Мир сошёл с ума. Опять?! – 1

Хотя если посмотреть на это заявление Победоносцева через призму политграмотности, то тогда многое становится ясно из того, что он добивается. Он хочет усугубить раскол между месье де Молем и сэром Чемберленом, таким математическим способом намекая каждому из них, что кого-то из них он не считает за полноценного игрока на выстроенной между ними шахматной партии. А вот кого, то это вы господа между собой разберитесь, здесь я вам даю полную свободу.

И что особенно отвратительно, так это то, что господа месье де Моль и сэр Чемберлен подловились на эту уловку Победоносцева, где он так ловко стравил их между собой, и они давай друг против друга настраиваться, не сильно доверяя своему партнёру по коалиции, который в момент спрыгнет с общего поезда, замаячь перед ним лучшее и более выгодное предложение. И что самое пакостное из сейчас происходящего в умах господ послов, так это их полная неспособность противостоять задуманному Победоносцеву, и они уже начали обесценивающе смотреть косо друг на друга.

Но как ожидалось, то Победоносцев оказался ещё хитроумней и подлее, чем о нём составили впечатление господа послы, заявляя новую загадку для ума послов. – Хотя я понимаю. – Многозначительно так говорит Победоносцев. – Не всякая птица долетит до середины Днепра. – И вот как понимать, что всё это значит?! Совершенно и никак не знают господа послы, окончательно разуверившиеся в здравомыслие человечества, особенно в тех его представителях, кто берёт на себя право его представлять. А между тем уже на входе в здание посольства и затем на пути к этому кабинету столько было явственных знаков и знамений предупреждения о том, что эта их прогулка для них будет крайне нелёгкой. И сэр Чемберлен в первую очередь, на чьи дедуктивные и аутистические способности человека дождя (он всегда и в любую погоду носит с собой зонт и аутистические способности) и рассчитывал Победоносцев, расставляя по ходу его движения в этот кабинет эти логические ловушки и головоломки, из-за своей самонадеянности и чуточку снобизма не посчитал нужным насторожиться.

И как оказывается зря. И вот сейчас сэру Чемберлену начинает экстренно вспоминаться все те знаковые вещи, с помощью которых Победоносцев подводил его к той проблемной задаче, к решению которой они так и не могут прийти. И сэру Чемберлену вдруг в глаза бросается как бы забытая книга на столике в коридоре. Чей посыл в её названии «Тарас Бульба» был сразу расшифрован сэром Чемберленом, – эту книгу только мы читаем, а вы можете только со стороны внешнего контура, обложки, в неё вчитываться, – то вот на каком читательском моменте был поставлен акцент в виде закладки в этой книге, то тут требовался расчёт и расшифровка его аутистического ума.

И хотя осознание сэром Чемберленом того, что Победоносцев именно его считает игроком, а не пешкой в вопросах противостояния, что итак для сэра Чемберлена было очевидно, наполняет его важностью и осознанием собственной значительности, всё же ему не хотелось быть замеченным в своей прямой вовлечённости в конфликт с Победоносцевым, который как раз к этому и подводит через эту книгу.

И когда сэр Чемберлен уже у себя дома открыл срочно ему доставленную точно такую же книгу и прочитал на том самом месте, где была заложена закладка, то он ещё сильней ощутил себя на перепутье своего сознания, не зная как реагировать на вброшенную Победоносцевым информацию о том, что некие игроки на политическом поле той реальности, которая приводится в качестве примера в этой книге, ляхи, указываются как крайне ненадёжные партнёры, для кого тебя обмануть первое правило ведения политической игры. И хотя сэр Чемберлен никогда и ни за что не испытывал даже мысли в сторону доверия даже самому близкому по целям союзнику, он отчего-то расстроился сильно, когда для него таким способом открылась изнанка дипломатии со своими принципами и правилами.

И сэр Чемберлен даже не стал осторожничать, хоть для этого и были основания: он находился один на один с собой в своём кабинете, эмоционально отреагировав на это открытие: «Неужели и с этой стороны нас ждёт раскол?!». В общем, Победоносцев сумел добиться своей коварной цели, посеять зёрна сомнения в сэре Чемберлене.

