КамТугеза

Он ходил по квартире, пытаясь понять, что все?таки с ним произошло за последние сутки. Справа от комода, на небольшом кусочке свободной стены с темно?зелеными обоями в разных рамках висели два десятка фотографий. Почти на всех из них была его мать. На самой большой они были вдвоем на сочинской набережной десять лет назад. Через три месяца после этой поездки мама умерла. Она родила Родиона без мужа, когда ей было за тридцать. Может быть, стыдясь этого, так и не сказала ему кто отец.

«Чтобы сказала мама, узнав о моих поступках?» – подумал Родион.  Она очень любила Томаса, который часто обедал у них дома после школы, перед тем, как они шли на стадион. Иногда Томас звонил домой и, с разрешения родителей, оставался ночевать. «Мама бы точно не одобрила…»

«Я же вчера решил уехать, – вспомнил Родион. – Все было так хорошо, так тщательно обдумано… Не успел… – он пил чай с чабрецом из любимой кружки и барабанил пальцами по затертому столу. – Куда делась скатерть? Наверное, Катя убрала ее, чтобы не испачкать, когда вчера накрывала стол. Почему я на это не обратил внимания? Что?то очень многое в моей жизни стало выходить из?под контроля. И, похоже, что в своей жизни я сам решаю далеко не все. С той же Лизой все было замечательно и никакой зависимости. Почему же вчера я так легко сдался Кате? Может это и есть любовь?» – Родион посмотрел на неубранную кровать. Обычно, чтобы голове было удобнее, он подкладывал себе под голову обе подушки, а сейчас они лежали отдельно рядом друг с другом. И на одной была ямка, отпечатавшаяся от Катиной головы.

«А что такое любовь? Чем она отличается от обычного желания заняться сексом? Иногда утром в метро, пока на эскалаторе наверх поднимешься, навстречу штук пять таких принцесс попадется, что хоть бросай все дела и за ними… И что? Это любовь? Что?то должно быть еще кроме секса… Может дело в том, что от одной сразу после секса хочется бежать, что есть мочи, а с другой не хочется расставаться ни на минуту… Нет. Это тоже не то… От Лизы мне бежать никуда не хотелось. И вообще, если выбирать исходя из чего?то осязаемого, того что можно объяснить обычными словами, то я выбрал бы Лизу. Грудь у нее красивая, а попа и ноги просто шикарные. Знает, что хочет. В мою жизнь не лезет… И поэтому с ней просто. К тому же перспективы… Но вот только к Лизе меня сейчас совсем не тянет. А Катя только уехала, и уже без нее все не так: не соленое и не перченое. Вот как это значит – «опустела без тебя земля». Все мысли только о ней. По крайней мере, ясно – где начинается любовь, там кончается свобода».

Родион встал. Заправил кровать взбил подушки и немного подумав, положил их одну на другую, как делал это раньше для себя одного.

«Видимо в организме есть какой то тумблер, который включается, и ты понимаешь, что готов и хочешь взять ответственность именно за этого человека. Тебе хочется иметь с ним детей, о которых будешь заботиться… И в любую секунду своей жизни ты будешь знать, что этот человек и эти  дети –  самое важное в твоей жизни. А с другими… даже если с ними очень здорово заниматься сексом на крыше… рано или поздно накатит такая тоска, что не помогут даже самые красивые ноги в мире…»

Родион почувствовал, что очень голоден. Готовить не хотелось, поэтому он спустился позавтракать в то кафе, где вчера оставил Томаса. На столе у окна, где они сидели, стояла пустая пивная кружка. «Да, вчера еще все было просто и понятно». Он попросил сарделек с жареным луком и картофелем и вспомнил завтраки там, в заповеднике. «Может все дело в том, что тебе не хочется опять садиться на скудную рисово?гречневую диету, – подумал Родион. – Но ведь не только из?за фильма ты туда едешь. И точно не за деньгами и премиями. Ты же сам задал себе эти правила – сам можешь их отменить».

Все началось в институте, когда он понял, что по неписаным законам мира кино, сложившимся сто лет назад, его место в нем уже установлено и пересмотру не подлежит. На самом верху этой лестницы были дети известных режиссеров и чиновников, их любовницы и любовники. Они могли рассчитывать не только на крупную государственную финансовую помощь, но, что еще важнее, на гарантию проката их поделок в сети кинотеатров или на телевидении. Чуть ниже были те, у кого есть возможность сотворить что?нибудь на собственные деньги. Потом разместить это на «YouTubе», где все растворялось в куче ежедневного мусора. В третьей группе был Родион. Он мог довольствоваться тем, что осталось: рекламой, клипами для начинающих музыкантов и прочей чепухой, которая хоть и приносила доход, но с творчеством ничего общего не имела. И никакой талант, никакие усилия не позволили бы ему подняться выше. Эти правила были отлиты в граните и пересмотру не подлежали.

