Но Терентий не бросился за этим странным на своё поведение типом, а он, вдруг заметив некий предмет, находящийся в тёмном пакете, оставленный незнакомцем на стуле, решил сейчас же сменить своё место сидения, и сесть на этот освободившийся стул.
– Хм. Очень всё это интересно. – Пробормотал себе под нос Терентий, нащупывая рукой то, что находилось в этом пакете.
Глава 4
Выход на сцену капитана третьего ранга Копейкина и сразу вопрос не в бровь, а в глаз: Кто есть на самом деле капитан третьего ранга Копейкин?
– Что у нас тут есть? – постукивая пальцами руки по дубовому столу в предвкушении чего-то столь необычного и впечатляющего, что нет сил в себе сдержать это нетерпение, задаётся этим вопросом человек очень неприметливой наружности, которой должны обладать и обязаны в себе нести люди за вот такими монументальными столами, определяющими крайне высокую важность и представительство этого занятливейшего и занятого человека, кому только было суждено по волею судьбы и обстоятельств занять это высоко определяющее его место.
Ну а тот человек, к кому относятся эти слова неприметливого на выражение своей личности человека, как уже от него ожидается, уже предвосхищает все движения души и слов этого предметного человека, занимающего столь ответственный пост в одном из важнейших департаментов права государства, отвечающего за некоторые внешние и больше внутренние сношения между специальными службами государств. Пытаясь, и часто небезуспешно, доказать своим конкурентам на этом поле деятельности то, что они и сами лыком шиты, и могут то, что никому даже в голову прийти не может такое. В общем и в частности, а в данном случае в сторону значения этого подручного человека, то он с предпосылками на учтивость и готовность быть во всём предупредительным на своём лице, протягивает вперёд кожаную папку, как бы демонстрируя спрашивающему человеку, что всё тот просит, находится в этой папке, и раз там желают сразу знать некоторые ответы на свои вопросы, то вот они.
– Капитан третьего ранга, Копейкин. – С придыханием тайны и загадки озвучивает это имя человек с папкой, по совокупности своего интеллекта и нахождения здесь, как нужного человека, как есть кавалер нескольких рыцарских крестов, плюс очень удобный человек для всякого начальника (нет в нём той самой фантазии, которая временами посещает людей вольнодумных и амбициозных, смотрящих на своего прямого начальника сверху вниз), инспектор первой группы допуска и шифрования, некст регулятор коммуникационного движения, капитан второго уровня специальной деятельности командного состава, Хью Грант.
– Звучит многообещающе и даже в чём-то ободряюще. – Вот так реагирует на эту информацию человек за дубовым столом, ревизор системы, вне ранговый определяющий движения Хаоса, генерал Энд Клоп.
– Это все говорят при первом с ним знакомстве. – Как-то нехорошо сморщился во лбу Гранд, видимо уже имевший, как минимум, одну значительную встречу с этим приведённым, как факт лицом, капитаном Копейкиным, которая и наложила на него печать пессимизма в сторону этого лица.
– А у вас, как вижу, есть особое мнение. – Демонстрирует проницательность Энд Клоп.
– Кто из нас без своего субъективизма к чужой судьбе. – Многозначительно говорит Гранд.
– Вы как всегда узурпируете объективизм реальности. – Усмехается Энд Клоп. – Надеюсь, не так трагично, как это всегда. – Это, конечно, была разговорная сентенция Клопа, и заверять его в чём-то этом и другом не нужно было, так что Гранд промолчал, дожидаясь, когда Клоп укажет на направление дальнейшего разговора.
