Кот с Монмартра. История давно минувших дней

– И, возможно, удача тебе улыбнётся месяца через три или четыре, – тихо произнёс Амьен, пожимая плечами.– Было бы проще отправиться к комиссару полиции и вручить ему булавку и обрывок письма, чтобы он начал расследование и, используя средства, которыми он располагает, быстро обнаружил адрес жертвы.

– Отлично. Значит ты собираешься сопроводить меня к этому комиссару полиции.

– Я! Ах! Ну нет! Я тебе уже сказал, что у меня совершенно нет свободного времени.

– Как пожелаешь. Но я ничего не могу сделать без тебя… Я имею в виду-ничего официального. Если я представляюсь перед комиссаром, мне придётся ему сказать, откуда у меня появился обрывок письма, который я ему покажу… мне придётся также ему рассказать о смерти твоей кошки. Я уверен также, что он попросит показать ему труп Улисса. Будет сделана аутопсия бедного зверя.

– Никогда в жизни! Я этого не допущу- воскликнул Амьен.– Я не хочу, чтобы препарировали моего кота. Вполне достаточно того, что ты его убил.

– Следовательно, как я понимаю, у меня нет никакой необходимости навещать комиссара, чтобы ему рассказать эту историю, – нагловато прокомментировал его слова Верро.– Цель оправдывает средства, мой дорогой. Если мы посвятим в это дело полицию, ты должен рассчитывать, что окажешься в её руках всерьёз и надолго.

– Это – как раз то, чего я не хочу.

– И это то, что несомненно и непременно настигнет тебя. Сейчас никто не верит в преступление. Только поэтому тебя оставили в покое. Но если будет констатировано отравление Улисса со схожими обстоятельствами, все моментально изменится. Будут проведены опыты с булавкой на других животных, принесут в жертву несколько собак и кроликов, врачи напишут длинные отчёты о последствиях воздействия яда кураре, и ни у кого больше не будет сомнений, что девушка из омнибуса была убита. Поднимут на ноги всех агентов полиции, тайных и явных… и, так как ты единственный человек, который видел убийцу и наблюдал за её действиями, а также и за её сообщником на крыше омнибуса, тебя попросят, без сомнения, сопровождать этих господ агентов в их экспедиции по обнаружению преступников… если их конечно удастся найти.

– О чём ты говоришь! Ты насмехаешься надо мной?

– Я, конечно, немного утрировал и перегрузил свою картину красками… темными мазками… но, не намного. Можешь быть уверен, что тебя будут вызывать каждый раз, когда полиция найдёт подозрительного человека или подозрительную женщину. И ты будешь опознавать всех подозрительных женщин и мужчин Парижа.

– Прелестная перспектива! Так придётся все дни проводить в префектуре полиции. Нет, нет! Делай все, что тебе заблагорассудится, лишь бы только мне не пришлось заниматься чем-либо другим, кроме моей картины.

– Тогда тебе не остаётся ничего другого, кроме как отдать мне булавку и разорванное письмо… и ты мне даёшь карт-бланш, не контролируя больше мои операции. Согласен?

– Скорее всего да, чем нет…! При условии, что ты меня будешь держать в курсе этого дела.

– Считай, что я уже все это делаю. Я буду занят только охотой на этих негодяев, и поскольку я так или иначе вижу тебя каждый день, мне ничего не останется делать, кроме как рассказывать тебе о том, что я сделал накануне. Это соответствовало бы твоим желаниям, не правда ли? И мы обойдёмся без комиссара.

– Да и между тем…

– Что ещё?

– Я спрашиваю себя, имеем ли мы право хранить у нас эти предметы и все то, что мы знаем. Долг хорошего гражданина своей страны состоит в том, чтобы просветить юстицию, а ты хочешь запереть, как говорится, свет под ведром.

– Прошу прощения! Я как раз таки намерен посвятить юстицию во все нюансы этого дела… но… не сейчас… а когда настанет нужный момент… Ох уж эта юстиция!… Как говорится, когда я буду держать за горло эту преступную парочку… то тогда… о… да юстиция должна будет меня благодарить за то, что я за неё выполню почти всю работу, и судебный процесс против этих негодяев будет мною уже наполовину подготовлен, когда я их предоставлю в руки этой самой юстиции на блюдечке с голубой каёмочкой.

– В действительности… ты даже не поверишь… но я тобой восхищаюсь. На сколь… как ты уверен в своём таланте и способностях!… И, без сомнения, ты будешь действовать в одиночку…?

– Не совсем так. Я много, долго и самостоятельно занимался вопросами, находящимися в сфере профессиональных интересов юстиции, знакомился с трудами знаменитых сыщиков, и у меня есть все основания полагать, что я стану первоклассной полицейской ищейкой, но практика… мне её катастрофически не хватает. В начале расследования мне понадобится некий советник… инструктор, но не для проведения основного расследования, его я в состоянии завершить и сам, ведь моего инстинкта следователя вполне достаточно для этого, а лишь только для того, чтобы показать мне маленькие хитрости и уловки этой профессии. И такой человек у меня под рукой.

