И сэр Чемберлен только глубоко, с долей тяжести своей тяжёлой доли нести людям правду, просвещая их неграмотность, источником которого является их самонадеянность и глупость, вздыхает, и показывая месье де Молю как он понимает его стремление быть заметным и оценённым в его глазах, так уж и быть, и только по той причине, что они являются партнёрами и входят в одну коалицию непримиримых врагов общего врага – не просвещённости этого глубоко безнадёжного мира, между которыми не должно быть недопонимания, делает пояснение того, что он имел виду, когда говорил, что нынче погода благоприятствует.
– Полётам беспилотников и работе средств доставки … – и вот надо же такому именно в этот момент случится, что, впрочем, было предопределено слишком большой любознательностью месье де Моля, на поводу которой и пошёл сэр Чемберлен, что сэр Чемберлен на этом месте перебивается как-то неожиданно и вдруг объявившимся из своего ниоткуда и вставшим буквально рядом с его креслом товарищем и господином в одном лице Победоносцевым, по своему характеру являющимся непримиримым и крайне неудобным на переговоры дипломатом для сэра Чемберлена и месье де Моля тож, а также по своему совместительству хозяином этих апартаментов, в которых они сейчас все находились и которые являлись посольским представительством той самой страны, которую не представляли эти господа, кроме Победоносцева и оттого они себе мало представляли как её можно представлять. Ведь там всё не так, как у них принято жить и бытовать, и одно уже это вызывает в их животах неимоверную тоску и голодный ужас. Ну а когда в лице господина Победоносцева столкнёшься с теми правилами жизни, которыми руководствуются жители его страны, то прямо теряешься в собственных глазах от недоумения и непонимания того, как это ещё и по какому принципу там у них работают физические законы, если у них всё с ног на голову перемещено.
И как явственное проявление всего этого и демонстрация своей самобытной значимости и непохожести на всё то, что из себя значат и представляют сэр Чемберлен и месье де Моль, господин Победоносцев вот таким не предупредительным, чуть ли неожиданным способом перед ними появляется и сразу же вносит разлад в их переговорные и личные позиции, перебивая сэра Чемберлена на полуслове своим вопросом: Вы это о чём?
А так как всё это произошло специально со стороны господина Победоносцева, что за такая агрессивная фамилия, где он усыпил их внимание своим долгим ожиданием и всей этой уютной обстановкой, – особенно для месье де Моля, занявшего кресло рядышком с камином, потрескивающим горящими дровами, из-за чего месье де Моль и начал отклоняться от действительности, уводя себя в иную степень разума, – а когда они как надо для господина Победоносцева расслабились и потеряли бдительность, заведя такого рода конфиденциальные разговоры, то он тут как тут и без всякого соблюдения дипломатического протокола, подлавливает их на этой откровенности и откровенной глупости, раз они решили не соблюдать осторожность и вести стратегически важные разговоры в стенах здания посольства своего вероятного всё больше и больше противника.
И вот спрашивается, как отвечать сэру Чемберлену естественно (что с месье де Моля взять) на такой недружественный выпад господина Победоносцева, кого в первую очередь интересовал не его ответ, а его реакция на то, как он его подловил на непрофессионализме. И теперь господин Победоносцев имел полное право со своей точки зрения и оценки произошедшего раструбить в подконтрольных ему средствах массовой коммуникации о том, как не профессиональны его партнёры по дипломатическим каналам.
– Как на чистом глазу скажу, раз такой утечке суждено было случится, – с вот таких слов начнёт изгаляться над незапятнанной до этого момента, встречи с господином Победоносцевым, репутацией сэра Чемберлена всё тот же Победоносцев, созвав специально конференцию, чтобы заставить краснеть за сэра Чемберлена всех остальных членов правительства, в число которых входит и сэр Чемберлен, раз он краснеть не умеет из-за отсутствия в нём, ни стыда, ни совести. Что есть профессиональное качество политика, за которое его и взяли на эту службу. – Сэр Чемберлен крайне меня озадачил и вызвал большую обеспокоенность своим неумением держать язык за зубами. – Добавит Победоносцев. Что есть неслыханная наглость и самоутверждение Победоносцева за счёт сэра Чемберлена. Чего никогда не потерпит сэр Чемберлен, для которого неприемлемо оплачивать чужие счета, и нота протеста Победоносцеву обеспечена.