А между тем все эти мысли о собственном мало внятном положении, в состоянии растерянности перед напористостью мысли Победоносцева, приводят господ послов к неожиданному для себя открытию. Они вдруг обнаруживают едва заметный торчащий из уха Победоносцева проводок от точно микро-наушника. И их при виде этого открытия в Победоносцеве в одно мгновение озаряет откровением, наконец-то, всё расставляющее по своим местам. И это откровение всё практически меняет в прежних раскладах и в сложившейся сейчас ситуации.

– Так Победоносцев тоже несамостоятелен, и он ведом! – Ахнули одновременно про себя от этого открытия сер Чемберлен и месье де Моль, в тоже мгновение уравновесив себя и вернув к себе прежнее уважение, которое было на некоторое время оспорено Победоносцевым. Но теперь, как только ими выяснилось, что им в его лице противостоит целое аналитическое бюро и значит, против них сейчас работала ни одна мысль Победоносцева, а для него составлялись целые программные ответы, они вновь почувствовали себя не в одном ряду со среднестатистическим человеком, способными заглядывать не только в незримые приметы настоящего, но и в будущее.

И лучше бы они на этом остановились, не увлекаясь дальнейшим развитием ситуации со своей прозорливостью, и тогда бы они вновь не уткнулись в тупиковое восприятие реальности. Но что поделать, таков уж человек, и он никогда не может остановится на одной данности, ища для себя добавки. И только господа послы обрели для себя уверенность и усмехнулись наивности Победоносцева, чья техническая оснащённость слаба и выдаёт его на раз, как они, глядя на этот наушник в его ухе, надо же было такому случиться, взяли и себя соединили по этому наушнику с абонентом Победоносцева, кто сидел на той стороне переговоров с ними.

А так как господа послы не знают слова достаточно и хватит, и их так и распирает от собственной важности, то они посчитали только одного человека быть достойным для ведения с собой переговоров вот таким путём использования технических средств. И этим человеком был сам … У сэра Чемберлена и месье де Моля прямо челюсти отпали и у них спёрло дыхание от тех высот своих мыслей, в которые они их занесли и вывели на самого… на того, о ком даже не заикаются в своём блеянье, а о нём нужно говорить чётко по спрашиваемой теме и с уважением. А это всё значит, что они сейчас находятся на прямой связи с…И опять пробел в дыхании и в умственной взаимосвязи господ послов, не сводящих своего застопоренного взгляда с уха Победоносцева. Откуда сейчас поступит сигнал мягким, но требовательным голосом: «Я думаю, хватит с ними тут нянчиться. Пора им уж давно надавать лещей. А ну-ка подбрось-ка дровишек в костёр их противоречий», и они даже не успеют сообразить, что это ещё за лещи такие и о каком костре идёт речь, как Победоносцев уже начал свою атаку на их разум.

– Так какие у вас ко мне предложения? – так и тянет за язык откровений сэра Чемберлена Победоносцев, напрямую обращаясь именно к нему.

А у сэра Чемберлена, ни смотря на наушник Победоносцева, язык не онемеет от уважения к незримому участнику этой встречи (и это не только те люди, кого он представляет и кого не представляет тоже), и он с видом человека отвечающего за возложенные на него полномочия и уважения ко всему тому, что он представляет не одним самим собой, озвучивает то, что было бы принято во внимание стороной Победоносцева и послужило бы первым гвоздем…нет, не так открыто, а первым посылом для налаживания взаимо не исключающих факторов отношений.

– Наше предложение следующее. – Говорит с долей пафоса сэр Чемберлен с высоты оказанного его правительством доверия. – Мы предлагаем обнулить все наши прежние договорённости и вернуться на границы… – Памяти! – этим вмешательством Победоносцева всё в сэре Чемберлене перебивается, и он с месье де Молем теперь сидит в полнейшем замешательстве и непонимании того, что всё это и главное сказанное Победоносцевым значит.

О чём сэр Чемберлен так и спрашивает: Что это всё значит?

– Если обнулять, то до самых начал. – Даёт ответ Победоносцев. – Предлагаем вернуться к самым истокам истории начал. И начнём мы всё это с возвращения исторического названия и значит памяти, Эллады. – И как видно по пронизывающим самую суть господ послов глазам Победоносцева, то это его предложение согласовано с самым верхом.

