Иллюзия вторая. Перелом

– Гугол – это единица со ста нулями, – произнес Артак многозначительно, и повернувшись к Агафье Тихоновне негромко добавил:

– Внимание к мелочам – вот основа любого успеха.

Она молча кивнула в ответ.

14

Не желая более терять ни одного из отпущенных мне мгновений, я вскочил на ноги и убедился что они крепко удерживали моё тело в вертикальном положении. Сломанная одним часом или несколькими месяцами ранее нога внешне ничем не отличалась от своей зеркальной сестры-близняшки – она надёжно поддерживала моё немного уставшее за мгновенно промелькнувшее лето, но и одновременно отдохнувшее за быстро уходящую осень тело в рабочем и отвесном, как грузило на стройке, положении, не причиняя мне ни малейшего неудобства. Пару раз топнув для верности ещё недавно больной ногой, и не почувствовав ничего такого, что могло бы меня насторожить, я обратился к Артаку:

– В путь?

Дракон лишь молча кивнул.

– Туда?

Ещё один кивок.

Агафья Тихоновна тоже оглянулась и посмотрела на дракона в ожидании ответа.

– В путь. Туда, – он показал взглядом на приоткрытую дверь.

– Выбора нет?

Ещё один кивок, на сей раз в горизонтальной, а не в вертикальной плоскости.

– Нет. И никогда не было.

– Мы пойдём вместе? – перед выходом на улицу более всего меня интересовал только один вопрос, а именно – как люди отреагируют на появление во дворе говорящей акулы и не менее говорящего, хотя и более молчаливого дракона.

– Вы думаете, мы идём на улицу? – Артак засмеялся и быстро, одним движением лапы распахнул входную дверь.

За ней простирался длинный и белый, узкий, вытянутый в бесконечность коридор с множеством дверей по бокам.

Каждая следующая дверь была похожа на предыдущую словно две капли воды. И было этих дверей столько, сколько хватало глаз и остроты зрения.

Коридор был ограничен стенами, но безграничен в длину и вечен во времени.

Это чувствовалось чем-то внутренним, каким-то, ещё не открытым – сердечным, чутким – именно тем органом, который за мгновение до чего-то такого, что должно было произойти, начинал ныть под ложечкой или выкручивать желудок.

А, может быть, мне это просто казалось. В любом случае, удивляться уже не приходилось, что бы не происходило. Реальность была стёрта, смешана с чем-то другим, возможно, не менее реальным, но менее видимым – и потому непривычным, странным и удивительным. Волшебным, если хотите. Да, да, именно волшебным.

Это правильное слово.

Я замер в нерешительности, не зная как поступить дальше.

Шагнуть в неизвестность, сделать шаг в этот казавшийся бесконечным коридор, находившийся сразу за дверью на улицу, и замещавший её всю самим собой?

Шагнуть в коридор, внешний вид которого не имел ничего общего с тем, что я ожидал увидеть за этой дверью – значит принять правила игры, значит окунуться с головой в тот омут, в который с лёгким принуждением толкали меня Артак с Агафьей Тихоновной.

Шагнуть – это значило одно – начать.

И неизвестно было – удастся ли мне остановиться, удастся ли вынырнуть оттуда живым и невредимым, удастся ли сохранить ту единственно верную для меня философию – философию лично мою – оригинальную и неповторимую философию жизни, которую каждый из нас создаёт с самого своего рождения и с которой так болезненно расстается, когда приходит его время. Или, точнее, когда оно уходит. Это уже неважно, да и по сути – одно и тоже.

Время всегда приходит, уходя. И уходит, присутствуя. По-другому не бывает.

Однако, доверие к моим спутникам было настолько велико и безгранично, что откинув всякие сомнения, пристально посмотрев в честные и солнечные глаза Артака, мельком скользнул взглядом по Агафье Тихоновне, стоявшей всё это уходящее и приходящее время молча – я сделал первый шаг в сторону бесконечного белого коридора.

Со всех сторон раздалось шипение, словно тысячи злых и голодных змей покидали своё разворошённое кем-то гнездо, однако, мои глаза не видели никого и ничего, испускающего такие звуки.