– Ну что ж, откройте мне глаза на этого капитана Копейкина. Кто есть капитан третьего ранга Копейкин? Троянский конь, враг государства или же нашей гегемонии конвертирования мира в нашу реальность? И если это так, то должны ли мы немедленно пресечь деятельность вот таких капитанов Копейкиных? Или же всё наоборот, и он сам обладает всей этой прерогативой и префектурой власти, и сам может всех нас отменить и опровергнуть в ничто. Что и говорить, а вопрос крайне сложный. – Задумчиво замолчал Клоп, предоставляя Гранду определять, как дальше быть с его нравственным здоровьем и этим капитаном Копейкиным, что за странной и опасной личностью, о которой ещё ничего неизвестно, а он уже так всех предчувственно, к нехорошим предпосылкам на будущее напрягает.
И понятно, что Гранду, не врагу себе и не дураку в том же числе, нужно сперва хорошенько подумать, а имеет ли вообще смысл говорить об этом капитане Копейкине. И он бы о нём и не заикнулся, если бы ранее уже о нём заикнулся. И тогда ответ на эту его незадачу предопределён. Придётся так или иначе иметь дело с этой тёмной личностью капитана Копейкина.
Отстранение в форме пролога
Вот такое, часто не ко времени и не по существу, да ещё вслух применимое утверждение: «Явился, не запылился», к людям знания не первой степени, может в дальнейшем деструктивно сказаться на понимании друг друга, если к вашему счастью, этот, так вами оскорблённый и приниженный человек, кто не собирается лучше о вас думать, чем вы есть (Вы посчитали его за пилота звездолёта, так фигурально вами подчёркнуто упавшего к вам на голову с самой Луны), не окажется человеком с большим чувством долга, достоинства и юмора, с чьей подачи он живёт и смысл её для себя обретает.
Каким и оказался прибывший не так гадано и совсем не задано, хоть и с поводом так о себе подумать (он опоздал, ну и что ж тут такого и какого хрена сразу делать такие выводы) на вот такую фигурально образованную с заинтересованными лицами встречу, будущий и отчасти уже сейчашний гражданин мира (а что поделать, когда нет никаких паспортов, только себя так обозначать и приписывать к столь интеллектуальному, и не только по медицинским показаниям обществу, живущему везде и нигде в одно и тоже время, и что главное, то на содержании общественных начал), непосредственно, а другим он себя и знать не знает, Демьян, так требовательно зовущий себя по-фламандски, или Демиан известный по какой другой заявке и категории ума, если её не определить по причине вымершего языка использования этого определения. Любящий очень, когда к нему обращаются подчёркнуто уважительно к тому, чем он мог бы гордиться и он гордится, но не выставляет всё это напоказ по причине того, чтобы слишком не загордиться. В общем, если по делу, то с применением к нему одной из форм титулирования его значения для этой и какой другой государственной реальности. В его случае ваше благородие, капитан Копейкин.
А почему Копейкин, а не Рублёв к примеру, и уж тем более в какой-нибудь более ликвидной и конвертируемой валюте, как Фунт, то, во-первых, Демьян есть плоть от плоти, род от роду Копейкин, кто именно рубль бережёт, а не какую другую иноземную валюту, во-вторых, он не гонится за мнимыми ценностями с многими нулями, и в главных, это всё его благородство по отношению к жизни, ведь должно же быть как-то учтено, и если не наказано, то хотя бы отблагодарено этим обращением: «Ваше благородие». Что и говорить, а ещё не обеднела талантами матушка Русь, родина капитанов Копейкиных, о коих молва идёт с самых древних, гоголевских времён.
Ну а то, что Демьян, как есть по своему умственному и интеллектуальному развитию капитан Копейкин, внутри себя почувствовал необыкновенное стремление и тягу нести в мир знание о себе и о своём мире, то это было предполагаемо его сутью начал и определений. Всегда тесно капитанам Копейкиным у себя на родине быть, и не могут они усидеть на одном месте, желая нести просвещение, доброе и вечное в мир иной, как правило, всё дремучий и непонимающий нормального русского языка. Вот он и ударился в бега по местному изречению, а так-то отправился с назидательной миссией нести людям с чужих берегов просвещение, которые (берега, что бы ты не попутал) в итоге и привели его к пониманию того, что люд-людской, хоть и неисправим по своему характеру и он готов на всё, чтобы его оставили в покое, но он всё же отдаст все свои силы для того, чтобы для начала быть им принятым в свою дремучую семью, которую он по совокупности не дознаний о себе, как о венце творения, считает за самую, бл*ь, просвещённую и культурную на хрен братию и сестрию, а уж затем он им всем покажет кузьки…хотя нет, рано ещё их знакомить со своей будущей реальностью, а пока что только культуру речи.
