Черные дыры

? Ну же, ну, не бойся ничего. Это наш с тобой экзамен, – приободрила очаровательная спасительница русского солдата и, взяв его голову руками, притянула к своим губам. Что и говорить, экзамен был сдан на отлично! А через некоторое время за совершенный подвиг моего деда наградили Георгиевским крестом.

После в лазарете еще долго обсуждали эту операцию, да и солдаты с завистью поглядывали на моего деда. А военный хирург не обиделся на Надежду за этот экзамен. Чего не сделаешь ради науки. Медики вообще проще смотрят на все. Что и говорить, если они ради науки заражают себя, а затем лечат. А, чтобы так проэкзаменовать человека, это вообще не считается грехом. Весь подобный опыт идет в мировую копилку науки.

Гораздо позже, когда подошло время встречи моих родителей, Гименей направил их по дорожке семейной жизни. Но, похоже, он был при этом в озорном настроении. Ему было, наверное, очень весело, а я по сей день задаюсь вопросом, что было бы, если бы этого не произошло?

Но, как изветно, у истории нет сослагательного наклонения. И потому мы все имеем то, что имеем, а я попытаюсь по мере своих сил и по порядку разобраться с клубком жизненных ситуаций, выпавших на мою долю.

Вообще-то, я человек самый обычный, явившийся в этот мир не благодаря, а вопреки некторым неблагоприятным обстотельствам. Моя мама, будучи еще носительницей семимесячного плода под сердцем, подойдя теплым весенним днем к трамвайной остановке под символическим названием «Дружба», что и сегодня имеется в «городе огня и металла», как образно называют Магнитогорск, запнулась, упала и неожиданно разродилась мной.

Я выскочил на свободу и, обалдев от выпавшего на мою долю счастья, огласил мир приветствием удивленного собственным появлением на свет нового человека.

Приветствие мое миру было таким громким и басовитым, что какая-то подслеповатая старушка из окруживших маму тетенек, как оказалось, глуховатая на оба уха, прошепелявила давно потерявшим все свои зубы ртом:

? Шражу видно, мужик.

Мама виновато посмотрела на собравшийся любопытствующий народ и перевязала пуповину. Она была фельдшером-акушером. Затем, взяв на руки ревущее на все лады тельце новоиспеченного человечка, укутала его в свой цветастый платок, снятый с собственной головы, и попросила у народа помочь остановить машину. Что и было сделано. И мы поехали в родильное отделение первой городской больницы имени Н.И. Пирогова.

Нас приняли с интересом и вниманием. Случай неординарный, к тому же маму там все, естественно, знали.

Город тогда был еще небольшой, и медицинские учреждения можно было пересчитать по пальцам одной руки. Конечно же, нас определили в отдельную палату, где мы находились на особом положении. На меня, как на чудо, приходили смотреть разные медицинские комиссии, поражаясь тому, что я не просто выжил, но еще и набирал рекордными темпами вес.

Затем произошел еще один случай, из-за которого одна нянечка чуть не лишилась работы. Что это было: невнимательность, халатность или рок? Но врачи после этого происшествия заметили какое-то непередаваемое словами воздействие, исходящее от взгляда моих глаз. То есть, когда люди смотрели на меня, я сам так впивался в них взглядом, что некоторые, имеющие слабую душевную организацию, бледнели и чуть ли не падали в обморок.

А дальше произошло то, что как-то подействовало на мою психику, а может быть, и на всю дальнейшую судьбу.

Именно тогда, когда молодая нянечка подавала меня для кормления матери, в палату зашла врач и стала отчитывать неопытную сотрудницу. Ну подожди ты хотя бы секунду, а потом уж начинай. Нет, надо было учить уму-разуму в неудобный для нянечки и ребенка момент.

Нянечка занервничала, повернула голову в сторону врача и, потеряв равновесие, упала, выронив меня из рук. Я, описав в полете полноценную мертвую петлю, прежде чем приземлиться пятой точкой на пол, ударился темечком об угол железной кровати. Так появился первый шрам на моем черепе.