Можно было смириться, найти свою нишу, к примеру, в политической рекламе. Жениться, завести детей, раз в год ездить отдыхать. Иногда менять автомобиль, чтобы подразнить друзей. А по пятницам в баре за кружкой пива бить себя в грудь и доказывать, что уж на следующий год обязательно все брошу, уеду на край света и сделаю что?нибудь стоящее.

Согласиться с этим для Родиона было так же невозможно, как сыграть со своей единственной жизнью в договорную игру. Когда он, окончив школу, сообщил маме куда собрался поступать, она с грустью приняла его выбор:

«Я надеялась, что ты станешь врачом, но и режиссером можно принести пользу людям». Он пообещал, что будет делать доброе, честное кино. Не выполнить свою клятву и признать свое поражение, даже не стукнув по мячу, он не мог.

Он решил: победить можно, только если играть по своим правилам. Поэтому еще в институте создал собственную свою шкалу ценностей. Для этого отверг привычные атрибуты успеха. С юношеским максимализмом установил для себя главным приоритетом – независимость и правдивость. Но тогда он не смог предусмотреть, что свобода всегда требует жертв. После первого брака стало понятно, что главная жертва – это семья. Первая попытка сохранить независимость, находясь в браке, провалилась.

«Стоит ли пробовать еще раз? Даже если сегодня ты уверен, что это любовь? Если этот тумблер сам включается, то он, наверное, сам и выключается… Что дальше? Дальше для чего?то серьезного будет уже поздно. Гонки за двумя зайцами обычно кончаются…»

Родион вспомнил Камчатку и то новое, почти неуловимое чувство, которое только на несколько мгновений проявлялось у него безотчетным приятным волнением, но при попытке удержать его и попробовать осмыслить, сразу растворялось.

Он вспомнил тот день, когда оно появилось первый раз. Это было  после того неудачного падения, когда он разбил камеру. Дальше тропинка   несколько километров шла по самому гребню перевала, потому что склоны заросли непроходимым кустарником. Болело плечо. Теперь он шел осторожно, лишь изредка посматривая по сторонам. Справа одни горы, кое?где еще покрытые снегом, сменяли другие. А у самого горизонта их вершины смешивались с голубым небом. Впереди был хорошо виден вулкан Кроноцкая Сопка, а слева блестело бескрайнее застывшее море с разбросанными по нему небольшими островами. Было так красиво и безмятежно, что Родион не удержался и что?то прокричал от восторга.

Спускаться к морю было трудно из?за мелкого острого гравия под ногами. Чтобы немного перевести дух, Родион присел на большой камень.

Прямо под ним была небольшая бухта. Там, где в бухту впадала быстрая мелкая река, пологий берег был усыпан серой галькой. Дальше, узкая кромка берега между сползающим с гор зеленым кедровым стлаником и водой, была засыпана огромными черными валунами. А там, где бухта соединялась с открытым морем, из воды, как сторожевые бастионы, неприступно поднимались сплошные скалистые стены. Прямо под ними, маленькими островами торчали, не выдержавшие морской осады, их обломки. В бескрайнем светло?голубом небе самолет, пролетая из другого мира, оставил за собой исчезающий на глазах след. И везде: над береговыми утесами, над морем кружились тысячи птиц. Даже здесь, наверху, был слышен их непрерывный гомон.

Тогда на этом перевале ему показалась, что этот суровый мир вслед за медведицей поверил ему, принял за своего. Он почувствовал себя единой частью этого великого творения. Ему показалось, что еще мгновение, и он поймет что?то очень важное. Он почти физически почувствовал, что сейчас узнает самою важную тайну в жизни… Но чувство ускользнуло. Видимо тогда ещё время не пришло или он сам оказался не готов.

Родион закрыл глаза, пытаясь восстановить те ощущения, которые испытал на горе. Но увидел лишь калейдоскоп лиц: Катя, Лиза, Томас… Он подумал, что если бы не разбил тогда камеру, ему бы не пришлось лететь в Москву, и он не встретился бы с Катей.