– И что всё это значит и как это всё понимать?! – на грани эмоциональной невоздержанности и чуточку истерики, начали задаваться этим уже набившим оскомину вопросом сэру Чемберлену и затем самим себе все сотрудники мозгового и аналитического центра, раз сэр Чемберлен и все остальные, к кому обращались с этим вопросом, ничего вразумительного ответить не могут, только пожимая плечами. А откуда они могут знать ответ на этот вопрос, не зная хода мыслей Победоносцева, внёсшего такую загадку для ума их аналитического центра. И теперь, чтобы продолжать и иметь право так называться, они должны дать ответ на эту загадку. Для чего, собственно, и было экстренно созвано заседание ситуативного штаба, решающего самые назревшие незамедлительно задачи.

– Мы то только расслабились, считая небезосновательно, что пришло наше время осваивать этот мир. Но как сейчас выясняется, то это мы стали мишенью по осваиванию нашего разума. – С не пробивной уверенностью во всё, что он скажет, начал с такого не обсуждаемого предисловия заседание ситуативного штаба центральное лицо по важности и должности, советник и глава по совокупности мнений палаты представительств, с свою бытность мистер, а сейчас лицо не зацикленное на одной своей принадлежности к любому подклассу, и лишь по факту необходимости для счастья народа остановившийся на одной своей инклюзивной интерпретации инвертации – президент мира самой просвещённой его части (а другого и большего нам и не надо), человек общего со всеми гражданства космополитизма, Джорж(етта) Камертон.

Глава 3

Положение третье: Непринятие и поиски

Семья самого обычного отщепенца и вырожденца по одну только сторону определения, а также плюс и минус одновременно, беженца по политической мотивации и преследованию, – достала меня уже эта вся политика, везде меня преследует, куда бы я не посмотрел и не пошёл, – а так-то ещё более обычного патриархального в себе жизнеутверждения, чем все вы вместе и скопом о такого рода единоначалии людей думаете и всегда им завидуете чёрной завистью (не спроста здесь используется вот такая тавтология), Терентия Игнатьевича Морозова, как это вписано в метрике и не только в регистрационных учреждениях, – а это указывает на самостоятельность мысли и на патриархальные замашки Морозова, – кто и дальше собирался почивать на награбленном у трудового народа, неожиданно и как-то вдруг столкнулась с такими, как оказывается труднопредсказуемыми веяниями времени, когда и до тебя есть дело у следственных органов и что главное, у запросов общества к твоей точки зрения на любовь к отчизне и родине.

А Терентий Морозов, хоть и человек с великодержавными устоями в своей голове и со своей житейской принципиальностью, зиждущейся на вот такой-то народной ментальности и приметливости, тем не менее, – и всему этому вопреки его бизнес планы и тем более уже осуществляемые проекты, имеющие транснациональную природу движения капиталов, – был поставлен перед сложным выбором – с кем быть? Со своими капиталами или на босу ногу хвосты коровам крутить.

Ну а так как Терентий Морозов, как и любой человек, человек привычки и он шибко привык пользоваться своими капиталами и за их счёт жить, то что тут поделаешь и его выбор был в общем предопределён. И он через какое-то время и какие есть предвиденные потери оказался на так называемой чужбине, где как оказалось совсем не так, как он себе не только представлял, а он всё это видел, с большим постоянством сюда пребывая для деловых переговоров и отдыха от этих переговоров. И с первым, с чем столкнулся Терентий Морозов, бизнесмен и предприниматель, так это с изменением политики ведения с собой этих самых деловых переговоров. Его бывшие партнёры, те ещё акулы бизнеса и подлости, сразу определили его слабость позиций, – не на что и главное не на кого теперь Терентию опереться, а на деловые качества, вот только нас этим не смешите, – как, впрочем, о них и думал Терентий, и на их месте так же бы поступил, начали его зажимать там, где только можно и не можно тоже.

И Терентий Морозов в один из жизненных моментов так для себя странно оказался буквально в безвыходном положении, поджимаемый со всех сторон не только своими деловыми очень партнёрами, которые, как только сейчас им выяснилось, не такие дураки как он, чтобы отказываться от того, что им даёт своё подданство и гражданство, и государственными структуры которые-то по наущению всё тех же его деловых партнёров и решили опять же вдруг и очень для него неожиданно, проверить все его источники такого большого благосостояния.