Потом по коридорам родильного отделения долго ходили легенды о ребенке, «родившемся в рубашке», цепко схватившимся за свою послеродовую пленку, которую, будто принявший меня из рук матери врач, некоторое время безрезультатно пытался вырвать из моих крохотных ручек. И откуда только взялась сила у новорожденного, удивлялись все, кто узнавал эту историю.

В конце концов какой-то аспирант вставил в свою кандидатскую диссертацию описание моего развития, что позволило ему с блеском пройти ее академическую защиту.

Итак, шел 1957 год – год моего рождения, отмеченный для меня 24 апреля, одиннадцатью часами, одиннадцатью минутами и одиннадцатью секундами.

Еще совсем недавно, в историческом масштабе жизни страны, новатор, как тогда считалось, Никита Сергеевич Хрущев развенчал культ личности Сталина, и люди, облегченно вздохнув, стали реабилитировать своих безвинно осужденных родственников, и, прежде всего, уже ушедших в мир иной.

Были счастливчики, получившие реабилитацию при жизни, не успев примерить последний парадный, черный костюм. Но, в основном, своей очереди «на очищение» перед советской властью дожидались давно замученные до смерти в застенках угрюмых подвалов, работниками НКВД, люди. В их героическую и талантливейшую плеяду попал мой дед по отцу ? Федор Игнатьевич Зуев.

В стране происходили грандиозные события. Я же рос, продвигаясь по тропинке своей судьбы. А ученых и философов мучил главный вопрос бытия ? почему так, а не иначе проходит жизнь человека? Что движет им, какие взаимосвязи заставляют наши судьбы петлять по тому или иному пути?

Научная мысль закипала от новых открытий и теорий. А где-то какой-то звездочет, сегодня их называют астрономами, смотрел в свой телескоп на далекое ночное небо и с удовлетворением отмечал, что все звезды находились на своих местах. Он рассматривал иные галактики и солнечные системы нашей Вселенной, мысленно общаясь с обитателями неведомых нам доселе планет.

И вдруг, 24 апреля 1957 года, он увидел, как в одиннадцать часов, одиннадцать минут и одиннадцать секунд родилась сверхновая звезда. Звездочет, приникнув к телескопу, стал лихорадочно что-то записывать в лежавший рядом журнал.

Но вот его рука застыла в воздухе, и он с ужасом заметил никогда раньше не виданное им зрелище. Ему показалось, что за этой звездой последовала черная дыра. Конечно, саму черную дыру увидеть было невозможно, но звездочет знал, как ее притяжение действует на окружающее пространство Вселенной, искривляя его, а потому мог ясно обрисовать своим сознанием невидимую субстанцию, несущую смерть.

Она, как в воронку, затягивала все, что попадалось ей на пути. Сверхновая, будто попросив помощи у другой звезды, во много раз больше ее, поспешила укрыться за ней. Но черная дыра, это зловещее нечто, захватило своим мощным притяжением огромную, во много раз большую, чем она, звезду и начала разрывать ее на части.

Астроном смотрел на эту захватывающую картину борьбы миров и с сожалением осознавал, что ничего тут поделать не может.

Черная дыра, это на первый взгляд мелкое, по сравнению со звездой, неведомое доселе состояние вселенской материи, пожирало чужую энергию.

«Так и на Земле, – подумал звездочет. ? Всегда найдутся неприметные люди, которые так же будут стремиться поглотить чужой успех и жизнь».

В свои двадцать шесть я был уже достаточно независимым молодым человеком, имеющим диплом Московского инженерно-строительного института имени В.В. Куйбышева. И уже трудился на стройке прорабом. А моя мама жила в Магнитогорске, куда я и приехал в очередной отпуск, чтобы пройтись по улицам города моего детства. Здесь жили мои друзья, с которыми я рос, испытывая свой характер на прочность.