– Извольте объяснить ваши претенциозные слова, не имеющие под собой никаких оснований быть действительностью. – Уже начнут в голове сэра Чемберлена рождаться строчки ноты протеста, как Победоносцев делает ещё более провокационное заявление, целью которого является внесение раскола в их не с одним только месье де Молем коалицию.
– А вот с месье де Молем можно иметь дело. – Вот такое, корёжащее слух сэра Чемберлена заявление, делает Победоносцев. – Он знает цену слов и молчания.
– Бл*ь, да как-то?! – просто выведен из себя сэр Чемберлен, оказавшийся в нокауте от такого бесчестного поведения Победоносцева, забывшего о всех правилах и законах дипломатии, выставляя дураками своих буквально коллег по дипломатическому цеху. И Победоносцев не его, сэра Чемберлена, смешивает с грязью, выставляя дураком и человеком со своей глупой моралью, а он наносит огромный репутационной урон самой дипломатии, вынося на общественное обсуждение всё то, что происходит за закрытыми дверями дипломатических зданий.
– А вот мы, никогда бы так не поступили. – Вот это бы сказал прямо в глаза Победоносцеву сэр Чемберлен, случись всё этому случится и было бы у него ещё желание разговаривать с Победоносцевым.
Но сейчас, хоть и такая возможность для сэра Чемберлена буквально представляется, – вот он Победоносцев, прямо перед тобой стоит и усмехается над тем, как он тебя подловил, – он не ловится на следующую расставленную Победоносцевым ловушку, – поймаю я эту падлу, сэра Чемберлена, на его рефлексах, – а он, демонстрируя всем тута свою полнейшую выдержку и профессионализм (раздайся даже грохот пушки рядом с моим ухом, я на него не отреагирую), даёт полный снобизма, исчерпывающий ответ:
– О своём мы говорим, господин Победоносцев, представитель исчерпавшей своё партнёрство державы.
Что и говорить, а всё же великолепен сэр Чемберлен в ответ на такие не стандартные ситуации в отличие от месье де Моля, и он умеет отзываться о своих партнёрах, особенно в сторону исчерпавших свою необходимость в партнёрских отношениях стран, так, как никто не умеет, с подчёркнутой троекратно практичностью и указанием целесообразности дальнейших отношений. И теперь, как это ещё говорят, мяч на стороне Победоносцева, на которого сэр Чемберлен и отчасти месье де Моль смотрят без видимого интереса. Так, он какой-то субъект собственного права и интереса, к нам подошёл и на каких-то самим надуманных основаниях посчитал себя важной для них стороной.
Но и Победоносцев не пальцем деланный, как он по своей внутренней традиции смеет не только перед сэрами и месье выражаться, но и перед леди и дамами, вгоняя их в краску, а господ их сопровождающих в умственных ступор от такого нахальства Победоносцева, в край для них непонятно, к чему ведущего и на что намекающего в их сторону, и он, как его в дипломатических заведениях учили за словом в карман не полезет и он на всякую в свою сторону и страны, которую он представляет, колкость или не дай бог этим безбожникам все как один выпад, сторицей ответит.
– Понимаю, у каждого есть свои внутренние тайны и подводные камни. – С вот таким открытым намёком на что-то в сэре Чемберлене и месье де Моле говорит и в тоже время приговаривает во многих смыслах Победоносцев, своим бросающимся прямо в лицо взглядом указывая на принадлежность высказанных им точно не предположений, что у сэра Чемберлена прямо всё внутри похолодело от такой информированности Победоносцева. – Откуда он узнал, что у меня камни в почках?! – сорвался в нервном исступлении сэр Чемберлен, чуть ли не сразу обнаружив в своей памяти источник утечки этой конфиденциальной информации, которой теперь запросто может воспользоваться противник, предлагая ему на встречах мочегонные средства (вам пива, как я знаю), которые будут на него воздействовать своеобразным образом, на чём и можно будет его подловить. И этим подлым во всех смыслах и образах представления источником постоянного беспокойства сэра Чемберлена была его супруга, чёрствая на выражение своей преданности своему долгу и супругу, столько же бессердечная леди Чемберлена.