Подталкиваемый тёплыми, жёлтыми глазами своего дракона я зажмурил свои человеческие глаза и полностью отдавшись на волю мысленного драконьего зрения – сделал шаг.

Шагнул в неизвестность.

Мешок с Неведением был один. Не было больше ничего – ни мешка с Ленью и плетущим свою паутину пауком, ни мешка с Честностью и Принципиальностью, не было даже мешков с Правдой и Ложью. Не было мешков с Вниманием и Милосердием, не было мешка с Любовью. Отсутствовали Жадность и Скупость, пропала Бережливость и Расточительность. Куда-то запропастилась Дружба и Привязанность, сами собой исчезли Пунктуальность, Вежливость и Скромность. Пропали Мудрость, Благодарность и Забывчивость.

Посредине сияющей пустоты стоял один мешок.

НЕВЕДЕНИЕ – крупными буквами было написано на нем.

И мелкими, в скобках, словно объясняя – «невежество, глупость».

Мешок был распахнут, раскрыт. Из него во все стороны лезли змеи. Их было не счесть. Наверное, столько же, сколько дверей в белом, и казавшемся мне сейчас очень далеким, коридоре.

Змеи.

Разные.

Знакомые мне и нет.

Известные и не очень.

Тут были и черные небольшие гадюки, выпадающие из мешка одним большим клубком и расползающиеся в стороны быстро, как глянцевые, сверкающие молнии; были и гремучие змеи с трещотками на хвосте, которые внимательно рассматривали нас троих, выстукивая хвостом свою песнь смерти; были удавы и анаконды, медленно перемещавшие свои грузные, большие тела. Были кобры – как морские, так и королевские. Семейство аспидов было представлено великолепной австралийской медноголовой змеей – небольшой и крайне ядовитой, и даже аспид египетский или змея Клеопатры, также известная под именем Гая, была тут. Этой змее поклонялись в древнем Египте, свято веря что кусает она только злых и нехороших людей. Именно она, злобно шипя, ползла в сторону Артака, расправив свой капюшон.

– Артак! – я встревоженно вскричал, желая его предупредить о грозящей ему опасности, – Артак!

Агафья Тихоновна молча наблюдала за происходящим и в её натянутом, как струна, теле чувствовалось огромное напряжение. Она не пошевелилась, когда один из представителей аспидов – а именно – Жестокая змея, являющаяся одной из самых ядовитых в мире, в паре с гадюкой Жарарака-пинтада начали двигаться в её сторону. Не шелохнулась она также и тогда, когда они с веселым шипением растворились в пустоте, окружающей мешок с Неведением – огромный мешок со змеями.

Змеи – символ мудрости, покидали мешок с Неведением. Не было в нём места ни для единого мудрого гада.

Артак продолжал смотреть на меня, совершенно не обращая внимание на кобру Гая, находящуюся уже совсем близко от него. Смерть от укуса этой змеи наступает через 15 минут и надо добавить, что змея Клеопатры никогда не отступает от своих намерений. Единожды решив укусить – она всегда доводит дело до конца. Противоядие, конечно, существует, но, как правило, врачи не успевают приехать к укушенному.

– Артак! – ещё раз закричал я, вложив в свой крик мощь своего голоса и весь напор своих легких.

Он лишь засмеялся, и схватив палку, брошенную ему Агафьей Тихоновной, протянул её в сторону ползущей змеи. Известная своим злобным нравом, та кинулась на палку, вонзив в неё свои острые, как бритва зубы – и в тот же момент дракон дернул.

Резко дёрнул – дёрнул от плеча, всей силой своих драконьих лап.

Ядовитые зубы, застрявшие в палке, дёрнулись одновременно с палкой, вырываясь вместе с корнями и мясом, тогда как змея, сохраняя инерцию своего немаленького тела, осталась на месте. Беззубая, будучи не в состоянии укусить, но всё ещё способная плеваться ядом, змея продолжала ползти в сторону дракона, явно намереваясь его атаковать.