– Неужели… не может быть. Где же ты с ним познакомился? Я то думал, что ты сосредоточен исключительно на холсте к выставке!

– Мой Бог, да. Но совершенно случайно именно этого господина я стал очень часто встречать в одном кафе, где я размышлял о сюжете о будущего шедевра… но не этом квартале… и он мне предложил свою дружбу, потому что однажды вечером я сделал его портрет карандашом… и абсолютно точный. Он мне сказал, что полиция часто приглашает художников, чтобы сделать портрет предполагаемого преступника, и сделанный мной набросок очень хорош. Я почти уверен, что прежде он работал в полиции.

– Чёрт возьми! Тебе повезло завести прекрасное знакомство.

– Что ты хочешь от меня? Я не могу проводить все мои вечера в шикарных салонах предместья Сен-Жермен, как ты. Меня, почему-то, всегда забывают на них пригласить. Но если бы ты знал этого бравого Фурнье, ты понял бы, что мне нравится в его обществе. Он полон остроумия, злословия… и забавных анекдотов.

– Я в этом не сомневаюсь, но я тебя легко и непринуждённо хочу избавить от необходимости представить меня ему, и даже больше… прошу тебя даже не упоминать этой личности обо мне. И теперь, когда мы достигли соглашения по всем вопросам, доставь мне удовольствие и освободи меня от всего, что может мне напомнить об этой мрачной истории. Унеси с собой письмо, булавку… и даже тело бедного Улисса.

– А я не прошу тебя о большем, – ответил Верро, – и со своей стороны я тебя собираюсь освободить от обаяния своей персоны. У меня хватает и своих дел.

– Но… последняя рекомендация, – добавил Амьен.– Не говори никогда ни слова об этом деле в присутствии Пии. Она очень раздражительна и нервна, и я боюсь, что…

– Что потом она проболтается кому-нибудь. Не бойся. Я ей ничего не буду рассказывать. И если она у меня спросит, что стало с твоим котом, я ей отвечу, что он умер от паров мышьяка, полизав палитру с твоими волшебными красками.

Часть III

У Поля Амьена были свои причины не продолжать чересчур долго разговор с Верро, который и не закончился бы никогда, если бы только Поль предпринял хоть малейшую попытку вникнуть в смелые и фантастические идеи этого горе-художника-сыщика.

Верро не просил для себя большего, кроме как желания привлечь его к охоте на преступников, о которой он уже давно мечтал, но у Поля Амьена было меньше воображения и больше здравого смысла, чем у его товарища. Сейчас он соглашался с тем, что девушка из омнибуса могла быть убита, а не умерла естественной смертью. Эксперимент, который стоил жизни Улиссу, стал для него решающим… и определяющим. Но он был далёк от мысли, что с помощью имевшихся у них на руках улик возможно обнаружить преступников, и Амьена не прельщала возможность сесть на судно, отправляющееся в плавание с неясным результатом, и которое нарушило бы его душевный покой и равновесие, в котором он так нуждался для своей основной работы.

Не будучи честолюбив, Амьен, тем не менее, имел твёрдое желание завоёвывать независимое положение в обществе, и он был на верном пути к этой цели. Он уже обладал той известностью, которая ведёт к доброму имени, реноме, а иногда даже к славе. В парижском обществе считалось, что он уже перерос определение «талантливый художник», и вскоре станет большим художником и, соответственно, станет зарабатывать большие деньги.

Поль должен был, впрочем, благодарить за свои успехи только самого себя. Единственный сын негоцианта, который мог бы оставить ему большое наследство, Поль Амьен оказался в девятнадцать лет без поддержки родителей и без средств к существованию. Полностью разорённый одним из тех экономических кризисов, которые разрушают даже самые крепкие торговые дома, его отец умер от горя, оставив ему в наследство лишь доброе имя, так как он всем пожертвовал всеми своими средствами, пытаясь исполнить свои обязательства перед клиентами. Поль, потерявший свою мать при собственных родах, остался в этом мире совершенно одиноким, без единого близкого родственника, кроме троюродного кузена, который жил в провинции и внезапно помог ему, предоставив в его распоряжение сумму в тысячу франков, позволившую ему отправиться в поисках счастья за границу.

Поль Амьен, у которого не было никакого вкуса к профессии золотоискателя в Австралии, чувствовал в себе большую тягу к прекрасному, и решив стать художником, он использовал эту милостыню кузена для переезда в Рим, где задержался на пять лет, подрабатывая на жизнь в овощных лавках, чтобы было на что жить и, главным образом, учиться. Уехав из Парижа эвентуальным студентом, он вернулся художником… молодым, конечно, художником, но уже ценимым среди коллег и, главное, публики, которая покупает картины.