И теперь сэром Чемберленом выясняется, что всё это значило в её угрозах ему. – Вы, сэр Чемберлен, всё время нашего партнёрства и сотрудничества только с ваших слов на паритетных началах, как по мне, то ничего не имеющего общего с действительностью, буквально требовали и убеждали меня быть с вами более открытой. Что ж, вы этого для себя добились. И с сегодняшнего дня, я не буду по вашему поводу комплексовать. А вы с этим живите. – И вот что это значило и чего хотела сказать леди Чемберлен, только сейчас стало ясно сэру Чемберлену, поставленному так неожиданно перед фактом вероломства женского естества, для которого нет каких-то границ приличий и правил, если это касается их женской сути. А что сэр Чемберлен сделал такого, чтобы быть так преданным своей супругой? Всего-то не известил её о том, что он отправляется, прошу заметить, с дипломатическим визитом к леди Саквояж. Из чего она сделала такие поспешные выводы, обвинив его в самых бесчестных поступках, сродни предательству интересов их семьи и партнёрства, как нынче принято называть семейные отношения.
А все его попытки подвести леди Чемберлен к здравому смыслу, наталкивались на её, от него же заученную фразу, являющуюся девизом его департамента службы. – У нас нет постоянных партнёров, а есть только постоянные интересы. И вы, сэр Чемберлен, всё делаете для того, что мои интересы не совпадали с вашими.
– И вот же чёрт! – Чуть в своих раздувшихся щеках не лопнул сэр Чемберлен от натуги и работы разума, такую дикость и гадость сейчас ему надумавшего насчёт тех самых интересов, которые леди Чемберлен себе вдруг с какой-то стати надумала преследовать, что его чуть сидром неустоявшегося человека не уравновесил и не смирил с самим собой. А именно, расшифровывая эту дикость, быть крайне ближе к своей физической конституции, раз сэр Чемберлен не предполагает и не представляет из себя объект вот такого приземлённого влечения. Другими словами, сэр Чемберлен был весь отдан высшим материям, будучи холоден в сторону любых человеческих поползновений уже в сторону физического и духовного тепла. А вот леди Чемберлен, как и весь женский объект разума, как и раньше догадывался и бывало обращал внимание на это сэр Чемберлен, не обладает столь высокой выдержкой и выбором приоритетов, и ему подавай чувственных впечатлений.
И господин Победоносцев, как прямо сейчас вдруг вспомнил сэр Чемберлен, всё это мог предложить леди Чемберлен, когда он дурак согласно дипломатическому этикету притащил на посольский приём эту дуру леди Чемберлен и ещё при этом первый сделал шаг к своему сегодняшнему глубокому разочарованию в леди Чемберлен, познакомив её с Победоносцевым. А тот в момент воспользовался этим этикетным правилом и возможностью завладеть сперва вниманием леди Чемберлен, а затем кто знает, протянув ей руку для акта физического контакта, а не как это всем виделось, для того чтобы быть друг с другом знакомым.
Ну а как только их руки друг с другом соприкоснулись и даже больше положенного задержались по инициативе Победоносцева, с деланным смехом заметившего, что обоюдное сопряжение не даёт им расстаться, то леди Чемберлен и попалась в так ловко расставленные сети обаяния Победоносцева Ивана Фёдоровича, как со слов леди Чемберлен после этого приёма выяснилось. А он придурок ещё её похвалил за умение получать более достоверную информацию, чем её ему доносят спецслужбы. А тут вон оно что. Это Иван Фёдорович наметил для себя план по обрушению внутренних тылов и крепких позиций сэра Чемберлена, решив соблазнить леди Чемберлен её природной тягой к допотопным, животным отношениям и инстинктам. Где нет ни капельки разумного и не нужно из себя корчить умнее чем ты есть. Нужно лишь отдаться всему тому, что есть в тебе природного и…Вот же су…– прямо нет слов, а одни только слюни у сэра Чемберлена при его окунании в то, что могла себе позволить леди Чемберлен бесконтрольно со стороны своих обязательств перед партнёрством с ним.
А этот, как выясняется, Иван Фёдорович, только всему этому способствовал в леди Чемберлен, не просто её обхаживая весь вечер в посольстве, камуфлируя свои истинные намерения под личиной гостеприимного хозяина, а он своим глазомером уже осваивал территории в леди Чемберлен, в которые он собирался в будущем запустить свои руки. А сэр Чемберлен, что не отнять от него, то самокритичность, как какой-то наивный малец, ещё радовался тому, что ему удалось избавиться на время от привязчивости леди Чемберлен, сплавив так её удачно для себя Победоносцеву. И как оказывается, то он самолично вручил тому ключи от всех своих тайных шкафов со скелетами там. И теперь леди Чемберлен, как залог и доказательство своих истинных сердечных чувств в сторону Ивана Фёдоровича, что за имена всё-таки заковыристые, выдаст ему все тайны сэра Чемберлена. Кто теперь первый противник её интересов и от него нужно любыми способами избавиться.
