Luftwaffe-льники ЧАСТЬ 1

Всё! Субботу пережили. Слава Богу! Отбой.

16. Выходной день

А на следующий день наступало долгожданное воскресенье. Отдыхай, не хочу! Но не сразу. Заботливое командование обычно планировало проведение очередного грандиозного спортивного праздника.

В зависимости от времени года это будет марш-бросок с полной выкладкой и вооружением. Недалеко – километров на шесть! Иногда на десять. Зимой  –  лыжи. Однозначно «червонец».

Опять же, уборку территории никто не отменял. К тому же, накопились срочные и неотложные хозяйственные работы, которые в рабочие дни выполнить просто невозможно из-за постоянной планомерной загрузки личного состава. Вот и остается единственная возможность – воскресенье.

– Вы уж постарайтесь, ребятки. Напрягитесь, потом отдохнете! Надо постараться, чтобы эти работы на следующие выходные не зависли. А то там еще более важные и ответственные мероприятия намечаются по плану. Кто тут в увольнения собирался в воскресенье? К сожалению, не получится, ребята. Жаль, но не успеваете все запланированные работы и внеплановые мероприятия выполнить. Опять же, пора к караулу готовиться. А там, глядишь, и в наряд по хозяйственным работам собирайтесь. Кстати, на «тумбочке» давно тебя не видели. С чего бы это? Пора, пора, голуба! А об увольнении даже и не заикайся. Вон как успеваемость просела, хвостов нахватал. Тунеядец! И это при всех созданных заботливым государством райских и тепличных условиях. Живешь тут на всем готовом у страны за пазухой. Отказа ни в чем не знаешь, разгильдяй! Не забудь, из наряда сменишься, в командировку поедешь с выездным караулом  груз по железной дороге сопровождать. Ненадолго. На месячишко, не дольше. Это если в одну сторону пилить. Обратно, чтобы не скучать, еще другой груз поохраняешь. А там и сессия не за горами. Давай, дерзай, душа моя. Ты еще здесь?! Получай номер и дуй на старт праздничной эстафеты по три км на каждом этапе. Вечером в оцепление:  на носу репетиция торжественного парада в честь Великого Октября. Давай, шевелись, опять не успеваем. Бегом!

Про праздники вообще говорить не хочется. Праздники – это отдельная засада! Попадалово, только держись. Праздник для курсанта, что свадьба для лошади:  голова в цветах, шея и спина в мыле! Полный восторг!

Мы не любили праздники. Особенно общегосударственные с какой-нибудь колоссально-круглой датой. Тогда, вообще, полный *здец!

Вот примерно в таком режиме проходит жизнь и учеба курсанта в военном училище. Не вздохнуть, не выдохнуть. Все равны и всем одинаково тяжело. Тяжело, пока не втянешься и не научишься определять из потока бесконечных задач и взаимоисключающих приказов то, что наиболее важное. И что надлежит выполнить в первую очередь. А на что-то можно, вообще наплевать и забыть. Тупо проигнорировать. Все равно это никому не надо. И никто не вспомнит.

А еще очень перспективно – «включать дурака». Но данное мастерство доступно далеко не каждому индивидууму в курсантских погонах. Оно достигается долгими и упорными тренировками с постоянной практикой. Иначе нельзя, можно квалификацию потерять.

Есть самородки, награжденные этим великим даром, просто так, на халяву  Витя Копыто, например. Талант. Да, что там, Талантище! Самородок!

17. Витя Копыто

Бог Витю любил! Неясно за что и непонятно почему. Но обычно говорят, что убогих и немощных, слабых и недоразвитых, недоделанных, так сказать, любят больше. Любят, помогая им и прощая любые проступки. Так как это даёт возможность почувствовать себя великим и справедливым, сильным и добрым, великодушным и могучим… Кстати, попробуйте на досуге. Прощать и миловать –  удел великих.

Летом 1985 года Витя Копыто приехал поступать в военное училище ВВС из славного города с неповторимым и поэтичным названием  Пилопедрищенск.

