Проскользнув черной тенью мимо изуродованных временем аэродромных ангаров, Майбах выскочил на бетонную взлетную полосу, на которой стоял готовый к взлету Bombardier Challenger 605, и притормозил прямо возле откинутого трапа.
Юрий вышел из машины. На взлетной полосе было душно. От бетона несло гарью, как от раскаленного утюга. Турбины Челленджера гнали горячий ветер, и весь пейзаж за этим невидимым шлейфом словно расплывался в расплавленном воздухе. На хвостовом оперении самолета красовался подсолнух с черными спелыми семечками. Юрий прочел надпись на борту: «Le Tournesol Avion».
– Турнесоль? – ткнул Юрий пальцем в ливрею самолета, когда обогнул Майбах и подошел к Янику.
– Ага, подсолнух по-французски, – кивнул Яник.
– Так у вас что, целая авиакомпания? – поинтересовался Юрий.
– Да крошечная, – махнул рукой Яник. – Так, для собственных нужд. Слетать туда-сюда. Как вот в нашем случае. Не в плацкартном же вагоне тащиться?
– Угу, – пробурчал Юрий.
Из самолета вышла длинноногая стюардесса в синем костюме.
– Добро пожаловать на борт, – с лучезарной улыбкой обратилась она ко всем присутствующим, включая Юрия.
– Да, рыбонька, сейчас, – кивнул Яник, который не спешил подниматься по трапу, вглядываясь куда-то в сторону видневшихся вдали ржавых аэродромных ангаров.
Между ангарами Юрий заметил какое-то движение. И вскоре, поднимая пыль с давно, очевидно, не используемой бетонки, к ним подкатил дребезжащий уазик. За рулем сидел солдат-срочник. С пассажирского места спрыгнул на бетонку майор с круглым, как блин, почти безбровым лицом, на котором висели, словно упавшие от безысходности стрелки часов, выгоревшие на солнце жидкие усы.
– Добрый день, – обратился майор к Янику. – Улетаете уже?
– Усатый, – Яник, поморщившись от идиотского вопроса, кивнул в сторону Майбаха, – возьми машину и отгони, где брал.
– Само собой, как договаривались, – затряс лицом-блином майор. – Без вариантов.
Яник снова поморщился, но, переведя взгляд на Юрия, растянул губы в доброжелательной улыбке, при этом жестом приглашая его подняться на борт.
Юрий скользнул внутрь самолета, за ним последовали Яник, амбалы и длинноногая стюардесса. При этом амбалам, учитывая высоту потолка салона Челленджера, пришлось пригнуться.
С одного борта небольшого, но не без роскоши отделанного салона, были установлены напротив друг друга две пары кресел, разделенные изящным столиком. Вдоль второго борта шел состоящий из нескольких секций диван.
Жорик с Гошей разместились на диване. Стюардесса пристроилась на какой-то откидывающийся стульчик впереди. А Яник пригласил Юрия занять кресло. Причем в той паре, которая была установлена по ходу движения и, очевидно, являлась лучшей. Сам Яник уселся напротив него.
Из кабины вышел пилот в такой же, как у стюардессы синей форме:
– Можем взлетать, Янислав Казимирович?
– Да, прошу вас, – кивнул Яник. – Я уже устал от сегодняшней поездки.
Пилот снова скрылся за дверкой кабины. Турбины зашумели еще сильнее, и самолет, вздрагивая на стыках просевших плит старого аэродрома, вырулил на взлетную полосу. Здесь он на пару минут замер, словно готовясь к прыжку, а затем все быстрее и быстрее рванулся вперед. Почти незаметно он оторвался от земли и почти сразу заложил плавный вираж для разворота. В накренившемся к земле иллюминаторе Юрий где-то далеко внизу увидел ржавые аэродромные ангары. Спустя еще пару мгновений самолет, взяв необходимый курс, выровнялся и со скоростью 850 километров в час устремился к Таганрогу.