И первое что по секрету сообщила Победоносцеву леди Чемберлен, так это о его сложностях со своей потенци… Она не посмеет! – и опять обескураженный поведением леди Чемберлен сэр Чемберлен не смог сдержаться внутри себя от такого вероломства и не честности леди Чемберлен даже перед Победоносцевым, заверив его таким образом, что между ней и сэром Чемберленом давно уже ничего нет, а между ними практически девственные отношения, – сами посмотрите на это мурло, разве он может что-то в тебе вызвать, кроме как только чувство брезгливости и невоспитанного поведения, – и это значит, что она чиста перед ним и ничего не нарушает.
Ну а тот подлец на это и рассчитывал в леди Чемберлен, отлично зная женскую психологию и их оправдания в деле своего обмана по природным основаниям, поверив всему тому, что она ему сказала и тут же заграбастав своей загребущей рукой всё то в леди Чемберлен, что по брачному договору, ему, сэру Чемберлену, принадлежало. Что невероятно обидно и вызывает в сэре Чемберлене тоску об утраченных территориях в леди Чемберлен, майорат над которыми он в своё время получил. И хоть сэр Чемберлен никакой не собственник, а его политическая платформа крепится на принципах либерализма, – берите столько суверенитета, сколько вам его дают, – всё-таки в нём ещё есть пережитки колониального прошлого своих деспотов предков, вот он и волнуется так по поводу осваивания Победоносцевым территорий неверной ему, но верной себе леди Чемберлен.
И за всеми этими отклонениями и завихрениями разума, сэр Чемберлен чуть отклонился от хода беседы, тогда как Победоносцев уже приступил к новому этапу введения их с месье де Молем в заблуждение дипломатического и культурного характера.
– Давайте уж хотя бы наедине будем честны друг с другом и называть вещи своими именами. – И не пойми на каком основании, Победоносцев решил рассчитывать на вот такую искренность и дружеское восприятие его слов с их стороны. – Не партнёры вы нам и никогда, собственно, ими не были. А вы для нас представители недружественных стран, белые господа. – А вот что это сейчас такое было и что всё это значит, вообще и нисколько непонятно для месье де Моля и сэра Чемберлена, перекосившихся в своём изумлении в лицах и ахнувшие внутри себя гулом потрясения за такое откровенное пренебрежение дипломатическим статусом и этикетом со стороны Победоносцева, посмевшего указывать им на их фантомные боли, так сказать, колониальное прошлое, за которое им всем очень стыдно, тревожно и они выражают глубокое сожаление.
И вообще, они сами, без лишнего со стороны напоминания, дошли до этих высот самосознания, признавшись в собственных ошибках, которые наши предки совершали, будучи допотопного и ещё неразвитого до цивилизационного самосознания. Чего как раз не хватает тем народам, которые представляет Победоносцев. И посмотрел бы сэр Чемберлен на способность Победоносцева признаться в ошибках своего прошлого. И сэр Чемберлен сильно уверен в том, что ничего такого не произойдёт, а заявлять о том, что у нас до такого непотребства души дойти своего ума не хватило, не является оправданием.
А между тем такое развитие по вине и замыслу Победоносцева ситуации, где он повёл себя дерзко и вызывающе неприлично, сходу указав на их недостатки и несовершенства месье до Моля и сэра Чемберлена, использую при этом факт внезапности и родные стены, которые всегда помогают в деле поддеть гостя, предусматривает и дальнейшее давление хозяина этого дома, Победоносцева, на своих незваных, как он вскоре будет доказывать, а так-то точно званых гостей, сэра Чемберлена и месье де Моля, которых если хотите знать, то всякий был бы рад заполучить в свой дом, и даже в том случае, если это влетит в копеечку (что поделать, если сии господа любят отличный стол и выпить). И как уверенно кажется сиим господам, то Победоносцев сейчас будет подлавливать их на невразумительных словах и поступках, не давая при этом высказать дословно свою мысль, где он сам будет сражать их разум разного рода сложными аллегориями и головоломками.