Представьте восторг членов приемной комиссии, когда в кабинет вошло нескладное чудо «генной инженерии» и представилось.

– Здрасте! Я – Витя Копыто из Пилопедрищенска. Приехал поступать на офицера Красной Армии.

Хохот стоял такой, что стены дрожали, стекла дребезжали, а суровые лица военноначальников были мокрыми от слёз. Да что говорить, суровые военные умывались слезами восторга.

Насмеявшись до истерики, строгие члены единогласно решили принять данный индивидуум практически вне конкурса. Фактически, независимо от результатов экзаменов. Так, чисто ради прикола. Юмор всегда имел место в рядах Красной армии, независимо от звания и возраста служивого люда. А в доблестных ВВС особенно.

Идея приемной комиссии была проста и незатейлива – чтобы в Красной Армии однозначно присутствовали в наличии выдающиеся и нестандартные ребята, как редкий вид из пилопедрищенского питомника. Чтобы окружающим его соратникам по оружию служить было не так грустно. Чтобы люди каждое утро на службу бежали с трепетным нетерпением и с благой целью насладиться бесплатной клоунадой. И могли отвлечся от тягот и лишений воинской службы, переключив внимание на «полкового дурачка».

Их можно понять, поскольку Витя был ещё тот экземпляр HOMO SAPIENS.

Итак, Витя Копыто имел незабываемую и незаурядную внешность. Высокий – за 185 см. Худощавый до сухостоя, с торчащими наружу мослами. Сутулый, с непропорционально длинными руками ниже колен, которые при ходьбе хаотично болтались как две тонкие сосиски. То есть абсолютно независимо от тела и вопреки желанию их хозяина. Научить Витю двигать руками четко, ритмично или хотя бы в такт движению, как это предусмотрено строгими статьями образцово-показательного Строевого Устава, не получилось ни у одного отца-командира.

Крики и вопли строевых офицеров на плацу училища имели специфическое содержание.

– Копыто, твою мать, не подсекай ногу! Одновременное движение: левая нога, правая рука! И наоборот. Раз! Раз! Раз! Левой, левой! У тебя что, все руки и ноги левые?! На месте ШАаа-ГОМ Марш! Напра-ВО! Где право? Право где? Подними правую руку! Ну чего ты две руки поднял! Ты что, в плен сдаёшься? Нале-ВО! Ах, ты  уё… чудовище! Кто-нибудь, дайте мне автомат! Я застрелю этого мудака. Нет, лучше сам застрелюсь. И не отговаривайте меня. Копыто, умоляю тебя, исчезни с глаз долой и от греха подальше, пока я тебя не искалечил! Старшина, слушай приказ: направить курсанта Копыто в наряд по кухне недельки на две! Нет, не на кухню. На свинарник! Во, именно туда, где ему самое место!  Ты посмотри, что он выписывает…?! Убью мерзавца! Это не курсант, а ходячее недоразумение. Краб сухопутный, ну чего ты раком пятишься?! Таракан беременный. Аааааааа, ну дайте мне, наконец, Калашникова! Прострочу на хуль эту *зду нестроевую! Копыто, пшшшёл вон! В наряд! На свинарник! С глаз долой!

Это еще мягкий вариант, поверьте на слово.

А Витя старался. Да, старался. Он хаотично и судорожно махал руками и громко топал ногами. Он даже пытался тянуть носок и держать спину ровно. Но от его стараний толку было мало. И они, эти его старания, напоминали скорее изощрённое издевательство над офицером-преподавателем, проводящим строевые занятия с 45 отделением.

Все попытки довести строевые занятия с «чудом природы», а точнее сказать, «недоразумением», до логического завершения, обычно заканчивались отборным матом взбешенных офицеров. Которые вспоминали всю родословную Виктора от момента образования зачатков жизни на планете Земля – амёбы простейшей до «венца эволюции» – кретиноподобного пилопедрощанина, старательно размахивающего руками, словно ветряная мельница. Далее обычно следовала гарантированная истерика у проводящего занятие офицера, нервный срыв, переходящий в продолжительную депрессию и глубокий запой. Строевой офицер терял веру в себя как в личность, способную руководить вверенным личным составом, и в свои преподавательские способности.