– Вы уж извините нас, Терентий Игнатьевич Морозов, за нашу настойчивость и придирчивость в деле выполнения нашего общественного долга, но с сегодняшнего часа и времени, мы вам нисколько не доверяем и не верим. И чтобы значит, вы не воспользовались по своему усмотрению нашим гостеприимством и доверием, мы накладываем арест на все ваши активы. – Какая-то прямо серая мышь в дешёвом казённом картузе или костюме, какая уже разница для разъярённого Терентия, вот такое прямо ему в лицо заявляет на пороге его же пока что особняка эта паскуда клерк. И эту падлюку от благородного гнева и ярости Терентия одно только спасает, его окружение из лиц полицейского, с этого момента произвола, а не порядка, как это всегда считал и облагораживал намерения этих служб правопорядка Терентий. Отчего Терентий прямо на своих глазах перерождается из западника-идеалиста в чуть ли не оппортуниста и анархиста, если его ещё с одними шишами и пустотой в карманах сейчас оставят.

Но видимо в том учреждении, которое берёт под свою опеку и под контроль вот таких, как Терентий лиц, перемещённых по своему незнанию местных законов и ценностей, и плюс и минус опять одновременно, по своему идеализированию чуждого для себя мира, в котором отчего-то всё должно быть не так, как у себя дома, и раз это царство-королевство находится за тридевять земель, то там всё обустроено как в сказке и единственное чего там нет, так кисельных рек и пряничных берегов, отлично понимают, к чему могут привести вот такие заблуждения людей, заблудших до сюда, и они всё же оставляют хоть что-то для худо-бедного существования этих людей. Чтобы они не дошли уже до другой ручки – не до посольской, а до ручки дверей какого-нибудь анархического сообщества людей в край недовольных своим положением в этом, как оказывается, пагубном для их свободы выражения обществе и государственном мироустройстве.

– Для поддержания ваших штанов мы оставляем на ваше содержание вот такую-то сумму. – Уже перефразируя в свою сторону слова этого серого чиновника, сквозь зубы воспринял Терентий эту несправедливость для своей будущей жизни. А попробуй он возмутиться всем этим произволом, – вы что это мне предлагаете, самому за собой и за своим особняком следить, да этого пособия, которое вы мне оставили на содержание, только на самую скоромную пищу и хватит, – так эти гады и последнего его лишат.

– А вот если бы ты, Терентий, придерживался скромной жизни и держался в тени, не выпячивая перед всеми свою несдешность, – что опять за выражение скоромность, – то тебя бы никто не вспомнил. – И как это всегда в такие сложные и трагические минуты происходит, под руку несообразительности Терентия лезет его супруга, Марфа Андреевна, та ещё паскуда и дура. И не успевает Терентий дальше сообразить в сторону своей защиты от таких её нападок, кинув в неё что-нибудь по тяжелее, на крайний случай ботинок, как она уже завелась и начала ему указывать на те недопустимые по местному благоразумию поступки, которые себе решил позволять Терентий под лозунгом того, что в мире полной свободы будет недопустимо и даже как-то противоречиво не пользоваться тем, что у тебя есть. А если у меня есть большие капиталы, то будет логично, что я буду жить напоказ и пускать ими пыль в глаза не столь как я всё от жизни берущим людям.

А Марфа Андреевна тем временем продолжает гнобить интеллектуальную конституцию Терентия, чёрт её побери, неопровержимыми доказательствами его такого сложного с моральной точки зрения поведения, которое могло и способствовать вот такому решению о заморозке всех его активов – за беспрецедентное бесчестие венценосных особ. – И вот кто тебя, Терентий, тянул за слова вначале, а затем на поступки в сторону прямого понимания выражения пустить пыль в глаза и прямо в лицо члена королевской семьи, которого ты приписал к семейству петухов Гамбургских. – Что немыслимая обида для дома Йокшира, имеющих уже несколько столетий враждебные отношения с этим Гамбургским семейством. – И откуда не спрашивается Терентием всё это знает Марфа Андреевна, сельская дура и когда-то доярка.