И бл*ь, хоть раз бы они насчёт пакостливого и в чём-то похабного в свою сторону поведения Победоносцева ошиблись. Да никогда он не доставит им такого уважения. В чём прямо сейчас и убедились все тута, как только Победоносцев занял место на свободном кресле, стоящим строго посередине между креслами сэра Чемберлена и месье де Моля, в самом деле озадаченными такой геометрической прогрессией Победоносцева в деле такой точности расстановки кресел. И что удивительно, то в какой очередности не поставил бы Победоносцев эти кресла, то он всегда будет посередине и в центре внимания своих соседей по креслам. Тогда как его соседи, находясь вроде бы в таких же условиях, отчего-то себя чувствуют как-то с краю и в стороне от центра принятия решений, который занял всё тот же Победоносцев, человек с огромной харизмой и длинной фамилией. Что видимо и даёт ему такое преимущество перед своими исчерпавшимися тоже партнёрами.
И вот как только Победоносцев с демонстративным пафосом, комфортом и удобством устроился на своём кресле, – а моё кресло не чета вашим, – отчего его соседи по креслам вдруг почувствовали себя ущемлёнными, сидя не на таком удобном кресле и вообще это подо мной не кресло, а одно название, то он с выражением на своём лице довольства и какого-то самозабвенного нахальства, которое возникает у человека когда он себя чувствует, так сказать, на коне, а все вокруг тут пешие, делает следующее заявление, которое по степени наглости и нахальства затмевало всё ранее услышанное и произносимое в присутствии сэра Чемберлена и месье де Моля.
– Смею вас спросить, – покручивая носком своего ботинка на той ноге, которая была Победоносцевым закинута на свою соседку, и которая упиралась в лица месье де Моля и сэра Чемберлена, делает вот такое беспрецедентное по своей подлости вопросительное заявление Победоносцев, – что вас ко мне привело?
И первой реакцией гостей Победоносцева на эту его откровенную манипуляцию и передёргивание легко прослеживаемых фактов настоящей, а не выдуманной им реальности, был кризис отношений со своей реалистичностью и спокойствием этих господ, прямо охреневших от такой самонадеянности и наглоты Победоносцева, так открыто и прямо им в лицо решившего интерпретировать по своему факт их здесь появления. Когда всё было не так, и чуть ли не наоборот.
А это они, через свою пресс-службу всего лишь заявили, что они приветствуют мирные посылы страны изгоя, представителем которой является Победоносцев. Им же в ответ сказали, что двери их посольства всегда открыты для диалога. И вот они здесь находятся по факту этого призыва к диалогу, а не как посчитал для себя удобным всё перекручивать Победоносцев, заявляя, что они сюда сами и по своему желанию припёрлись. Ведь все дипломатические и около работники знают, какое существенное значение имеет факт проявления инициативы в деле выстраивания диалога или навязывания будущей встречи. И со слов Победоносцева тогда получается, что это им больше всех надо и они больше других ожидают от этой встречи.
Что и говорить, а очень коварная и вероломная дипломатия у Победоносцева выстраивается по отношению к ним. Впрочем, а что ещё можно ожидать от представителя авторитарного режима, который и ведёт себя всегда так, ссылаясь на различных авторитетов, тогда как в странах полнейшего просвещения и цивилизационного жаргона, всё напрочь вычистили и отменили всех каких-то бы то не было авторитетов. И в них теперь полнейшая свобода и каждый сам себе авторитет и голова. И как с высоты своего просветительского понимания жизни и выбранного цивилизационного пути снисходительности к погрязшим в своей природной дремучести интеллекта стран, выбравших традиционный путь развития, понимают эти представительные господа, то тем странам, представителем которых является Победоносцев, никогда не достигнуть тех высот прогрессивного мышления, который они уже сейчас достигли.
Но только месье де Моль и сэр Чемберлен так себя успокоили, как Победоносцев создаёт новый повод для их раздражения, чуть ли не указывая на несовместимость их мышления. Считая свой головной мозг за самый разумный, а их за какой-то пришибленный и ограниченный санкциями (а это не санкции, а границы правил приличий в обществе друг друга уважаемых людей).
