КамТугеза

Из телевизора, подвешенного к потолку, Екатерина Андреева с торжественной интонацией, с которой когда?то произносили рапорты об открытии в стране новых заводов к очередной годовщине Октября, рассказывала, насколько выросло количество российских миллиардеров в списке Форбс по сравнению с прошлым годом.

На 22?ом этаже панельного дома в Некрасовке на кухне у окна стоял отец Томаса Энрике, названный так в честь погибшего под Москвой деда, и смотрел на странный желтый дым, поднимающийся за домами напротив.

– Похоже, это на свалке что?то горит, – решил он.

Его жена Лена выключила воду, убрала чистые тарелки в шкаф над раковиной и подошла к мужу.

– Химией какой?то пахнет. Давай окно закроем, – предложила она. – А ты, Саня, кури, пожалуйста, поменьше и так дышать нечем.

Александр Геннадиевич Рыжиков – Саня, из?за волнений по поводу предстоящей встречи одноклассников, выпил уже половину бутылки водки, ничем не закусывая, лишь прикуривая новую сигарету после каждой выпитой рюмки.

– Пока вы в окно смотрите, я придумал, как в стране устроить полное согласие между всеми гражданами, – объявил Саня, показывая пальцем на телевизор.

– Предлагаешь телевидение и интернет отключить? – предположила Лена.

– Ну это тоже способ неплохой, но у меня есть более гуманный вариант. Все просто. Собираются эти жулики, – Саня опять показал на экран телевизора, – где?нибудь у себя в Куршевеле и сами раз в год выбирают одного из своих миллиардеров для принесения в жертву. Умные жрецы давно этот метод освоили. Только они самую красивую девушку в жертву приносили, чтобы никто никому не завидовал и в стране был мир и покой… Так вот. А в это же время здесь, в России, в предновогоднем выпуске «Поле чудес», разыгрывается возможность поучаствовать в исполнении.

– В каком исполнении? Что?то я нить потерял, – поинтересовался Энрике и повернулся от окна.

– Поучаствовать в расстреле выбранного ими олигарха, – разъяснил Саня и рассмеялся, радуясь своей идее. – Вот представь, – Саня повернулся к другу и продолжил рассказывать, обращаясь к нему: – Десять минут до Нового года… все уже за столом провожают Старый год и по телевизору начинается репортаж с Красной площади. Этот мужик с усами… как его…

– Янукович… нет… Якубович, – подсказала Лена.

– Да, Якубович. И он говорит, держа в левой руке микрофон, а правой указывая на Лобное место у Покровского собора: «А сейчас, товарищи, те счастливчики, которые получили право участия в новогоднем праздничном расстреле, от всей души пальнут в этого гада из петровских пищалей из Оружейной палаты. Мы специально для этого случая их отреставрировали, так что осечки не будет. Рядом с ними в эти минуты будет мысленно вся наша могучая Родина». Он коротко перечисляет, что украл этот олигарх, сколько людей из?за него пострадало, сколько он совершил других преступлений. Потом из Спасских ворот Кремля выходит торжественный караул, а за ним человек десять этих счастливчиков. Они радостно улыбаются, машут собравшимся на Красной площади людям и проходят к Лобному месту. Медленно кружится пушистый новогодний снег. Судья в мантии зачитывает приговор, и расстрельная команда очень гуманно приводит этот приговор в исполнение. Думаю, от выстрела из десяти пищалей его мгновенно разорвет на маленькие кусочки. Потом Президент выступает с поздравлениями. Бьют куранты. Залпы салюта. Радостные люди обнимаются и целуются. Останки олигарха тут же сжигают на Лобном месте.  Неужели жизнь нескольких жуликов, дороже спокойствия в стране?!

– А почему ты думаешь, что олигархи пожертвуют своим… коллегой? – спросил Энрике.

– Во?первых, чтобы получить возможность дальше воровать, во?вторых, в каждой группе людей всегда есть тот, которого никто не любит и, в?третьих, если его судить по закону, он настучит на всех остальных, а там все настолько замазаны, что стреляй любого – не ошибешься. Зачем им это? Сейчас Сталина ругают, что он как?то половину съезда своих большевиков под расстрельные статьи подвел. Так вот, посмотри сейчас на нашу Думу или Правительство, там есть кто?то, кого можно пожалеть? Ни одного! Если здесь на улице завтра опрос провести, то все проголосуют за то, чтобы всех этих думцев пожизненно в Соловецкий монастырь отправить.

– Я смотрю, ты добрый сегодня, – сказала Лена. – А вы подумали, чем гостей кормить будете? Или вы их сразу на расстрел? Я картошки почистила, придут – пожарю. Есть банка грибов, банка огурцов. Колбасы там немного осталось в холодильнике.

– Самогонки у нас трехлитровая банка. Должно хватить, – неуверенно прикинул Энрике. – Да и они может чего?то принесут.