Что же из себя представляет Демьян, капитан Копейкин, о ком уже отчасти составилось представление, как о человеке сам себе на уме, и кто недопустим до себя разного не нужного ему толка, то чтобы всё это в нём объяснить, нужно будет сделать небольшое вступление, а точнее и лучше, отступление.
Отступление
– Так кто же всё-таки есть таков этот капитан Копейкин? – для значимости ответа придётся ещё не раз повториться. То, если считать, что человек есть то, что он ест, то если так называемый только здесь капитан Копейкин, в быту и в разных местах известный всё по разным именам, фамилиям и бывает что по кличкам, в данный, сегодняшний момент поедает лобстеров, запивая их шампанским, то есть такое предположение и взгляды вытянувшихся по струнке официантов, что капитан Копейкин не только заслужил общего тут уважения, но и в полной мере пользуется плодами уважения себя, как весьма ценного члена общества. В ком он себя представляет в качестве… А вот это вопрос открытый, конфиденциального характера и без разрешения на то этого видного члена общества и при деньгах, особо что приятно, не имеет права на раскрытие. Обращайтесь к нему по-простому, господин Немо. Так это звучит многослойно и с запросами на большую загадку.
Но это сейчас капита…стоп! Господин Немо так себя чуточку балует, а так-то питает себя и свой мозговой центр плодами трудов своих (это при его содействии рыбаки получили квоту на отлов лобстеров, а хозяева этого ресторана льготный кредит на открытие этого ресторанного бизнеса, так что он имеет право рассчитывать на особое к себе отношение), что определённо было не всегда (такие люди не почивают на лаврах своих предшественников, а они сами всего добиваются, начиная с самых низов) и когда-то зовущийся соответственно для тех времён и лет Демьян, черпал жизненные знание через вкус баланды. Где он только встал на путь своего уважения.
– Это не тот случай, чтобы уступать. – Решил и точка, и не стал уступать прежде всего самому себе и своей безынициативности и тяге к бездеятельности Демьян, заодно понявший, что зваться будет для этого места подобающе Демианом. Человеком другой культуры, и мир понимающий и на него смотрящий с иных позиций. Что между тем сделать чрезвычайно сложно, особенно в местах сильно отдалённых от демократического мироустройства, то есть в зоне особого контроля за твоей свободой выражения. А, впрочем, к чёрту все эти эвфемизмы, и назовём вещи своими именами, а именно в тюрьме.
– Займусь, ни смотря ни на что, поддержанием своей физической формы. – С долей пафоса и вызова к устоявшейся системе отношений в этом ограниченном по всем: физическим, материальным географическим и главное духовным параметрам пространстве, сделал для себя такое утверждение Демиан потом, а сейчас капитан Копейкин, и давай к потрясению основ жизненного устройства и понимания своих сокамерников с распахнутыми от удивления и для мух служащих отличным плацдармом для приземления ртами отжиматься.
И надо отдать должное решимости капитана Копейкина, его умению людей удивить и в предел озадачить, что стало основным и главным итогом этой его, однозначно не самого обычного поступка и вызова местной системе взаимоотношений, в сторону которой уже со стороны этого, до чего же чудаковатого и странного типа, капитана Копейкина (чьё капитанство уже само по себе вызвало вопросы и споры: Почему капитан и если он офицерского звания, то сухопутный или морской капитан), есть свои претензии, он сумел добиться того, чего хотел.
