Мои глаза округлились сами собой, как только я попытался выяснить сколько секунд, а следовательно и сколько пространства находилось в том стакане со временем, который я выпил мгновение назад. Выпил одним залпом, одним глотком.
– Сколько же я километров выпил?
– Ах, оставьте, – дракона явно забавлял мой изумленный вид, – оставьте, а то вы всё перепутаете и заблудитесь в непроходимом лесу из аксиом и теорий. Выпили вы ровно столько, сколько выпили – ровно один стакан. Можете считать, что это было сильно сжатое пространство, если вам так удобнее.
– Но позвольте…
– А вот и не позволю! Вы привыкли считать правдой то, что видите своими глазами – но это не совсем так. Пространство, если верить в то, что Большой Взрыв все-таки был, расширяется во всех, – Артак постучал мне когтем по лбу, – во всех направлениях! А сколько таких направлений?
– Я… Я не знаю…
– Да сколько угодно! Миллион, миллиард, гугол в конце концов! Бесконечность! И если мы возьмем от каждого из бесконечного числа направлений по одной, самой маленькой, можно даже сказать, – Артак поднял лапу, – бесконечно малой толике пространства, то и получим сколько угодно времени. – Дракон перевел дух, – но главное тут всё же другое…
– Что же? – мне показалось что я упустил суть.
– Главное – необходимость. Она первична. Она определяет количество и качество того что вас окружает. И если она, необходимость, появилась или была изначально – природа тут же сформирует столько пространства или столько времени сколько ей, этой необходимости, простите за тавтологию, необходимо. Природа жонглирует невидимыми человеческому глазу шарами под названием пространство и время, и ей, в отличие от вас, очень надобна эта двойственность.
– Но зачем?
– Для равновесия. Просто представьте себе коромысло. Нужно ещё объяснять?
Я тут же представил статную женщину, несущую коромысло с водой. Вода плескалась в такт движению и часть её выплескивалась наружу – падала на землю и уходила вглубь.
– Не нужно объяснять, – я улыбнулся, – не нужно. Но неужели так необходимо именно два ведра?
– А как вы сможете сохранить равновесие с одной посудиной? – Артак рассмеялся и обращаясь к Агафье Тихоновне добавил:
– Он никак не хочет понять что для поддержания равновесия необходимо как минимум два чего-то. А то и три, и может быть больше, много больше!
Акула сосредоточено кивнула. Я смутился и задал вопрос, который меня интересовал изначально, ровно с того момента, как было произнесено слово «необходимость»:
– А кто определяет эту необходимость?
– Вы ещё не догадались? – дракон опять посмотрел на Агафью Тихоновну, словно обращаясь и к ней тоже, – ну подумайте, подумайте хорошенько.
– Не догадались, – Агафья Тихоновна по моему лицу поняла что я ещё достаточно далек от разгадки, и, поэтому, ответила за нас двоих, – мы ещё не догадались.
В этот момент дверь в парадное распахнулась, и порыв холодного, скорее осеннего чем летнего ветра, окутал нас троих, немного сковав и наши мысли и движения.
– Постойте, – я смотрел прямо в глаза Артака и видел в них свое жёлтое и солнечное отражение, – постойте, – какая-то мысль опять пришла мне в голову и на этот раз осталась там надолго, – я догадался!
Дракон фыркнул, словно в недоверии, но продолжал смотреть на меня с интересом, а в его глазах продолжало сверкать Солнце.
Конечно, он знал ответ. Конечно, от знал ту мысль, которая посетила меня только что, ибо он сам и был моей мыслью. Он смотрел на меня и ждал одного только слова. Агафья Тихоновна, видимо, почувствовав важность момента, застыла в таком же немом ожидании.
– Человек! – я произнес громко и по слогам:
– ЧЕ – ЛО – ВЕК! Все насущные необходимости определяет сам человек! И в этом и заключена его свобода.
Свобода без выбора!
Свобода без альтернативы!
Свобода без вариантов!
Стрелка на моих часах внезапно пошевелилась таким образом, что я ощутил это движение, потом подпрыгнула и завертелась с огромной, если не сказать – бесконечной скоростью. Ещё бы – за одно лишь мгновение ей надо было отсчитать 7 миллионов 776 тысяч человеческих секунд. Ну или 129 600 оборотов вокруг своей оси.
Одновременно с порывом холодного ветра моё время синхронизировалось и всё встало на свои места.
Согласно природному расписанию.
Согласно насущной необходимости.
Согласно, а не вопреки.
– Но почему так холодно? – я обратился к сияющему счастьем дракону, – время что, забирает температуру, когда синхронизируется?
– Ахаха, – Артак искренне рассмеялся, – нет, нет, что вы… Просто осень на дворе, вот и прохладно.
– То есть как?
– Вот так. Вы же выздоровели. А на это нужно время. Вот оно и прошло, – дракон сделал непонятный жест лапами, – исчезло, испарилось, фьюююю…
В открытую дверь подъезда, словно подтверждая слова Артака, не спеша залетел грязно-жёлтый, мокрый и мятый осенний лист. Следом за ним ветер занёс еще несколько разных – красочно-ярких, несколько таких особенных и неповторимых, всё ещё живых, но уже умирающих, безнадежно оторванных этим же ветром от дерева листьев. Они обречённо и хмуро легли к моим ногам, неся с собой то неуловимое очарование старости и смерти, с которым каждому из нас придется познакомиться. Каждому в своё время.
И никому из ныне живущих не избежать этого.
Листья были яркими, насыщенными теми теплыми, осенними красками, которые способны украсить собой любое увядание, любое одряхление, любое замирание и рассеивание того мощного потока, которое человечество называет жизнью – человеческой ли, древесной – не важно, даже не подозревая о том, что сама жизнь много шире и разнообразнее.
И рассеянный её поток, покинув лежащий передо мной осенний лист или покинув меня самого, не может и никогда не сможет остановиться ни на одно мгновение, он будет бурлить, охватывая собой всё большие и большие куски пространства, расходуя всё больше времени, и поглощая или выдавая на гора новые, ещё не известные человечеству формы.
Не известные, но угадываемые проницательным умом.
Угадываемые любым умом – но лишь умом, склонным к созерцанию и рассуждению.
Ибо Ничто не сокрыто от внимательного, пытливого взора.
Ничто не сокрыто.
– Можно ещё один вопрос? – я неуверенно посмотрел на моих собеседников, которые уже собирались покинуть парадное, – всего лишь один. Перед тем, как мы пойдём.
– Да сколько угодно, – Артак и Агафья Тихоновна повернулись ко мне как по команде и застыли в ожидании вопроса.
– Что такое гугол?
Дракон моргнул, но остался недвижим, потом внезапно, словно отмерев, оттаяв, многозначительно глянул на акулу и засмеялся громко, по-драконьи протяжно.
Его смех наполнил не только всё пространство, но и меня самого, и Агафью Тихоновну. Он ещё долго звучал, отталкиваясь от жёлтых, солнечных, непроходимых стен, вибрируя внутри мокрой и мягкой осенней листвы.