Энрике, очень высокий, с благородной сединой в волосах стального цвета, моложавый мужчина старше пятидесяти, тоже волновался перед предстоящей встречей. Хотя они все и были друзьями детства, но Прохор поднялся на самый верх, а они сидели без работы в самом бедном районе Москвы. Куда переехали из того же дома, где жили братья. В начале 90?х Романов отселил сюда всех из той части дома, в которой сейчас жил сам, наобещав им чего только можно и, естественно, не сдержав своих обещаний.

– Сомневаюсь я, что они чего?то принесут, – сказал Саня. – А Тихон, он тоже в правительстве или чем?то другим занят?

– Тихон в монастыре, – ответила Лена, – как уехал в 86?м, так там и остался.

Лена вспомнила про ту поездку с Тихоном в Киев и посмотрела на мужа. Сейчас она волновалась больше всех, но по ней заметить было невозможно.

От ресторана на Чистых прудах до Некрасовки Тихон уговорил Прохора доехать на метро, в котором оба не были уже много?много лет.

– Вот это да! – выйдя на поверхность, Тихон, растерянно озираясь, оглядывал бесконечные ряды высотных и абсолютно одинаковых жилых домов. – Дома как термитники. Мне здесь как?то не по себе. И запах ужасный. Свалкой пахнет. Как же они здесь живут?

– После твоей деревни, конечно, не по себе. Пожил бы немного – привык.

Прохор чуть протрезвел после ресторана и тоже не очень уверенно осматривался вокруг. Он уже много лет не был так давно от центра Москвы, да еще без машины. Рассказывать Тихону, почему горит свалка, он не хотел. Да и в гости ему идти уже совсем не хотелось. Он попробовал увильнуть от встречи:

– Зря мы сюда приехали. Аура здесь отвратительная.

– Что здесь раньше было? – поинтересовался Тихон.

– Ты не поверишь, – Прохор пренебрежительно усмехнулся, – сюда сто лет со всей Москвы канализацию сливали. Здесь на километры вокруг отстойники были. А вот теперь, видишь, жена мэра город?сад на говне построила.

– И что же люди здесь квартиры покупают?

– И не просто покупают. Здесь, можно сказать, самые активные люди страны собрались. Кто в деревне хвосты коровам крутить не хочет и баклуши бить, все сюда едут.

Тихон вспомнил забитые окна брошенных домов вокруг монастыря. Заросшие березняком бывшие колхозные поля, развалившиеся фермы.

– А что же они здесь делают?

– Китайские чайники и пылесосы друг другу продают. Вообще?то, толку от них государству никакого, но их здесь выгоднее держать, экономичнее. В одной такой бетонной коробке три деревни помещается. Школ меньше, больниц меньше, дорог меньше. Да и им самим интереснее здесь, чем в какой?нибудь дыре. Двадцать первый век.

– Я думаю, если была бы работа у них дома, то они бы сюда не поехали. Ведь, по сути, здесь так и остался отстойник. Только теперь человеческий. Лет через двадцать единицы смогут вырваться, а здесь будет большое гетто.

– Так все рассчитывают, что именно они поймают за хвост птицу счастья.

– Ты так спокойно об этом говоришь. А если они не захотят жить в гетто? Здесь до Кремля совсем близко. Это не из Вологды идти.

– Да брось ты. Перевороты и революции везде и во все времена устраивались исключительно какой?либо частью самой власти. Сам народ может лишь иногда сгоряча, а чаще по пьянке, барский дом подпалить… Ну ладно, пойдем, раз приехали.

– Может быть, надо в магазин зайти, купить что?нибудь? – спросил Тихон.

– Хорошо, что ты вспомнил, а то пришли бы с пустыми руками, – Прохор даже стукнул себя по лбу, расстроенный собственной несообразительностью.

В магазине Прохор начал набирать в тележку самые дорогие продукты и напитки, но Тихон его остановил:

– Давай возьмем что?нибудь попроще, а то подумают, что ты или похвастаться хочешь, или задобрить.

– Ты опять прав, – сказал Прохор, – я не подумал.

Глава 20

Неловко пообнимавшись в тесной прихожей, мужчины расселись за столом в комнате, а Лена ушла готовить на кухню.

– А у тебя раньше волос чуть больше было, – улыбнулся Прохор, глядя на почти совсем лысого Саню и вспоминая его молодым с прической, как у Анджелы Дэвис. – Тебя даже в школу не пускали без родителей, стричься заставляли.

– Зато теперь рога сразу видно, – отшутился Саня.

– Раньше обычно ты сам рога наставлял, – сказал Прохор.– Помню, как своими прыжками с вышки в бассейне «Москва», где сейчас Храм Христа Спасителя опять поставили, ты всех девчонок у нас уводил.

– Не выдумывай. Там в мороз такой туман был, что ни меня, ни девчонок видно не было, – скромно ответил Саня.

– А после бассейна мы в пельменную ходили, – напомнил Тихон.

– Самая лучшая пельменная была у Политехнического на Богдана Хмельницкого. Сколько же мы там портвейна выпили… – Прохор как будто вернулся на угол той улицы, на крыльцо здания в стиле советского авангарда, где тогда находилось ЦК ВЛКСМ, куда он несколько лет ездил на работу.