«О чем я думаю? Пытаюсь обмануть сам себя? Выбор очевидный и варианта только два. Или признать, что с юношеским максимализмом пора завязывать. Что в тараканьих бегах есть тоже неплохие призы. Или, если хочешь остаться собой, собрать рюкзак и вечером улететь. Там есть хороший собутыльник ученый?вулканолог. И есть шанс понять, что же он тогда не смог понять на перевале. Ведь чтобы иметь право пользоваться чужими жизнями, надо сначала разобраться со своей».

Он достал телефон и набрал номер.

– Катя? – услышав ее голос, Родион почувствовал, что опять теряет уверенность. – Я хотел тебе кое?что сказать. Тебе сейчас удобно говорить?

Он представил, как в неподвижном жарком московском воздухе совершенно каким?то необъяснимым образом сейчас полетят его слова, которые будут влетать в миллионы чужих ушей, слова, которые надо говорить, только глядя в глаза. Но говорить их не пришлось.

– Давай попозже созвонимся, – ответила Катя. – Мы сидим с Томасом на скамейке у его дома.

– Хорошо.

Родион сбросил звонок. Огляделся в поисках официанта.

– Водки, пожалуйста, 200 грамм. В одном стакане.

Глава 27

Катя вышла от Родиона на улицу. На мгновение ее ослепило яркое  солнце и она остановилась на ступеньках. Когда пришла в себя, то сразу обратила внимание на девушку в ярко?красном «Мини Купере» напротив подъезда.

Катя почему?то сразу почувствовала, что это и есть та самая неожиданная утренняя гостья.

«Красивая, яркая, независимая, но не конкурентка, – дала ей оценку Катя. – Мужики таких в жены не берут: они их боятся и чувствуют себя с ними неуютно. Слишком независимая. Для секса – да, похвастаться – да. Но для жизни им нужны совсем другие. Рядом с такой яркой звездой можно самому потеряться. Это перед друзьями в бане с пивом мужчине хочется выглядеть несгибаемым брутальным кобелем, а дома хочется лежать на уютном диване рядом с заботливой, и главное, надежной женой, которую не надо убеждать, что его приятель никчемный бездарь. Хорошая жена сама это подтвердит. И боже упаси напомнить своему мужу, что этот его приятель своей супруге недавно купил новую машину. Такие сравнения могут делать только круглые дуры. Мужчинам нужно чтобы женщина смотрела на них восторженными глазами, и одновременно аккуратно вытирала им сопельки». А она умеет быть такой. Не всегда ей это нравится, но что же делать. Она может слушать с понимающим взглядом, может заботиться и даже жертвовать. И не потому, что считает, что так она быстрее доберется до кошелька, а потому что уверена, что это и есть роль женщины: заботиться, любить, понимать. «А те дуры, которые ждут всего этого от мужчины, пусть встают в бесконечную очередь друг за другом».

«С девушкой более?менее ясно, теперь надо определиться с Томасом. Если бы он не был другом Родиона, то и проблем бы не было. «Извини, не судьба. Я встретила парня своей мечты, а ты, конечно, добрый и замечательный, но мы с тобой очень разные». Сегодня в этой ситуации так сделать не получится. Томас друг Родиона и как только поймет, что он уже не мой парень, то легко может перейти в разряд моих противников. А друзья мужей могут доставить больше проблем, чем их подруги. Особенно обиженные друзья. Они такого могут наговорить! Но Томас, кажется, не такой. Вообще он хороший. Я же еще вчера радовалась, что его нашла, а сегодня… – напомнила себе Катя. – Так бывает. Конечно, вряд ли он захочет отомстить и рассказать Родиону что?то плохое – не такой он человек. Но всякое бывает. В любом случае лучше, если он будет на моей стороне».

Катя набрала на телефоне номер Томаса и договорилась встретиться около его дома в Некрасовке. «Невеселая процедура, но через это надо пройти».

По Солянке Катя вышла к «Китай-городу». У входа в метро она заметила невысокий храм кирпичного цвета и решила, что должна обязательно зайти и поблагодарить Бога за то, что он дал ей такой шанс. В галерее у входа купила маленькую свечку. Оказавшись после шумной улицы в мягком церковном полумраке, Катя сразу внутренне как?то изменилась. Ей захотелось быть строже к себе. Среди старинных икон маленького уютного намоленного храма она нашла икону Божией Матери. От горящей под ней лампадки зажгла свою свечку и поставила на большой подсвечник к десятку таких же. Она не знала ни одной молитвы и поэтому просто своим словами поблагодарила Богородицу. Потом еще постояла несколько минут и, быстро перекрестившись, вышла на улицу.