Бедолага-преподаватель терял лицо в своих же собственных глазах. И только железная дисциплина, а так же строгий запрет портить военное имущество (а военнослужащий в армии, как ни крути – казённая вещь, практически, расходный материал, состоящий на балансе войсковой части), не позволяла ему наложить на себя руки.

Виктору обычно объявлялось полтора десятка нарядов. Причем, сразу и все внеочередные. И пока он доблестно торчал «на тумбочке» в течение месяца, надорванная психика несчастного офицера более-менее приходила в норму. Однако глубокая моральная травма оставалась с ним навсегда. Можно сказать, что на всю его сознательную жизнь. А возможно, даже преследовала и на законной пенсии после 25-ти безупречных. Являясь ночью в кошмарном сне в виде неказистого паренька с выпученными глазами напуганного ребенка и хаотичным движением парализованного робота, танцующего «брейк-данс» после удара молнии.

Желающих повторно заниматься строевой выправкой с Витей больше не находилось. Начисленные наряды рано или поздно заканчивались. Курсант Копыто занимал законное место в строю учебного отделения, согласно ранжиру:  по весу, по росту, по жиру. И опять начинал сбивать монолитный шаг боевого подразделения на произвольное шарканье кривых ног. Офицеры стыдливо отводили глаза, стараясь не замечать происходящего.

Лицо Виктора заслуживает отдельного описания. При общей худобе Витя имел пухлые розовые щечки и небесно голубые глаза, выпученные, как у лягушки. Лицо Вити было густо усыпано веснушками. Причем, абсолютно независимо от наличия солнца за окном. На голове произрастали соломенные волосы, абсолютно непослушные и не признающие расческу, которые торчали в разные стороны словно у ёршика для чистки унитаза.

Живописный портрет гармонично дополняли мясистые губы, оттопыренные уши, кривой нос, который катастрофически не справлялся с проходящим через него потоком воздуха. Мечта и задача максимум всей роты – уснуть раньше Вити. Иначе храп чудовищной громкости и тональности, сводил к минимуму призрачную надежду на ночной отдых, независимо от степени усталости соседей по казарме.

Ко всем вышеперечисленным «достоинствам», Витя еще отчаянно гундосил и шепелявил, что делало его речь непередаваемо пикантной.

Элементарные и общепринятые словосочетания, озвученные Виктором, приобретали неожиданный смысл. Становились афоризмами и обретали право на новую долгую жизнь.

А самое удивительное и непостижимое, что Виктор искренне считал себя неотразимым красавцем, от которого женское население нашей страны, буквально, млеет и тает. Да что там –  просто сходит с ума, мечтая подарить свою красоту и всю себя без остатка, этому гиганту половой мысли. Легендарный Казанова отдыхает и стыдливо снимает шляпу вместе с париком перед нашим героем-любовником. И что самое парадоксальное, почти так оно и было. Виктор был лучшим знатоком всех женских общежитий в городе… но об этом потом.

Бог Витю любил. Причем, любил постоянно, без перерывов. Прощая ему все прегрешения, вольные и невольные, оберегая сие дите неразумное от недругов в офицерских погонах, от нарядов внеочередных, болезней прилипчивых, женщин разведенных и многодетных и прочая-прочая-прочая…

Виктору сходило с рук так много и столько всего… причем, так часто, что это стало уже каким-то немыслимым наваждением. Но историй и чудес достаточно много, поэтому с вашего позволения, продолжим.

18. Немного о военной моде

На первом курсе в строгом соответствии с установленным порядком, нас незамедлительно переодели в военную форму. Но по универсальному армейскому принципу:  «бери что дают, потом в казарме поменяетесь».