– А что, собственно, не так я сделал? – ещё пытается оправдаться Терентий, до чего же сволочной и склочный человек, никогда не признающийся в своих ошибках. И при этом вот такую свою позицию самого упрямого и несговорчивого человека, обосновывающего крайне обескураживающим Марфу Андреевну аргументом. – Да, всё так. И я никогда, ни тебе, никому-то другому не признаюсь, что ты моя главная в жизни ошибка. – И вот как жить с таким провокационным человеком, как Терентий Марфе Андреевне, прямо теряющейся вся в себе от таких его, до чего же головокружительных для неё признаний. Подлец и негодяй этот Терентий, так умеющий манипулировать человеческим сознанием.

Но вернёмся к тому житейскому с точки зрения Терентия факту, который привёл его в такое бедственное положение, причиной которого стало введение в заблуждение Терентия всеми этими мифами о свободе слова и своего волеизъявления в этих благословенных свободой человеческого сознания, а не бога, странах.

– Что сделал?! – переспрашивая Терентия, в край удивлена вот такой неприкрытой наглостью Терентия Марфа Андреевна, благодаря которой все они теперь должны испытывать трудности перевода и что главное, акклиматизации к местным условиям теперь уж точно, что существования. И как внутренним женским умом, интуицией, понимает Марфа Андреевна, то теперь ей придётся работать не успешной хозяйкой бизнесмена Терентия Морозова, а ей в натуре придётся пойти работать, и поди что точно не по своей прежней специальности и желанию. – И кем же? – этим вопросом Марфа Андреевна задалась немного раньше. И тем же раньше не смогла на него сразу ответить, с большим трудом пытаясь припомнить на каких основах строится благосостояние местного контингента жителей.

– Что чаще от всего от них слышится, так это о борьбе за свои права и за права человека иметь все права. Значит, самая востребованная вакансия, это вакансия правозащитника. Что ж, мне это подойдёт. Только надо немного местное наречие подучить. – Мысленно посмотрев на себя стороны и убедившись в своей привлекательности, растущей прямо на дрожжах в сравнении с тем, что здесь из себя представляет вся эта пренебрежительная ко всем холодность в скудных на эмоции лицах представительницах местного жизненного потенциала, Марфа Андреевна наметила для себя будущую стезю по своему совершенствованию.

– И в первую очередь нужно будет что-то в себе изменить согласно местным взглядам на креативность и прогресс. И начинать нужно с самых основ, с имени. – Достаточно здраво и логично рассудила Марфа Андреевна, только с позиции силы мужского шовинизма доморощенная дура и толку от тебя нет никакого. – Теперь то становится понятно, почему все местные гражданские лица (служебным это по их чину полагается) начинают так кисло выглядеть, когда я им представляюсь, они начинают пытаться выговорить пока что про себя моё, такое для них сложносоставное имя, да ещё и с не выясненным пока что предикатом моей личности, отчеством. Для них совершенно неясной составляющей, а если значение этого отчества для них выяснится, то они поди что посчитают, что это отчество есть дань и проявление протекционизма допотопного авторитаризма, который, что тут уж поделаешь, по всем нам когда-то прошёлся, и что было делать, когда вопрос выживаемости человечества так категорично перед ним стоял и человек был вынужден объединяться в общинный уклад жизни.

Ну а сейчас человек, благодаря технологическому прогрессу и развитию, который из себя представляет эволюция, как гвоздевой фактор в крышку гроба теологической версии возникновения и затем развития мира, – ага, конечно, кому-то там в голову стукнуло откровением и знамением одновременно (Сёма! Да проснись ты, наконец, я бог твой!), и он повёл человечество к лучшему будущему, – достиг того самого уровня, когда он может совершенно открыто заявить о своей независимости существования от природного фактора, который только на первом этапе становления человечества, на уровне рефлексов, как-то ему способствовал в своём развитие.

А вот сейчас этот природный фактор стал тем фактором, который тормозит дальнейшее развитие в своём совершенствовании человека. Где человек для себя понял свои природные пределы, и чтобы за них перейти, нужно нечто другое. И это другое находится в возможности трансформации человеческого сознания. – И вот спрашивается, откуда взялись все эти, до чего несвойственные интеллекту домохозяйки мысли. И ответ на этот вопрос видится в той стрессовой ситуации, в которой оказалась семья Терентия Морозова, и в первую очередь Марфа Андреевна, очень верно и дальновидно думающая о том, что всё что им здесь, на чужбине, предстоит перенести, в первую очередь ляжет на её плечи.