? Игореха, здорово! – обнял меня Виктор, белокурый, высокий, спортивного телосложения, мой лучший друг со школьной скамьи. ? Надолго к нам?

? Да пока не надоест, – пошутил я.

? Тогда сегодня – в ресторан, надо отпраздновать твой приезд.

? Хорошо, – согласился я. ? Но я только приехал и еще не знаю, кого пригласить с собой. Ты ведь с женой пойдешь?

? Да, с Верунчиком.

? Ну вот. А мне придется в ресторане знакомиться. Как-то не хотелось бы.

? Забудь, – успокоил меня он. – У Веры есть подруга, Светланой ее зовут, они учатся на одном курсе. Увидишь – понравится. Сходит вместе с нами для компании, а там уж как карта ляжет.

? Хорошо, ? согласился я.

Мы с Верой довольно долго зачищали чернильное пятно, что кляксой, будто медаль за неряшливость, сидело на лацкане с левой стороны моего серого пиджака. Пятно не сдавало своих позиций. Оно поблекло, но тем не менее предательски обозначало себя, предлагая нам выдумывать разные другие способы его маскировки. В конце концов Вера нашла какую-то брошь, подходящую мужчине, и придала товарный вид моему облику. Я сказал ей: брошь вроде бы женская, но она смогла убедить меня, что это не так.

Светлане брошь понравилась, и она даже не догадывалась о ее предназначении. После ресторана я проводил девушку до дома. Тем бы все и закончилось, но в разговоре я обмолвился, что великий офтальмолог Святослав Федоров (его именем сейчас названа глазная больница в Москве) ? друг моего отца.

Светлана пожаловалась на свое зрение, сказав, что почти ничего не видит. Я был навеселе, душа моя раскрылась, а потому добавил:

? Твои глаза он вылечит в два счета.

Вскоре я уехал в Москву. И от скуки, которая порой накатывала на меня, стал переписываться со Светланой. На самом деле мне в то время нравилась совсем другая девушка.

Но это иная история, которой не суждено было обрести законченную форму.

Я уже подумывал жениться на той девушке, на время выпавшей из моего поля зрения. Так бы в конечном счете и случилось, но неожиданно от Светланы пришла телеграмма: «Еду через Москву отдыхать в Сочи. Встречай, Света».

Пришлось быть джентльменом. Я не опоздал к прибытию ее поезда. Все-таки подруга жены моего лучшего друга. Мы провели вместе целый день, я показал ей Москву. А вечером она покинула столицу. У меня же вновь пошли обычные будни.

Где-то через месяц опять приходит от нее телеграмма: «Еду в Магнитогорск, встречай». ? Надо было держать марку. И я алыми розами ознаменовал приезд Светланы.

Русые волосы, короткая стрижка, карие глаза, рост средний. А лицо ее светилось какой-то загадочностью.

«Что тут скажешь, ? находил для себя оправдания я, ? девушка двадцати трех лет, повалявшись на золотом песочке морского пляжа и получив добрую порцию солнечной ласки, приехала к молодому мужчине, чтобы засветить изумительную прелесть своих длинных ножек и талию, отточенную на занятиях танцами». Талию, которую я смог в дальнейшем, соединив свои пальцы, обхватить двумя ладонями, жаждущими общения с ее телом. От такого лакомства отказаться я не мог.

Естественная особенность мужчины состоит в том, что он, как голодный волк, постоянно рыщет в поисках добычи. А тут «Красная шапочка» со своими пирожками сама прыгнула к нему в пасть. Волк облизнулся и съел ее со всеми потрохами. Если бы он этого не сделал, то перестал бы себя уважать. Кажется, целую неделю охотник наслаждался дичью, которая, конечно же, думала про себя: «Сейчас я тебя съем».

Но пришло время расставаться. Время, отражающее новой вехой жизнь охотника. К чему я был в отношениях со слабым полом готов всегда.