Люди зажигают огни

Мы не удивились. Мы чуть не попадали со стульев от шока.

Димыч, он… как бы вам объяснить. Когда он в отдел кадров принёс резюме, она напоминала мочалку с просроченным сроком годности, настолько была смята и, по-моему, даже пожёвана от страха перед собеседованием. Да его взяли-то из жалости.

– Димыч, успокойся, – сказал я, – ты чем-то взволнован. Кто женится и, главное, на ком?

– Я женюсь! – повторил Димыч и стукнул кулаком по столу. От боли он чуть не упал в обморок.

– Димыч, родненький, – сочувственно покачала головой Силивёрстова, – тебя кто-то обидел?

– Да он же не в себе, – уверенно произнёс Кравчук, – опять про таблетки забыл.

– Вы меня слышите? – закричал Димыч и чуть не расплакался от обиды, – Я серьёзно женюсь!

Признаться, когда он кричит, мы его слышим лучше.

– На Кристине! – добавил он.

– На ком? – почти хором спросили мы.

– На Кристине, – с гордостью повторил Димыч, – и она сказала «да»!

В офисе стало тихо. Одни просто не могли поверить в эту новость. Другие представляли этих двух вместе и тоже не могли поверить.

– Димыч, друг, – еле произнёс я. – ты прости за то, что сейчас скажу, но она же тебя раздавит в первую брачную ночь или ты будешь с неё постоянно скатываться.

Новоиспечённый жених похотливо улыбнулся:

– До сих пор не скатывался же.

Ай, да Димыч! Ответ настоящего мужика, дикого и необузданного. Но это если глаза закрыть. А лучше зажмуриться.

– И давно вы вместе? – спросила Силивёрстова, которой всё надо знать и желательно в подробностях.

Пока Димыч, обрадованный заинтересованностью коллеги, выкладывал историю чистой и большой любви, я представил его вместе с благоверной. Что тут сказать? Слон и Моська. Давид и Голиаф. Противоположности, конечно, притягиваются, но в разумных пределах, естественно. Как они будут гулять по улицам, у него же шея будет постоянно затекать.

Вот мне не стыдно выйти с супругой в люди. Она невысокая и кирпичи не разбивает ребром ладони. Я, правда, тоже не разбиваю, но мы сейчас о другом. А вот Кристине вполне по силам отбить атаку спецназовца, такая мощь в этой женщине! А рядом этот задохлик. Как он будет обнимать необъятное?

И ещё вопрос, кто кого будет переносить на руках через порог совместного жилья? Так хотелось спросить, но я промолчал, но чуть не выдал себя, еле сдержав смех.

Как оказалось, эта сладкая парочка уже два года одурманена магией любви, и души друг в друге не чует. Или не чает, не знаю, но факт остаётся фактом – они действительно влюблены, и теперь надсмехаться над Димычем, даже по-приятельски, становится опасно – его будущая супруга может подстеречь вечером на выходе, поднять над землёй и потрясти как свинью-копилку. Её даже директор побаивается, а он служил в ВДВ, и был смотрящим в своём районе в 90-х!

Я ещё раз представил Димыча и Кристину вместе. Нет, это какая-то шутка. Такие разные люди, и по мировоззрению, и по характеру, и, простите, по объёму тел. Наверное, столкнулись локтями на боковой лестнице. Димыч, естественно, потерял сознание, а когда открыл глаза, увидел над собой обеспокоенную Кристину. Вот тут-то шальная стрела близорукого Амура и настигла цель. Ну разве они пара?

Но как Димыч рассказывает о том, как покорил сердце своей принцессы, этого Эвереста в женском обличии! Кравчук аж рот открыл, а Силивёрстова вытирала мокрые глаза.

Моей жене, кстати, то же твердили, что я ей не пара. Особенно родители. А как старшие братья меня пытались запугать – три месяца прихрамывал на свидания в синяках, а проходили старые, появлялись новые. И ничего, не сдал позиций. А теперь те, кто был против, нянчат внуков, а братья смирились, зовут на дни рождения. До сих пор смотрят с недовольством, но рюмку наливают.

У Димыча зазвонил телефон. Уже по улыбке было понятно, кто на связи. Его голос стал елейным:

– Да, дорогая. Конечно. Уже бегу.

