Вихрем влетела она во двор родного дома. Бросив поводья изумленной дворне, она все также стремглав взлетела на второй этаж и без стука отворила дверь кабинета. Тетя Берта с вязанием в руках вопросительно подняла голову на звук.
– Клео?! Малышка?!…
– Тетя Берта, меня нашли в реке?
Тетя Берта опустила вязание на колени. Клео поняла, что выстрел попал в цель.
Повисла пауза. Потом тетя сказала:
– Это правда. Мой брат был тогда в церкви, когда рыбаки принесли тебя. В тот день священник говорил в проповеди о Моисее, его жизни, а тут ты… Брат усмотрел в этом Божественный знак и взял тебя. В память о месте находки он и назвал тебя Клеопатрой. Он хотел, чтобы ты царствовала на реке, как когда-то Клеопатра царствовала на Ниле....Он постарался стать тебе хорошим отцом, а я – как могла заменяла тебе мать…
– А почему он говорил мне, что в день, когда мне исполнится восемнадцать лет, я должна отправиться в замок?
– Я не знаю. Об этом он мне не говорил… Подожди, подожди… ну куда же ты?!
Клео резко развернулась и вышла. «Я подкидыш!! Я найденыш!!» – стучало в голове. Не обращая внимания на Армана, недоуменно ждавшего во дворе, она молча вскочила в седло.. «Я подкидыш! Я найденыш!!»....
Всю обратную дорогу она продолжала молчать. Арман пытался ее развлечь, но, видя тщетность своих попыток, умолк. Так молча они и вернулись домой.
Несколько дней потом Клео была задумчива и грустна. «Я подкидыш!! Я найденыш!»… Иногда она ловила себя на том, что сидит неподвижно, бросив шитье и уставившись в окно. Тетушка Виолетта сунулась было с расспросами, но Клео молчала. Тетушка мысленно улыбнулась: «Наверное, с Арманом повздорила… Ну что ж, молодость, кровь горячая.... Ну ничего, ничего, отойдет…»
А тем временем матушка Фар`а посетила старого нотариуса.
– Что вы об этом думаете, доктор? – спросила она, когда Джон прочитал письмо.
Старик задумался. «Возвращаются старые дела.... Но кто мог услышать нас на дороге? А может быть, эту тайну услышали в монастыре…»
– Скажите, а кроме вас и мадам Мельпелье был кто-нибудь в келье?
– Никого…
– А в коридоре?
– Я не знаю. Дверь была закрыта.... Вы хотите сказать…
– Да, матушка, увы. В обители есть Уши. И эти Уши с кем-то связаны…
– С кем?
– С тем, кто хочет, чтобы эта тайна оставалось тайной.
– Но кто же это, доктор?
«Молодой барон…» – мелькнуло в голове у Джона. Но он сказал другое, как бы не слыша вопроса:
–. Матушка, я, как и вы, хочу, чтобы зло было наказано. Но, что мы предъявим королевскому суду? Ничего. Мы не знаем, кто приходил к мадам Мельпелье, зачем ему понадобился яд.... Даже вот это письмо – разве оно угрожает вам?…
– Нет, но…
– Вот видите. Судя, по всему, вы стали обладательницей такой тайны, которая способна погубить не только вас, но и весь монастырь. А ведь именно вам вверена забота о его благополучии… Будет ли польза от того, что мы начнем тревожить покойников?
– Так что же делать, доктор?
– Заботиться о процветании монастыря. А тайны… Пусть они остаются тайнами…
С каким бы удовольствием Джон облегчил бы свою душу и покаялся матушке в страшном грехе лжесвидетельства! Четыре года назад он удостоверил фальшивое завещание, по которому все имущество старого барона переходило к тому, кто сейчас сидит там, в замке…
И ведь он знал, что оно фальшивое! Незадолго до того события старый барон смог встретиться с ним без свидетелей и рассказать о том, чего от него требуют. Тогда-то старый хозяин и показал ему настоящее завещание с припиской, в которой было изложено все, что он ему говорил.
Странное это было завещание. Замок, земли и все свои богатства барон завещал той девушке, которая в день своего 18-летия появится в замке. Вместе с нотариусом свою подпись как свидетель поставил и Яков. После чего барон сказал, что спрячет завещание и Яков будет знать место..
А вскоре его снова позвали в замок и он понял, что барон говорил правду. В кабинете кроме него и барона был «наследник». Он вел себя тихо, но в руках держал пистолет… А во дворе расхаживало штук двадцать молодцев, многие – с мушкетами....
Увы, Джон слишком хорошо знал человеческую натуру и не доверял ей. Вот почему он сказал аббатисе:
– И мне, и вам доверяют. И мы знаем много тайн. Огласить их – значит, нанести вред многим людям, которые сегодня исправились…
– Может быть вы и правы, – печально произнесла аббатиса. – Мы знаем слишком много тайн.
Она помолчала.
– Да, сегодня это хорошие люди… Вот у нас есть одна сестра, очень хорошая монахиня. Но я знаю ее тайну. Она покаялась мне в том, что лет двадцать назад, когда она была еще в миру, как-то, придя на реку, увидела там колыбельку с младенцем. И… оттолкнула ее от берега! У нее самой было шестеро голодных ртов, она не смогла бы прокормить седьмого!
Джон вздрогнул. «Младенец в колыбельке?… Река?....»
– А что стало с эти младенцем?
– Господь уберег свое чадо. Я слышала от священника, приходящего в наш монастырь, что колыбель нашли рыбаки. Они принесли ее в церковь, а потом какие-то добрые люди взяли девочку к себе.
– Девочка? Это была девочка?!
– Ну да…
– А этот священник жив?
– Он в добром здравии, хотя память и подводит его…
Нотариус понял, что надо навестить священника…
Ну а вскоре Джон въезжал в Кюмун-де-Сюр и спрашивал у прохожих как ему найти мастерскую мадам Фиорентины. Но прежде этой поездки он написал два письма. Одну короткую записку – для Якова, а второе – гораздо более длинное – королевскому прокурору. Написав последнее, Джон вздохнул и резко выдохнул, словно человек решившийся, наконец, на что-то очень опасное.
– Может быть, мне зачтется это на Страшном суде, – пробормотал он и невесело усмехнулся.
Мастерскую он нашел быстро. Она пользовалась заслуженной славой и многие в городке ее знали. Никто не обратил на него внимания, когда он входил в дом. Его приняли за очередного заказчика.
В первой же комнате он увидел хозяйку.
– Доброго здоровья, достопочтенная госпожа…