У лестницы в подземный переход и в метро столпились люди.

Спускаться под землю с вечно спешащей толпой сейчас не хотелось, и Катя присела на лавочку в соседнем сквере. Утреннее солнце еще не успело нагреть город, и она с наслаждением подставила лицо под его лучи. После стольких лет ожидания удача улыбнулась. Ведь она о многом и не просила. Терпеливо ждала и готовилась. Ей был нужен только один шанс и уж она бы его не упустила. И вот Родион… Именно то, что ей и было надо. Она в этом ни капли не сомневалась. А с Томасом было как с новыми красивыми туфлями: все хорошо, но где?то чуть жмут, где?то чуть трут… Может со временем, и притрутся, но… Родион подошел, как будто его скроили специально под нее. «Может это и есть любовь? – подумала она. – Может и любовь, но сейчас это не самое главное».

Катя не любила думать о таких понятиях, которые трудно точно обозначить. «Он умный, веселый, красивый и, главное, перспективный. А любовь… Конечно, звучит возвышенно и романтично, но неплохо, если бы сначала кто?то смог толково дать определение, что это такое. Тогда бы я и решила… Вот у Наташи Ростовой, когда была любовь? Когда она уже помолвленная ждала Болконского или когда от Болконского хотела сбежать с этим… как его там звали… забыла… Кураевым или Куракиным… или вообще к Пьеру Безухову, которому она нарожала кучу детей? Абсолютно разные люди, разные чувства, а все одно и то же слово. Если Лев Николаевич не смог разобраться, то мы пока тоже это отложим».

Наедине со своими мыслями, сидя на лавочке в центре Москвы, Катя размечталась на солнышке.

«Район здесь замечательный, но квартира маленькая. Для холостяка в самый раз, а для семьи не подойдет. Но эту квартиру можно легко продать и купить за эти деньги трехкомнатную в той же Некрасовке… И еще останется… А не рано ли я начала делить шкуру еще не убитого медведя? – очнулась Катя и рассмеялась над собой. На всякий случай, чтобы не сглазить, постучала костяшками пальцев по деревянной лавочке. – Главный конкурент для меня – это его работа. Если он сейчас уедет и продержится без меня там хотя бы месяц, то все пропало. Любовь, что бы это ни было… это такое блюдо, которое надо подавать горячим… И к тому же она может быстро остыть».

Катя решительно встала и пошла к входу в метро: «Нельзя откладывать то, что надо сделать прямо сейчас!»

Некрасовка встретила сильной жарой и такой вонью, что заслезились глаза. На центральной площади было перекрыто движение, и люди в ядовито?салатовых спецовках заканчивали монтировать на ней огромную сцену. Со всех сторон из мегафонов звучал призыв для жителей собраться на митинг, который должен начаться в два часа дня. «К этому времени надо все закончить и уехать отсюда, – решила Катя. – Сейчас двенадцать, должна все успеть. А в Некрасовке квартиру покупать не будем».

Тут она увидела радостно улыбающегося Томаса, который шел ей навстречу. Всю дорогу она подбирала в голове уместные фразы для этой ситуации, но сейчас все вылетело из головы. Томас шел, и казалось, что вокруг него, большого сильного и доброго, образуется облако положительных эмоций. «Да, так и есть – большой ребенок. Как же ему все сказать? Надо сразу, только не тянуть».

– Катенька, я тебя потерял. Со вчерашнего вечера не могу тебе дозвониться, – Томас нагнулся и неуклюже поцеловал Катю в щеку. – Ты нашла мне замену?

Девушка внимательно посмотрела на него снизу вверх. Взяла из его рук   меленький букетик синих фиалок, которые он неуклюже держал своими толстыми пальцами. И поймала себя на мысли, что если бы она вчера не вернулась из метро к Родиону, а решила сначала объясниться с Томасом, то твердости у нее могло бы не хватить. Поэтому может она подсознательно и отрезала все пути назад.

– Если честно, то да, – выдохнула Катя. Наверное, только сейчас она увидела всю эту ситуацию глазами Томаса.

– Так быстро? – Томас продолжал улыбаться, несмотря на то, что понял: Катя не пошутила. – Родион? – уже серьезно, после небольшой паузы, спросил он.

– Может быть… давай присядем, – предложила Катя.

– Да, наверное, стоит.

Томас осторожно взял ее под локоть, перевел через дорогу на другую сторону, где на тротуаре стояли столики уличного кафе.

– Я, пожалуй, водки, а ты? – спросил он.