Благосклонно к нему отнеслись и парижские критики и, возможно, удачным для Поля обстоятельством стало то, что признание и деньги пришли к нему одновременно.

Амьен, конечно же, намного больше дорожил славой, но никогда при этом не забывал, что в этом мире именно деньги дают свободу, и творчества в том числе, и потому пытался примирить в себе принципы художественной свободы и потребности публики, которая якобы разбиралась в искусстве.

– Когда я буду богат и независим, – говорил Поль сам себе, – я смогу целиком отдаться творчеству, которое я ставлю превыше всего. Состояние не является целью, но это – средство достижения этой цели.

И чтобы быстрее добиться независимости, к которой он так стремился, Поль Амьен думал иногда о том, что было бы неплохо жениться… и сделать это максимально эффективно.

У него было, разумеется, все то, что было нужно, дабы нравиться девушкам. Он был высок, тонок и хорошо сложен, черты его лица были немного неправильными, но у него была в целом выразительная и приветливая физиономия. Любезный и умный собеседник, без тени претензии на высокомерие, Поль обладал ещё многими другими превосходными качествами: доброе сердце, весёлый и открытый характер.

Можно было без труда предположить, что стремление примерить Поля в качестве жениха для завидных невест Парижа не проявляло невнимательность к нему. Уже два или три года, главным образом зимой, не проходило и дня без того, чтобы он не получил несколько интересных приглашений: балы и ужины, где Амьен был представлен девушкам, которых хотели выдать замуж. Поль охотно ходил на эти мероприятия, и играл там свою роль вполне достойно. Он проявил себя на этих смотринах самым положительным образом, и у него сложилась репутация завидного жениха, но до сих пор он ещё не нашел того, чего искал.

Амьен вбил себе в голову, что он женится только на девушке, которую полюбит, и он не хотел влюбиться сознательно, умом, а полюбить бессознательно, чувственно. И, тем не менее, претендентка все равно должна была обладать целым набором духовных и моральных качеств и, более того, она должна была обладать художественным вкусом, который бы вдохновлял его, как художника, и заставлял бы непременно и постоянно совершенствоваться.

На открытии нынешнего зимнего сезона Поль, однако, обратил серьёзное внимание на дочь господина, который был прежде в деловых связях с месье Амьеном-отцом, и стал радушно принимать сына своего бывшего партнёра, ровно с тех самых пор, как этот сын в перспективе собрался стать богатым и знаменитым.

И, конечно, мадемуазель Аврора Дюбуа заслуживала того, чтобы на нее обратили внимание. Для начала заметим, она была чудесно красива, также очаровательна, как и Пия, хотя походила на неё не более, чем день походит на ночь.

Пия была бледной и темноволосой, а мадемуазель Дюбуа была светловолосой и с нежной розовой кожей. Пия была невысокой, и её деликатные формы были ещё скорее обещающими, чем свершившимися, а мадемуазель Дюбуа была высокой, и, хотя ей было едва двадцать лет, её обильная красота уже завершила своё развитие.

Пия походила на деву Рафаэля… мадемуазель Дюбуа походила на фламандку кисти Рубенса.

И Поль Амьен, который любил мэтров всех стилей и направлений, всех школ и мастерских, в глубине души все-таки предпочитал итальянцев. Но, несмотря на это, Поль в последнее время был восхищён привлекательностью блестящей наследницы большого состоянии, которая ему оказала честь, предоставив свою руку на множество туров танца с начала зимнего сезона.

Как мы говорили, мадемуазель Аврора была наследницей изрядного состояния. «Ворочая делами» – это общеупотребительное выражение для обозначения вида деятельности капиталиста, обогатившегося спекуляцией, месье Дюбуа нажил значительное состояние, почётно приобретённое, благодаря удаче, как говорили его друзья, и у него не было других детей, кроме мадемуазель Авроры. Её мать умерла, оставив ей двести тысяч франков, во владение которыми она должна была вступить, достигнув оговорённого в завещании срока-двадцати пяти лет.

Господин Дюбуа, владеющий тремя домами в Париже, имел не меньше семидесяти тысяч фунтов ренты, и должен был оставить после себя дочери ещё больше, так как он делал каждый год неплохие сбережения, хотя и жил на очень респектабельную ногу.

Его дочь любила светскую жизнь, и не только часто принимала гостей в своём доме, но и любила получать приглашения на светские салоны и балы в лучших домах Парижа. И когда Аврора у себя устраивала свои чудесные званые ужины, то всегда отправляла приглашения Полю Амьену, который их с удовольствием принимал, менее из любви к превосходной кухне, а более из предпочтения к красоте мадемуазель Авроры.

И Поль так часто бывал у неё этой зимой, что, не имея возможности в качестве ответного жеста пригласить их к себе, поскольку жил в холостяцкой квартире, уже давно искал случай сделать месье и мадемуазель Дюбуа то, что в обществе называется знаком вежливости.