Арман вспыхнул:
– Я художник! Мое оружие – кисть! Именно этим оружием я буду воевать с пошлостью и просвещать человечество!
Ах, как ему шел румянец! Клео невольно залюбовалась юношей. И опять теплая волна толкнула сердце…
– Все же я думаю, что нам лучше вместе дойти до города. Вдруг бродяги, увидев вас одного, решат вернуться…
– Вы правы. – Арман вздохнул. – Такие негодяи неисправимы.
Они вместе прошли остаток пути. И, конечно же, не было ничего удивительного в том, что завтра, после воскресной службы они встретились вновь…
А вскоре Клео уже сидела за семейным воскресным обедом и слушала матушку Армана – чернокудрявую и худощавую мадам Берсинье, которая явно одобряла выбор сына…
– Ах, мадемуазель Клео, если бы вы знали, как Арман хочет рисовать…
– Писать, мама… – недовольно прервал Арман.
– Ну да, писать. Хотя мне кажется, что пишут писатели, а художники рисуют… Ну пусть писать, лишь бы ему удалось стать известным художником, который работал бы для самого короля… Вы не представляете, как я рада, что вы познакомились. Арман… у него такое чувство красоты, он мог познакомиться только с красавицей…
Мадам Берсинье ласково погладила Клео по руке.
– Приходи к нам запросто… – сказала она таким теплым голосом, что Клео зажмурила глаза, чтобы не брызнули слезы…
Клео не знала своей матери и никогда не видела ее. Отец на все ее расспросы отвечал, что она – дар Всевышнего… Отец никогда не был женат. Он жил в своем поместье вместе с своей сестрой, которая как могла заменяла Клео мать, именно тетя и научила Клео шить. Но голос крови говорил девушке, что эти люди – не ее родители… А потом отец стал часто жаловаться на сердце и говорить ей о замке и о том, что она должна быть там в день своего восемнадцатилетия…. А еще он учил ее фехтовать и стрелять… А потом отца не стало… А потом дела пошли все хуже и хуже… Тетя каждый вечер сидела за счетами, горестно вздыхая. А потом она объявила, что делать нечего и Клео надо самой зарабатывать себе на жизнь…
– Ну что же ты молчишь? – мадам Берсинье еще раз погладила Клео по руке. Внезапно та бросилась к мадам и обняла ее. Арман смущенно потупил глаза.
– Все будет хорошо, вот увидишь… – мадам Берсинье тоже обняла девушку. Она не стала ни о чем спрашивать, решив, что все придет само собой. «Незавидная жизнь, похоже, у этой девушки, раз так она отзывчива на ласку… Но видно, что она – человек добрый. А это главное в семейной жизни» – подумала мадам Берсинье, вспомнив своего достопочтенного супруга – храброго вояку месье Берсинье. Какие у него были роскошные черные усы! А шпага! В полтора раза длиннее, чем у других! Да, месье Берсинье был солдатом, но сражения не ожесточили его сердце. Он был солдатом, а не бандитом! Он никогда не грабил в покоренных городах, брал лишь бесхозное добро, а половину своего крохотного жалованья, которое и выплачивалось-то кое-как, мог запросто отдать первой встречной бедной женщине с ребенком на руках… Потом он был начальником городской стражи, но недолго. Слишком часто у него «сбегали» из долговой тюрьмы бедняки… И никогда он не ударил жену, он даже голос повысил-то всего раза два или три....Она всегда хотела дочку, но родился Арман. Больше у них детей не было. Ну что ж, спасибо Богу и за это. Но мечта о дочке не оставляла ее…
– Мама, мама, суп остынет! А потом Клео обещала мне попозировать для своего портрета…
– Ах, да. Что-то я совсем задумалась. Извините меня, дети. Конечно, давайте поскорее есть суп, пока он горячий. Или вам некогда? Ну тогда бегите…
Стоит ли говорить, что портрет Клео так и остался незаконченным.
Глава 6
Поиски и письмо
Ох, не зря старому Джону чудился шорох за дверью и тень в коридоре. Потому что едва он покинул замок, как в обеденную залу к барону постучался конюх Али.