А на Терентия нет большой надежды, он как обычно психанёт и только ещё сильней усугубит и так не гладко складывающуюся ситуацию. Что так и вышло, как она это сейчас воочию видит. Вот и приходится Марфе Андреевне вот так оперативно реагировать на все эти кардинальные изменения в своей жизни, подчёркивая самые основы своей новой среды обитания и ореола существования не шибко знакомых для себя представителей социума и человечества.

– Буду зваться Марией Антуанеттой. – В Марфе Андреевне от такого трансформирования своего имени под требования новой реальности и её выговора через алфавит другого построения умственной сознательности и построения гласных и несогласных вечно с тобой звуков, произошло лёгкое головокружение, которому не дало развиться нахождение рядом с ней Терентия, кто вечно её тормозил в своём развитии и не давал полностью раскрыться, даже будучи наедине. И Марфа Андреевна пока что, сразу же негативно среагировала на Терентия, представляющего вся для неё всё запоздалое и не современное. – А вас Терентий как не переименовывай, вы всё равно останетесь для людей какой-то особой фикцией, которую всё равно никак нем поймёшь и с ней приходиться считаться. – С вот такой язвительностью с реагировала Марфа Андреевна на своего между прочим супруга, Терентия.

Впрочем, при наличии стольких лет брака и общего сожительства, за время которого была нажита не только особая снисходительность друг к другу, – что с неё возьмёшь, если она дура, а что от этого дурака ещё можно ожидать, – где каждый из них принимал друг друга таким какой он дурак есть, и ничего сверх того, что ожидалось, не требовал от своего супруга, но и не малое количество детей, если считать в относительных цифрах к уровню местной депопуляции населения, такое её только отчасти язвительное и прискорбное отношение к Терентию, называлось брюзжанием, ни на что особенно не влияющим.

– Хотя… – Марфа Андреевна вдруг передумала насчёт своего прежнего решения, натолкнувшись в лице приосанившегося в альтернативную сторону Терентия на желание его уколоть и тем самым хоть как-то взбодрить. – Моё имя ещё куда ни шло, хотя возможно причиной такого его более менее восприятия, является необходимость не препятствовать выражению моей женской сути, что в местных реалиях есть тотем благоразумия, а вот когда у наших новых знакомых из местных возникает необходимость выговорить имя Терентия, да ещё и в составе всего остального, что относится к его полному имени, – хотя можно было и не утруждать так себя, Терентия и без его отчества здесь никто не перепутал бы, – то они как будто лимон кусают, так их физиономии окисляются.

А что, если Терентию обозваться на пример какого-нибудь древнего философа, а лучше арифметика. Например, Теоремом. Хм. А что, Терентию по всем параметрам подходит. Теорем созвучно его природному и наследственному имени, плюс оно заставляет задуматься над загадкой своего значения, – какое доказательство в имени твоём, – и вызывает уважение таким своим оригинальным звучанием. А Терентий ничего так не любит, как доказывать что-то. Особенно свою правоту. И это имя как нельзя лучше ему подойдёт, с отеческой приставкой – Спиционович.

И вот откуда ноги растут в этой отеческой приставке, то этот вопрос так и остался невыясненным, а всё по причине неугомонного и нетерпеливого характера Терентия, требующего от Марфы Андреевны немедленного подтверждения своих гадких в его сторону инсинуаций и само собой доказательств того, что поможет сохранить их отношения на прежнем, доверительном уровне. В общем, живо говори дура, что там такого я натворил, что это вынудило обратить в мою сторону пристальное внимание фискальных служб, которые без судебных разбирательств в один момент меня отморозили, заморозив все мои счета.

– Значит, хочешь знать? – Марфа Андреевна, отлично зная противоречивый характер своего мужа Терентия, прежде чем выносить ему мозг своими бабскими рассуждениями, сделала вот такое уточнение в его сторону насчёт того, кто всё-таки первый был инициатором всего этого разговора. И хотя это всё со стороны Марфы Андреевны провокация и принуждение Терентия к тому, чего он не хотел делать, Терентий вынужден согласиться. – Это не я, это те гады хотят знать. – Говорит Терентий, кивая в сторону отъезжающего служебного автомобиля.