О подгонке формы по размеру курсанта не было и речи. Единственное, что более-менее совпало, это размер сапог. Хотя в данном случае ошибиться было весьма проблематично. Маленькие сапоги не налезали. А из больших ноги сами выпрыгивали. Тяжеленные армейские сапоги оставались стоять на месте, будто приклеенные к земле. А их новоявленный владелец выскальзывал наружу, теряя по пути неумело намотанные портянки. Поэтому сразу же с сапогами под мышкой бежал обратно в каптерку – менять обувь на меньший размер.

Сапоги в Красной армии – произведение искусства, сноса нет! Тут не поспоришь. Изделие явно создавалось с учетом опыта предыдущих поколений. На все случаи жизни и для всех климатических условий сразу.

Подошва просто супер! Износостойкая и негнущаяся, с таким агрессивным протектором, что жестоко позавидует самый продвинутый водила-джиппер, привыкший активно месить грязь в ближайшем карьере. Высокая проходимость курсанта на пересеченной местности была обеспечена. И это впечатляло.

Но вот, все остальное… Грубая кожаная колодка новых сапог была способна легко перемолоть в кровавый фарш даже самые неприхотливые ноги. В первое время страдали все. Включая тех, кто до училища умел идеально мотать портянки. И тех, кто проходил до службы всю жизнь в деревне босиком. Досталось всем.

Разнашивались сапоги мучительно и долго. Через многочисленные мозоли. У некоторых ребят  –  через кровавые.

Вес стандартных армейских сапог просто запредельный. Убить можно. Наверное, на это и рассчитано. Складывалось устойчивое впечатление, что сапоги – это изуверское и секретное оружие, не попадающее под ограничительное действие ни одной международной гуманной конвенции.

Допустим, закончились в ближнем бою у красноармейца все патроны – нет повода для паники. Снимаешь сапог. Берешь его двумя руками за голенище. И айда в рукопашную крушить врага-супостата смертоубийственными ударами наотмашь. Под напором тяжеленного русского сапога далеко ни одна вражеская черепушка «на раз» проломится. Вместе со шлем-каской, к бабке не ходи. Много противника таким нехитрым образом положить можно. Есть, правда, одно «но». До тех пор героически биться будешь, пока собственные руки от усталости не отвалятся. Столь серьезными весами, как стандартный сапог советского солдата, длительное время махаться далеко не каждый военный богатырь сподобится. Простите за лирическое отступление.

Чтобы относительно мягкие резиновые каблуки не стачивались об асфальт и не нарушался сход-развал строевой стойки бойца, а вместе с ним, и его молодцеватая походка, предусмотренная Строевым уставом Вооруженных сил СССР, нам выдали по четыре металлические подковки. И строго приказали немедленно их приколотить.

В результате, вес сапог значительно вырос и первокурсное войско еле передвигалось, тяжело волоча ноги в неподъемных сапогах. При этом шумно шаркая и скребя подковами по асфальту, высекая многочисленные искры.

Обмундирование ХБ (хлопчатобумажное) было новеньким и специфически пахло складом. Без погон и знаков различия, без подворотничков и ни разу не стиранное, оно стояло колом. Все швы на форме были прошитые крепчайшими нитками, не хотели гнуться и создавали эффект ортопедического корсета. Из широченных воротников новеньких гимнастерок  54-го размера потешно торчали длинные тонкие гусиные шейки молоденьких защитников Родины. Галифе были тоже соответственно неимоверных 54-х размеров и смешно топорщились в разные стороны.

Если гимнастерку еще, с грехом пополам, можно было утянуть в одну большую складку за спиной и прижать к телу поясным ремнем, то с галифе такой фокус не проходил. Филейная часть каждого курсанта напоминала внушительные окорока дородных женщин из числа постоянных клиенток магазина «Богатырь». Некоторые ребята могли легко завернуться в свои галифе не менее двух раз.

С кого снимали эти мерки, непонятно?! Не иначе, как с лошади Буденного или с его персонального автомобиля. А самое смешное, что ростовой размер выданной нам формы был исключительно третий.