Когда, заняв эшелон, самолет словно замер в пространстве, Юрий вновь почувствовал какую-то внутреннюю напряженность. Амбалы шумно, прямо из бутылочек, пили минеральную воду, которую принесла им стюардесса. А Яник, который сидел прямо напротив Юрия, не сводил с него пристального взгляда. Поерзав в кресле, Юрий не выдержал и, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, решил продолжить начатый еще в Майбахе разговор:
– Бабки, семечки, супермаркеты, – начал он, стараясь по возможности придать голосу небрежный тон. – Яник, так все-таки, сколько все это может стоить? О каких суммах идет речь, если не секрет?
– От вас, Юрий, у нас нет секретов, – хмыкнул Яник. – Двести – двести пятьдесят миллионов.
– В год? – все так же небрежно поинтересовался Юрий.
– В месяц, – пояснил Яник. – И не рублей, конечно, а долларов. И глава Братства, прошу заметить, получает десять процентов от этой суммы.
– Десять процентов? – переспросил Юрий, чтобы хоть что-то сказать, и бросил невольный взгляд на амбалов.
Он подумал, что те кинутся на него прямо сейчас, чтобы свернуть ему шею. По фильмам он знал, что за такие деньги подобные люди делают именно так. Но Жорик с Гошей продолжали пить свою воду, не обратив на слова своего босса никакого внимания. Юрий вновь перевел взгляд на Яника.
– Немало, – выдавил он и, найдя в себе силы на шутку, добавил: – И не нашлось никого, кто бы желал их получить, раз вам пришлось лететь за мной?
– Желающие нашлись. И даже в большом количестве, – серьезно произнес Яник. – Да только в Братстве царит порядок. И мы всегда следуем всем пунктам хартии.
– Понятно, – пробормотал Юрий.
А Яник, уловив в его голосе иронию, продолжил все так же серьезно:
– Просто вы слишком мало о нас знаете.
Юрий покорно кивнул.
– Заполните пробелы? – хмыкнул он.
Он ждал, что его собеседник продолжит рассказ о девушке Тане, пацанах с пирса и гопниках со Слободки. Но Яник неожиданно заговорил о тоннах, гектарах, биржевых торгах и розничной наценке. Его голос был тихий, он сыпал слова почти скороговоркой, словно обращался не к Юрию, а просто проговаривал вслух свои мысли. Чувствовалось, что тему он знает досконально и относится к ней очень серьезно, без тени иронии и снисходительности, которые до сих пор сквозили в его речи. Даже его южный выговор куда-то пропал.
Яник говорил о том, что только на Украине ежегодно выращивают около десяти миллионов тонн семян подсолнечника. Под эту культуру занято более пяти миллионов гектаров. В основном – вокруг Запорожья, Кропивницкого и Днепра. В последние годы стоимость семян на Роттердамской бирже составляла около 400 долларов за тонну. Как нетрудно подсчитать, при этом весь урожай оценивается в четыре миллиарда. И Братство контролирует больше половины, получая по 200 миллионов ежемесячно. С учетом достаточно простого выращивания этой культуры и, как следствие, высокой рентабельности, чистая прибыль достигает ста миллионов в месяц.
– Это то, что касается Украины, – подвел промежуточный итог Яник.
Впрочем, продолжил он, этим активы Братства отнюдь не исчерпываются. В России под выращивание подсолнечника отведено свыше семи миллионов гектаров. Причем, и это в значительной степени заслуга Братства, за последнее десятилетие площади посевов выросли на треть, а по отношению к 1990 году – почти утроились. Если в 1990 году валовый сбор семян составил 3,43 миллиона тонн, то сейчас он превышает 10 миллионов. Братство выращивает подсолнух в Саратовской, Оренбургской, Волгоградской, Ростовской и Воронежской областях, контролируя от 25 до 30 процентов всего урожая и имея с этого порядка 70—80 миллионов долларов чистой прибыли ежемесячно.