Он окинул нас счастливым взглядом.

– Будут спрашивать, я на обеде.

– Кристине привет, – сказала не менее счастливая Силивёрстова.

– Про свадьбу не забудьте. Все приглашены.

Димыч ушёл, а я подумал, что ждёт его теперь. Крики «горько!», хождение с замороженными цветами возле роддома, первые зубы, первый класс, первая годовщина. А там и внуки пойдут. В общем, семейная жизнь, невыносимо-трудная и прекрасно-великолепная.

Когда страсти утихли, Силивёрстова подошла к окну.

– А мне муж на ситцевую свадьбу подарил эустому, очень дорогой цветок. Он его во «Флористике» украл вместе с горшком. Вы бы видели его идиотскую улыбку, но это был самый романтический подарок в моей жизни. Теперь он может купить любой букет, но тот цветок я не забуду никогда. Даже горшок сохранила на память о былых днях.

– А мы, помнится, по дороге в ЗАГС свернули не туда, – улыбнулся Кравчук, – потом машина сломалась, и вдобавок пошёл дождь. Где-то сохранилась фотография, мы там такие грязные, просто с головы до ног, но счастливые. До сих пор вспоминаем.

– Вы же развелись!

– Вспоминать-то можно!

Я начал спешно искать по карманам носовой платок.

– Ты чего, – спросила меня Силивёрстова, – плачешь?

– Н-нет… Просто за Д-димыча ра-а-а-а-а…

Кое-что о китайских самураях

Доводилось ли вам спасать человека от смерти? А потом этот человек предъявляет претензии, мол, спас, теперь ты ответственен за меня до конца жизни. Китайская (или японская, я даже не в курсе) философия самурая, это хорошо, но в нашей стране она не работает. У нас как бывает – спас человека, услышал в свой адрес благодарность, ну выпили за здоровье обеих сторон, и гуляй на все четыре. Да хоть на десять, но в любом случае ты ничего не должен своему спасённому. Ничего.

Или я неправ?

Едва услышав крик со стороны озера, я бросился в воду. Это особый сигнал – так не кричат плескающиеся дети, не шумят пьяные мужики, девушка не визжит, со смехом закрываясь от брызг, пущенных в неё возлюбленным. Это был крик о настоящей помощи, пусть и без слов. Если бы я не был одним из купающихся, то мог бы и не успеть – мне ещё не доводилось плавать в мокрой одежде, да в обуви. Поэтому я сравнительно быстро доплыл до барахтающиеся девушки и, получив пару раз по лицу, сумел дотащить её до ощущаемого дна.

Пока она откашливалась, одновременно рыдая и приходя в себя, я вытирал разбитый нос дрожащими руками. Всё произошло не то, чтобы быстро, но в такой суете, что было больше похоже на безумие – кто-то кричит, потом мир скачет перед глазами, кого-то пытаешься схватить, получаешь по лицу и вот ты стоишь на твёрдом дне и смотришь, как капли крови колышутся на лёгких волнах, а возле дна шныряют окуньки. Я смотрел на эти разводы и подумал, что мы с озером побратались – я и сам глотнул его воды. В голове стоял лёгкий шум, а в уши попала вода. Наконец, я посмотрел на спасённую. Она обняла себя за плечи и дрожала. Из глаз катились слёзы, что было хорошо заметно даже на мокром лице.

– Ты как? – спросил я, и это было всё, что мне пришло в голову.

Она выглядела жалкой, каким бывает одинокий мяукающий котёнок под проливным дождём. Худенькая, бледная, на предплечье татуировка в виде каких-то готических букв. Вот делать-то нечего!

– Нормально, – прошептала она и кивнула, словно пытаясь или успокоить себя, или убедить в этом меня.

– Тогда пойдём. Чего тут стоять?

Я взял её за руку, девушку, которую видел впервые, и мы побрели к берегу.

Там нас уже ждали люди, менее расторопные, чем я. Кто-то был в шоке, кто-то облегчённо улыбался, другие не могли сдержать слёз. Ну и снимали на смартфоны, а как же! Пока мы шли, нам что-то говорили. Это были слова поддержки или предложения помощи, а я слышал только плеск расходящихся волн и крики чаек.