– Хозяин, я слышал что-то важное… – Али рассказал барону о разговоре между Яковом и Джоном.
Барон замер с поросенком в зубах. Потом он выплюнул мясо и смачно выругался.
– Старый пень! Я так и знал, что дело нечисто! Тот-то эта чернильница так старалась меня убедить, что других наследников нет! И эта развалина, Яков туда же! Верен покойнику? Ну так и отправляйся вслед за ним! Повешу!
– О, господин, зачем вешать? Зачем затыкать язык? Мертвый ничего не скажет.
Барон хмыкнул:
– Твоя правда. Тогда тащи его сюда. Нет, лучше в кабинет, там пистолеты есть…
Али поклонился:
– О, господин, позволь твоему недостойному рабу дать тебе совет. Если этот человек ничего не сказал даже своему другу, то он ничего не скажет и тебе. Я думаю, что он не боится смерти. Ведь тогда его тайна умрет вместе с ним.
Барон нервно забарабанил пальцами по столу:
– И что?
– Надо сделать по-другому, господин. Я прослежу за его другом и тогда они, сами того не ведая, откроют нам свою тайну.
Барон оценивающе посмотрел на Али. «А это араб соображает…»
– Ладно, будь по-твоему.
Вот почему на следующий день по северной дороге двигались два путника – Джон и Али. Только Джон ехал по дороге на ослике, а Али скрывался в придорожных кустах…
Так они добрались до поместья Бельвилль. Али увидел, что Джон подъехал прямо к парадному крыльцу. Слуги приняли ослика, а нотариус прошел в дом. Али заметался. Вернуться и сообщить господину, что человек приехал в это поместье? Так это значит, ничего не сообщить! Надо выяснить, зачем этот старик приехал сюда!
Али кинулся вокруг господского дома. Ему повезло, он неувиденным проскочил между курятниками и овчарней и оказался – О, Аллах! – прямо перед большим окном. Али прилип к стене, потом осторожно заглянул в окно. Он увидел, что старик разговаривает с какой-то хорошо одетой женщиной, видимо, самой госпожой. Но о чем они разговаривают? Проклятое окно! Оно закрыто!
Вскоре старик встал и, поцеловав руку госпожи, вышел. Конюх сжал кулаки от досады. Он так ничего и не узнал! Но, может быть, стоит дальше последить за стариком, вдруг он все-таки откроет тайну?
А нотариус вышел на крыльцо в расстроенных чувствах. Разговор с хозяйкой поместья ничего не дал…
Мадам Летелье отлично помнила старого барона.
– О да, это был мужчина! – мадам мечтательно подняла глаза. – Как можно было перед ним устоять такой слабой женщине, как я… Моя бедная девочка! Как она была так на него похожа!… А как он любил ее! Он даже говорил, что отдаст ей все свои сокровища…
– Девочка?
– Да, наш плод нашей любви.... Но я… я … я ее потеряла! Этот проклятый мост отнял ее у меня! …
Повисло молчание. Джон осторожно кашлянул:
– Мадам, простите мое любопытство, но как это могло случиться?
– Лошади понесли. Кучер пытался их остановить, но упал с козел. А я… я держала на руках колыбельку с моей красавицей и молила Бога, чтобы он остановил лошадей. Но Бог не услышал мои молитвы. Лошади неслись. Впереди был мост. Мы оказались на нем и коляска резко наклонилась!! Потом мне сказали, что отлетело колесо. И мы вместе с ребенком оказались в реке! А дальше… дальше я ничего не помню. Очнулась я уже на берегу. Одна! Колыбельки с моей девочкой нигде не было! Эта проклятая река и этот проклятый мост отняли ее у меня! Простите, мне так тяжело об это вспоминать… Ведь как раз вчера ей должно было исполниться восемнадцать…
Джон вздохнул:
– Я понимаю вас, мадам. Но кто знает, может быть ей сейчас лучше? Разве вы можем постичь всю глубину Промысла Божия?
Мадам устало махнула рукой:
– Я убеждала себя в этом, но… Сердце говорит мне, что она жива, но … Как бы я хотела увидеть ее вновь…