Так что то, что возникло множество вопросов по следам всего произошедшего с капитаном Копейкиным и его сокамерниками, многим из которых пришлось обратиться в медсанчасть для вправления их вывихнутых от слишком большого разевания скул, другой части пришлось задержаться в карцере из-за их очевидного, не в ладах с собой психического состояния – он смог, а я нет – было ожидаемо, и в первую очередь капитаном Копейкиным, всё это дело со своими физическими занятиями задумавшего.
А кому спрашиваться задумываться и отвечать на все возникшие вопросы: «Что всё это значит? Что этот капитан Копейкин хочет нам, и главное администрации доказать?», как в первую очередь всеми в этих местах уважаемым и определяющим собой тюремный порядок людям. И в первую очередь Михалычу, матёрому рецидивисту и самому авторитетному человеку в этом ореоле обитания самых не стандартных и оригинальных по своему личностей, о чьей строгости следования сложившимся и затем устоявшимся из века в век правилам и тюремного порядка ходили не менее чем у него авторитетные мнения и за пределами этого ореола обитания, лечебного заведения исправительного порядка номер 6.
И Михалыч, почти бывший человек – на нём нет пустого места от набата набитых на нём куполов, так и вопрошающих человека: по кому бьёт колокол, а он бьёт и очень сильно всегда по тебе, раз ты довёл себя до точки встречи с Михалычем – кому в тот же момент, как только капитан Копейкин бросил вызов устоявшейся и под его контролем находящейся системе взаимоотношений, доложили об этом, не потерпит в первую очередь того, что кто-то решил оспорить его право разрешать в этом месте конфликтные вопросы.
Ну а так как случай с капитаном Копейкиным сильно выделялся из череды обыденных вопросом, волнующих людей, оказавшихся в этом месте под сенью стечения различных, в основном глупых обстоятельств, то Михалыч, тёртый жизнью под сводами камерных стен, не стал действовать наобум и впопыхах, затребовав к себе через своих громил-подручных так всеми называемого капитана Копейкина, а он решил раскинуть мозгами и понять, чего собственно хочет и добивается этот, уж до чего странный и непонятный тип, что даже Михалыч начинает его опасаться.
– Это что тут этот тип предлагает молодому поколению отрицалово, – начинает про себя разжёвывать порядок действий капитана Копейкина и давиться от возмущения слюной Михалыч, – добиваться жизненного успеха через здоровый образ жизни, физическим трудом. – Теперь уже у Михалыча скулы сводит от такой гнусной правды жизни, которую хочет всем тут навязать капитан Копейкин своим подтянутым и физически здоровым видом. – Тем самым встать на путь вертухаев. Тогда как нам, самым авторитетным людям, гниющим тут чуть ли не заживо что б заслужить авторитет положенца, не имеющего права палец об палец ударить (для этого есть зашкварные подшконники), сделавших фетиш на своей физической бесполезности, приходиться в личном теле чахнуть и выглядеть живыми трупами и посланцами из ада. – Чему в Михалыче противится его суть, крепящаяся на инстинктах выживания.
И у Михалыча возникает соответствующий логике событий вопрос. – А не дотянулись ли и до наших богом забытых мест, что как раз всему этому мракобесию и способствует, новые веяния прогрессивного мировоззрения на отношения человека с богом. Чьи наставления начали пересматриваться и отменяться. Ведь весь мир есть правовое поле одной из высших администраций. Где жизнь регламентируется действующими в нём условно-срочными актами. И, к примеру, закон всемирного тяготения есть основа основ, конституция, от которой отталкиваются все возникающие правовые акты. И тогда что получается. – Задумался Михалыч. – Этот самозванец капитан Копейкин, – его никто сюда не звал, и он прибыл не как все, по этапу, согласно установленному законодательству и вынесенному приговору, – здесь оказался, чтобы подвергнуть сомнению основной закон местного мироздания. После чего всё обратить в хаос и нарушить установленный администрацией и поддерживаемый в том числе и нами порядок. – А вот как дошёл до таких опасных для себя мыслей Михалыч, из которых выходит, что он сотрудничает с администрацией, а за это его товарищи, а так-то у него нет не друзей, не товарищей, не то что не погладят фигурально по головке, а они его удавят на собственном полотенце, то разве ещё не ясно. Это капитан Копейкин уже начал своими провокационными действиями распространять вирус неподчинения устоявшимся правилам и устоям.