Но и это еще не все. Братство также занимается производством и продажей подсолнечного масла. Оно, как пояснил Яник, занимает около 8 процентов мирового рынка растительного масла. А Украина при этом лидирует по объемам его экспорта. Россия по этому показателю занимает второе место. Масло продается в Индию, Турцию, Китай и ряд других стран. Всего в прошлый сезон было экспортировано около 5,7 миллиона тонн.
Братство подсолнуха владеет заводами в Житомирской, Одесской и Воронежской областях, а также в Краснодарском крае. Рентабельность производства зашкаливает, превышая 80 процентов. Это вообще одно из самых выгодных производств. Пробиться на этот рынок было нелегко, но сейчас он дает Братству ежемесячно около пятидесяти миллионов долларов чистого дохода.
– Плюс собственная розничная торговля, о которой я вам уже упоминал, да прочие мелочи. Так что по самым минимальным оценкам можно в целом говорить о тех самых 200—250 миллионах долларов в месяц, – развел руками Яник.
За этим рассказом Юрий и не заметил, как прошло время. Он не все запомнил, какие-то цифры наверняка перепутались у него в голове, но из всего сказанного он понял главное: ему совсем ни к чему соваться в это дело. Однако возможности соскочить с подножки у него пока не было. Оставалось рассчитывать на то, что члены Комиссии окажутся более здравомыслящими, чем Яник, и примут – как там это называется? – его самоотвод. Ждать оставалось недолго. Через час с минутами самолет, сделав вираж над Азовским морем, приземлился в аэропорту на юго-западной окраине Таганрога.
Глава 8
Южный город обдал Юрия удушающей послеобеденной жарой, которую не смягчал даже дующий со стороны мелкого Таганрогского залива легкий влажный ветерок. На рулежной дорожке, где остановился Bombardier, их дожидались Mercedes Gel?ndewagen и Maybach S 560 4MATIC – точно такой же, как тот, на котором Яник полтора часа назад доставил Юрия на аэродром. Юрий бы не удивился, если бы из Майбаха показалось лицо-блин майора Андрищенко.
Черные громоздкие автомобили напоминали похоронную процессию, что не прибавило Юрию оптимизма. Амбалы поместились в Гелик, Юрия Яник любезным жестом пригласил в Майбах. Расположившись на уже ставшем привычным огромном кожаном сидении, Юрий подумал, что к комфорту действительно привыкают быстро. И почему бы ему ни возглавить это подсолнечное Братство, если уж все так этого хотят? Тогда всю оставшуюся жизнь он будет ездить на Майбахе и вспоминать о нищенских годах преподавания, как о нечаянном казусе, который подкинула ему жизнь в качестве испытания.
– К вам в особняк? – полуобернувшись к Янику, спросил шофер, похожий на старшего брата уже знакомых Юрию Жорика и Гоши,
– Нет, давай сразу к деду, – поморщившись, ответил Яник.
Шофер почтительно кивнул, и машина бесшумно сорвалась с места. Проскочив мимо цехов авиазавода, она через предусмотрительно распахнутые ворота проходной вылетела в город. Майбах и следующий за ним след в след Гелик пересекли площадь и помчались по Инструментальной улице вдоль трамвайных путей, за которыми виднелись кирпичные пятиэтажки. Затем их сменили частные одноэтажные домики. Спустя несколько минут кортеж свернул в переулок и углубился в извилистую сеть заросших деревьями домишек. Движение замедлилось. Казалось, Майбах еле протискивается по узким улочкам старого города. Они пересекли трамвайные пути и притормозили в Итальянском переулке возле двухэтажного купеческого особняка из красноватого кирпича. Квадратные, с глубоко утопленными в недра толстых стен рамами и оттого больше похожие на амбразуры окна первого этажа располагались почти у самой земли, как будто за долгие десятилетия особняк врос в землю под тяжестью массивного верхнего этажа с высокими стрельчатыми проемами.