– Неужели холод наших отношений? – с проскальзываемым ёрничанием и усмешкой выдвигает вот такую неприемлемую и прямо циничную версию появления здесь этих господ Победоносцев. Где он при этом завуалированно так кивает в сторону камина, потрескивающего теплом отношений с ним людей, занявших предусмотрительно поближе к нему место, а также на возникший по поводу этого близкого к камину места раскол в отношениях между не разлей вода Ла-Манша союзников, сэра Чемберлена и месье де Моля. Где последний повёл себя как последний негодяй и подлец, вдруг и при этом очень сноровисто посчитав, что его мнение о себе ближе к фактическому положению дел и истине. Что и вылилось в то, что он опередил сэра Чемберлена в деле своей расторопности и быстро с ориентировавшись в этом гостевом кабинете, занял кресло поближе к камину. Оставив сэра Чемберлена в дураках и при крайне предвзятом мнении насчёт месье де Моля.
– Месье де Моль явно уже бывал в этом кабинете для секретных переговоров с Победоносцевым. А иначе никак не объяснить эту его расторопность. – Всё сразу понял насчёт месье де Моля сэр Чемберлен, не зря же именно у него в стране возникла дедукция. И вслед за этим ещё одну важную вещь понял сэр Чемберлен. – Держать врагов ближе, в своих союзниках, достаточно перспективная формула дипломатии. – При этом всё равно сэра Чемберлена от злости корёжит при виде довольной физиономии месье де Моля.
А вот такого раскола между сторонами этой коалиции на принципах безлюдности…тьфу, человеческого просвещения (ему всё объясняешь, что для него лучше, а он всё не слушает) и цивилизационных ценностей и добивается Победоносцев, крайне эффективно используя погрузивший величайшие умы просвещения в энергетический кризис, как оказывается имеющий большое значение для работы мысли человечества, в том числе и облагороженного философией. И тут как не вспомнишь одного Карла, который в своих, как все думали философских и оторванных о реальности трудах предвосхищал этот энергетический кризис, заявляя, что бытие определяет сознание. И вот же падла этот Карл, так будучи прав, как в воду глядевший.
И вот теперь месье де Моль, полностью подтвердивший на собственном примере правоту воззрений этого Карла на сознательную жизнь человека, испытывал нервы сэра Чемберлена, стойко переносящего бытие несовершенства этого мира. Ну и что, что в душе не спокойно и покусывая от злобы губы. И сэр Чемберлен не пойдёт на нарушения своих принципов, ради своего комфорта, и ему пусть будет даже в сознании холодно, но он по примеру месье де Моля не оденет под сорочку тёплую кофту, которая, конечно, тело теплит надеждами на обогретое будущее, но нисколько не приближает эту реальность.
Ну и как в сознании сэра Чемберлена ожидалось, то всем этим решил воспользоваться Победоносцев, обратив свой взор на неспособность месье де Моля осознавать вокруг себя реальность. Где месье де Моль несколько убаюкался комфортом своего нахождения на мягком кресле в такой успокаивающей близи от камина и представлял из себя лёгкую для Победоносцева добычу.
– Что вы по этому поводу думаете? – очень неожиданно для месье де Моля обращается к нему с этим вопросом Победоносцев. И, естественно, месье де Моль растерялся и даже слегка разнервничался, будучи пойманным Победоносцевым на неожиданности. И как так уже вышло, что даже сам месье де Моль не в курсе своего разумения и правил извлечения из головы слов, но всё это случилось в той самой событийной степени, что этого уже не изменишь и все услышали, как месье де Моль, пойдя на поводу Победоносцева, не удержал себя в рамках односложного ответа, а начал заикаться, пытаясь выдавить из себя хоть что-то. Но получилось одно какое-то прямо самолюбование собой месье де Молем, где он даже проглатывая основные смыслы и слова, и только себя выделяя на манер Победоносцева: «Я..я,…я», принялся прямо-таки захлёбываться от важности своей персоны.
Правда, в этом его самолюбовании местами очень чётко прослеживалось влияние другого именного авторитета для месье де Моля. И это авторитетное лицо не имело никакого отношения к сэру Чемберлену. И если посмотреть на это высказывание месье де Моля через призму лингвистики и человеческого самосознания на основе его языка, – а месье де Моль себя позиционировал за полиглота, в общем, не слишком большого государственника, – то что-то тут всем подсказывает, что тот авторитет, на кого так сейчас ссылается месье де Моль, находится не за горами и даже не за проливом. И этот авторитет для месье де Моля большой не авторитет и конкурент для сэра Чемберлена, если выражаться языком его знания о дипломатии.