– Так кто же такой есть капитан Копейкин? – в очередной раз задался вопросом капитан Хью Грант, специалист специальных операций, очень ревностно относящийся к людям, носящим одно и тоже с ним офицерское звание. Так что в нём не могла не прибывать предвзятость к капитану Копейкину. А вот в какую сторону, то здесь всё очень сложно и неоднозначно. Ведь не может капитан Грант занижать значение своего воинского звания, даже если его носит последний проходимец, капитан Копейкин. И пока он не выяснит, кто такой этот капитан Копейкин, а в этом случае он применит особое усердие, он не может неприглядными фактами из жизнедеятельности Копейкина позорить честь и своего мундира тоже.
В общем, большую ответственность на себя взял этот Копейкин, назвавшись капитаном. И теперь за него взялся настоящий капитан Америка, капитан Грант, отмеченный, между прочим, правительственными наградами и записанный в реестр должностных лиц офицерства. Чего никак не прослеживается насчёт капитана Копейкина. Кто только в одном случае может носить это звание по праву, если он состоит на службе и зачислен на довольствие у секретных служб. Что ещё сильнее фокусирует на его личности внимание капитана Гранта, кто и сам относится к секретной службе, к департаменту стратегических ответов.
А между тем этим вопросом капитан Гранд задался не от самого себя, хоть этот вопрос и прозвучал от него, и не со стороны личности Михалыча, кого достаточно оригинально изображал Грант, а от самого капитана Копейкина, кто на одном из перекрёстков жизненного пути встретился вдруг капитану Гранту, и капитан Грант к полнейшей для себя растерянности подпал под бесконечное обаяние этого капитана Копейкина, в один момент в нём распознавшего человека того же самого, что и у него склада ума, и мы, как капитаны по жизни, а не какие-то там пассажиры, должны во всём поддерживать друг друга.
Что в итоге и вылилось в сегодняшний, по следам той незабываемой для Гранта встречи вопрос о капитане Копейкине, который раз уже повторяемый, но прошу заметить, в разных интерпретациях. И к этому новому вопрошанию было добавлено очень важное добавление.
Кто же он, если он в данный момент угощается купленным за деньги капитана Гранта уличным хот-догом, бросая по сторонам всем интересующийся и что-то ищущий взгляд?
– Скажу так, – прожёвывая одновременно откушенный кусок хот-дога, начинает рассуждать вслух этот первый встречный для капитана Гранта, кто стал для него объединённым образом неуловимого капитана Копейкина (не хочется Гранту принимать такую реальность, где его вокруг пальца обвёл обычный уличный прощелыга, а вот если на его месте будет капитан Копейкин, под чьим кодовым именем работает супер вражеский для их конституции шпион, то это другое дело), – современная реальность это ассоциативная основа действительности (а такими заумными словесами разве может интегрировать свою личность в ваше сознание человек самого обычного ума, да никогда), со своими визуальными мироощущениями. – И как по словам Гранта выясняется, то эти слова капитана Копейкина стали отражением его взглядов на размещённую афишу для вот таких как он уличных интеллектуалов-проходимцев мимо этого центра экспонирования своего мироощущения. И капитан Копейкин, в момент заинтересовавшись так открыто кем-то позиционирующей своей отдельной точкой зрения на мир и его проблематики, что в наше время, где всем рулит повестка, удивительное и в чём-то героическое решение, доедает хот-дог, и напоследок кидает вот такую мысль.