– Ну тогда всё по порядку. – Говорит Марфа Андреевна, и как это с ней обычно бывает, начинает сама себе противоречить, сбиваясь по ходу своего рассказа на всякий непорядок поведения Терентия и умозаключения его мировоззрения на местные устои жизни и его такой уклад, что Терентий не сразу врубится, что тут к чему. И что самое непрезентативное для местного сообщества, так это то, что эти падлы, всё в дорогих костюмах и сюртуках, а некоторые даже в мундирах, не делают совершенно никакую скидку на незнание Терентием местных языков и наречий.

И по одному только этому факту и трудности перевода Терентий просто обязан впасть в ошибку, в неловкость и ещё какую-нибудь сумятицу. А если учесть то в Терентии, что не учесть ни у кого не получится, его живость характера, то он ко всему этому ожидаемому должен вляпаться в какую-нибудь дурную историю. И притом очень громко и публично. Что, собственно, с ним и случилось, и о чём у него короткая память потому, что всего в своей жизни не упомнишь, тем более из того, что для тебя есть в порядке вещей.

– А начнём мы с того, как очень резко обошли на одном из поворотов этих тормозов и дегенератов по твоему собственному, громкому выражению в открытое окно нашего автомобиля в сторону обгоняемого автомобиля и лиц в нём так ошарашено и неполноценно после такого твоего к ним обращения находящихся. – С холодным красноречием и точностью начала Марфа Андреевна озвучивать факты того памятного дня, который стал предшественником и получается, что причиной всего сегодня произошедшего. И хотя Марфа Андреевна и не думала шутить и иронизировать, Терентию всё из ею сказанного кажется смешным и забавным.

И Марфа Андреевна еле сдерживается от того, чтобы и самой не рассмеяться при воспоминании упомянутого ею же момента с обгоном, как вскоре выяснится, венценосных особ – достопочтенного принца Флоризеля…Да что ж такое?! Опять Терентий всю серьёзность перебил в Марфе Андреевне, теперь точно не могущей вспомнить имя того чопорного и до самого предела самодовольного типа в этом люксовом экипаже. И ей приходится в своей умственной деятельности напрячься, чтобы во всей этой геральдической хрени разобраться. И первое, что ей сейчас приходит на ум, так это то, что в этом мире победы демократии как-то многое провоцирует думать иначе, когда видишь всех этих принцев и принцесс, информационного прохода тебе тут не дающих, на каждом твоём шагу тебя преследующих своей благословенной жизнью всю в ништяках.

И вот это чопорное в себе представительство, да ещё такое всё на амбициях своего пренебрежения ко всему этому тухлому миру и его представительству на аж двух ногах, вдруг и до крайнего предела огорчения и физиологического замешательства типа удивления, как привычно для себя так себя выражать этому прынцу, сталкивается чёрт знает с кем имеешь дело, то есть с Терентием. Кто не будет себя стеснятся и своих поступков, тем более таких, которые его превозносят в запредельную степень. И Терентий, как только заметил прибытие на террасу того самого автомобиля, на котором ехал тот недовольный чем-то тип, то сразу же решил справиться о его самочувствие, которое по всем внешним признакам и параметрам не выказывало здоровье, как минимум духа.

И только двери этого люксового автомобиля были открыты специальным человеком, как Терентий, сразу догадавшись, что тот чопорный тип чем-то болен, раз сам не может дверь открыть, уже тут как тут и готов побеспокоиться о самочувствии этого серьёзно болезненного типа. О чём он так его и спрашивает через голову швейцара. – А чего рожа такая кислая и сам весь жёлтый? Никак с похмела пребываешь?

И уж трудно сказать, что вогнало в ступор и буквальное онеменение этого типа, как после уже выяснилось, Йокширского принца Феодосия второго – то ли появление перед ним того самого человека, кто ему посылал угрожающие сигналы в окно автомобиля, то ли лингвистическая стена непонимания между ними, или всё-таки у них так не было принято нарушать границы личностного комфорта, но так или иначе, Терентий был им не понят на всех уровнях взаимоотношений между людьми. И Терентий был этим Феодосием да ещё не первым, не уразумлён с первого раза. И пришлось Терентию пока что откланяться, как он представляет это движение, плюнув сгоряча себе под ноги и покинув в край удручённого и успевшего сиюминутно покаяться от испуга за все свои преступления Феодосия. Что-то сразу передумавшего принимать участие на этом благотворительном вечере, посвящённого спасению той части млекопитающего мира, который представляют дельфины.