А вот Победоносцев почему-то считает, что он может себе позволить не только укоризненные рожи строить и в своей физиономии видоизменяться в сторону прискорбности такое видеть. И он позволяет себе усмешку и многозначительное замечание в сторону вот такой невоздержанности месье де Моля. – Как говорится, оговорка по Фрейду.
Что немедленно вызывает бледность лица месье де Моля и расстройство личности сэра Чемберлена по Стивенсону (в него от такого невероятного искушения дать в морду всем тута, сейчас вселился мистер Хайд), честно сказать по секрету, то ошеломлёнными такими беспринципными намёками Победоносцева и не пойми на что и на кого, когда он использовал Фрейда. Чья гражданская активность и принадлежность является тем фактором, которым злоупотреблять слишком много на себя брать.
Ну а пока послы недружественных всё больше и с каждой минутой стран пребывают в таком выведенном из состояния собственного благоприятствования состоянии и безуспешно пытаются в себе собраться, Победоносцев продолжает жечь напалмом, задаваясь самыми провокационными вопросами, игнорируя право человека в лице послов на диалог. Но что они могу поделать, когда каждый вопрос Победоносцева включает в себя такую волнующую для них загадку, что они не могут перебить этот выбранный им ход беседы.
– А знаете господа, чего нам не хватает для конструктивности нашего разговора? – вот такой, предопределяющий в чём-то ответ вопрос задаёт Победоносцев. И, естественно, месье де Моль и сэр Чемберлен, на чьё благоразумие и умение мыслить рассчитывает в своём вопросе Победоносцев, начинают думать в сторону предложенного Победоносцевым направления – поиска того, чего им всем сейчас не хватает, чтобы достичь консенсуса и понимания.
И как все сперва понимают, то всё это может в себя включать один эксклюзивный напиток, с помощью которого совершает экспансию в другие страны и главное в сознание людей, завоёвывая их лояльность, одна авторитарная страна, представителем которой и является Победоносцев. И как бы всё это неприемлемо для господ послов не звучало, но они ничего не смогли поделать против своих рефлексов, заставивших их облизнуться при выходе их разума на этот разрушающий стены непонимания, а затем и всё остальное напиток.
И господа послы уже готовы были переступить в себе через здравый смысл, заявив напрямую Победоносцеву, что они категорически против продвижения в их сторону своих ценностей и морали, которые вкладывает Победоносцев в рекламу своего эксклюзивного продукта, но их в очередной раз опередил Победоносцев, задавшись как бы риторическим вопросом:
– А знаете, белые господа («Да что ж опять на этом моменте акцентировать внимание!», – прямо корёжит месье де Моля и сэр Чемберлена от такой негативной правды), чего нам не хватает для более конструктивного разговора? – И откуда спрашиваемые Победоносцевым просто господа могут знать, что там в голове у Победоносцева творится, и они как сидели внимающе каждому слову Победоносцева, так и продолжили не лезть на рожон этой его новой дикой выходке. И как ими и ожидалось, то не зря. Победоносцев в очередной раз поставил их в тупик собственного непонимания.
– Как говорит наша народная мудрость, – с этой присказки Победоносцев подводит своих слушателей к главному, – то для того, чтобы беседа состоялась, и насущная проблема была рассмотрена со всех сторон, всегда нужен третий собеседник. – И на этих, с дальним каким-то прицелом и посылом, раз всё сказанное находится в спорном положении по отношению с действительностью, Победоносцев устремился своим затуманенным взглядом куда-то в дальнюю даль, вгоняя в полный абсурд господ послов, чего-то вообще не понявших, что тут имеет в виду Победоносцев, своим этим заявлением войдя в сопряжение с очевидностью.
И если Победоносцев счёл их за неразумных и неграмотных людей с традиционной точки зрения знания научных дисциплин, той же математики, где они, согласно требованиям современной повестки дня, при арифметических решениях элементарных задач не имеют права не учитывать мнение учащегося на итоговые выводы того же сложения и тем более разницы между двумя числовыми элементами задачи, то он будет крайне разочарован, и они ещё не забыли законы арифметики и физики, и ещё умеют считать и особенно складывать. И они на раз, два, три видят количественную составляющую кабинета Победоносцева, и вот такое разночтение между ними и Победоносцева, однозначно специально внёсшего в их разумение такую нестыковку между визуальной и слуховой картинкой, вызывает в них осложнение умственного порядка.