«Кто-то живёт констатацией своего времени по инерции, от события к событию, созерцая движения своей души и сердца, я же определяю своё время постулатами. Каждый твой поступок – это основа построения будущего, от которого будут отталкиваться все дальнейшие твои построения. И от него будет зависеть то, как будет течь время. Так что то, что меня после насыщения себя материальной пищей, тянет к духовной, это логично», и на этом он меня покидает. – Завершает свой рассказ Грант о знакомстве с так называемым капитаном Копейкине.
– Тогда получается, что у нас имеется на его счёт информация о том, что он привлекался за некое преступление и отбывал срок. – Делает первый вывод из рассказа Гранта генерал Энд Клоп, прихватив со стола увесистый дырокол, которым он готов прихлопнуть всякого, кто встанет на его пути.
– Что-то я не совсем в этом уверен. – Противоречит сам себе Грант, только же рассказывающий сам об имевших место именно таких событиях в жизни этого неуловимого типа, капитана Копейкина.
– Я вас не понимаю. – Многозначительно говорит Энд Клоп.
– Чем больше я анализирую эту встречу и разговор с капитаном Копейкиным, тем больше у меня сомнения в том, что он говорил. – Задумчиво говорит Грант.
– Хотите сказать, что он вас провёл. – Делает корёжащее слух Гранта заявление Энд Клоп.
– И он об этом пожалеет. – Налившись кровью в лице, процедил сквозь зубы Грант, очень трепетно всегда относящийся к своим сбережениям, на которые покусился этот самозванец в лице проходимца с улицы, который был им использован как аффилированное с противником лицо. Не с чистого же лица начинать свои специальные операции по купированию влияния противника всего того, что считается для вас родным и ценностным. А так, исходя из ситуации и штампов из кино о том, какой изворотливый на всякую пагубность в вашу сторону является противник, готовый на любую хитрость, что б вас провести (в данном случае на умение подкупить вас забесплатно в сторону оказать ему вспоможение в покупке для себя хот-дога), накидал эскизов понимания того, с кем придётся в будущем бороться за влияние над умами людей, этой окончательной цели работы всех специальных служб, обозначив его первым пришедшим в голову именем, и теперь можно требовать от начальства фонды для своего освоения.
– Надеюсь, вы нас и страну не подведёте. – Даёт ответ генерал Энд Клоп, потомственный аристократ мысли.
Глава 5
Положение пятое: Всё тот же поиск мотивации жить в новых условиях
На чужбине жить особенно горько и раздражённо тогда, когда средства к твоему существованию тебе нерегулярно и не в достаточной по твоему разумению мере выделяются теми контролирующими органами, которые взяли себя за право за тебя решать, что тебе нужно и не нужно более, и заодно взяли под опеку все твои найденные и затем замороженные счета. Взяв (да сколько можно брать) тебя самого и всю твою семью заодно в заложники вот такого дискриминационного по твоему сознанию определения жить хорошо норматива. Где ты сделать ничего не можешь без согласования с этим, взявшим тебя в кандалы собственных решений, комитетом обеспечения, предвзятого к тебе и твоим капиталам отношения (что ж, пришлось ещё раз это всё повторить, и, конечно, не для благодарного слушателя и читателя, а для того человека, кому хоть кол на голове чеши, а он всё равно никак понять не может, как так с ним вышло и по каким всё это законам его тут тиражируют и раздевают, а именно для того самого Терентия, кто попал не только в поле зрения злодейки судьбы и фискальных органов, а что самое для него важное: он как и многие другие, как он жирные коты, оказался на переломе монетарных эпох, с потерей всех прежних принципов и ориентиров; и с этим ничего не поделаешь).
И что особенно раздражает и выводит из себя благоразумного и благовоспитанного когда-то, до этого решения, Терентия Морозова, о ком и идёт сейчас речь, как бы кто по другому и иначе не думал, имея на это полное моральное право и факты из собственного опыта жизни, так это то, что за всем этим блокированием его, не просто финансовых средств и счетов, а инструментов его свободы, стояли банкирские семьи, его братья по вере в нерушимый эквивалент жизненного счастья, славы и могущества – деньги.