. Но поскольку сассенахи взяли его на Солуэй-Мосс и упекли в Тауэр…

– Да, знаю, – леди Максвелл еще оставалась в Карлавероке под опекой младшего пасынка, Джона, однако Патрик подозревал, что довольно скоро увидит мать в Эдинбурге.

– … то всеми делами его заведует старший сын, Роберт. И щедро сует лапу в казну Адмиралтейства, когда только может. Он стоит за англичан, вот Арран его и прикармливает.

– Робу Максвеллу смотреть за Долиной – все равно, что медведю танцевать гальярду, ему бы со своими Джонстонами разобраться, а не лезть ко мне в спорран. И Адмиралтейство я ему припомню, дай срок. И мой старый друг Вне-Закона тоже не слишком доволен нынешним порядком вещей…

– Уолтер Скотт, – с отвращением произнес Хантли, – никогда не бывает доволен порядком вещей, от этого в Средней Марке почти всегда – изрядные безобразия… говорят, он писал Тюдору о том, чтобы передать ему нашу маленькую королеву? Правда это?

– Уот? Джорджи, побойся Бога. Если только для того, чтобы выманить денег, ничего не дав взамен старому дьяволу, – отвечал Патрик с легкостью, обнаруживающей изрядное умение в делах подобного рода. – Впрочем, я не слыхал об этом от него самого, спрошу при случае.

– Ты не ошибся, – спросил Хантли, возвратясь к основному вопросу вечера, – в намерениях регента относительно тебя?

– О нет! – Белокурый криво усмехнулся. – Видел бы ты эту сцену! Он замер на месте так, словно увидал Медузу Горгону, а его кошель издавал явно слышимые вопли отчаяния.

– Сам виноват, поздно прибыл. Появись ты на похоронах Джеймса вот с этим твоим любимым выражением вежливой угрозы на лице, Аррану было бы куда трудней тебе отказать.

– Это верно. Но верно также и то, что теперь, когда партия начата и пешки разменяны, та сторона, которая приобретет мою поддержку, в численном преимуществе весьма выиграет…

– Я понял, понял, – Хантли рассмеялся. – И сколько стоит приобрести тебя, Патрик?

– Торгуешь для себя или на сторону? Для тебя я бесценен, стало быть, бескорыстен…

– А для королевы?

– Она велела спросить или это твой вопрос?

– Мой, – Хантли посерьезнел. – Я замаялся в этом гнилом болоте выискивать сухую тропку – и человека, который не предаст.

– Тут можешь на меня положиться. Тебя лично я не предам никогда.

– А королеву?

– Как женщину? – Белокурый улыбнулся. – Тоже нет.

– Что-то мне не приходило в голову рассматривать королеву-мать как женщину… – пробормотал Хантли.

– Это потому, что ты – слишком придворный, Джордж. Приобрести меня целиком и полностью – дело хлопотное, но если ты хочешь дать мне денег в долг, не стану тебе препятствовать.

– Много тебе нужно?

– Тысячу, а лучше полторы.

– Ты с ума сошел, – возмутился Хантли, – я такими суммами не располагаю. Пятьсот фунтов я найду для тебя ко Благовещению, так и быть… но не ранее!

– И это говорит человек, который собирался купить Босуэлла! – засмеялся Белокурый. – Я стою дорого, Джордж, очень дорого… Но раз тебе не под силу купить меня, ты же не станешь возражать, если служить я буду королеве, а корм находить там, где привык?

Хантли поразмыслил. То, что он слышал, ему не нравилось, но поделать с этим он все равно ничего не мог. И молчал довольно долго, потом произнес:

– Дело твое.

Босуэлл быстро улыбнулся, при свете догорающего в камине огня по тонким чертам его бежали живые тени, быстрые и горькие, темные и полные тепла.

– Чем еще, – спросил он кузена, чтоб сменить опасную тему, – досадил нам регент, кроме того, что заполучил все земли и доходы покойного Джеймса Стюарта?

– Кладет нас под англичан, чего ж тебе еще надобно? – отвечал Хантли. – Но и мало того…

– Мало того, знаешь, что он сделал? – внезапно вопросил Аргайл, поднимая заспанное лицо от стола – на бритой щеке его глубоко отпечатался выпуклый узор вышивки рукава дублета – голосом столь внятным и ясным, что трудно было понять, в какой именно момент он пробудился. – Этот худосочный говнюк-лоулендер выпустил из Эдинбургского замка Дональда Ду Макдональда!