Источник

– Быстро оглянись назад! – скомандовал он резко. Инга развернулась в обратную сторону, даже не успев сообразить, в чем дело. Перед глазами бурым пятном мелькнула загорелая физиономия местного жителя, безнадежно пытавшегося скрыться за ветхим забором.

– Ну и что? – она все еще ничего не понимала.

– А ничего особенного, – со зловещей беззаботностью заявил Ивар. – Просто ты только что видела покойника.

И без того бледное лицо Инги стремительно приобретало цвет свежевыпавшего снега.

– Оказывается, вам нравится убивать? – по тону высказывания нельзя было сказать, наверное, чего в нем больше: утверждения или вопроса.

– О нет, – лицо Ивара вновь обрело то обаятельно-светское выражение, с каким он еще пятнадцать минут назад очаровывал Ингу на центральном проспекте города, – просто я не хочу, чтобы ты была дурой. И если для этого нужно пожертвовать еще несколькими местными мафиози, я охотно сделаю это.

– А самого слова вы все-таки боитесь, – уколола его Инга. – Как, впрочем, все у нас; любой охотно хвастается: убрал, ликвидировал, устранил, никто честно не признает: убил.

– Значит, ты уже забыла о моем обещании, – в роли опереточного злодея он был изумителен.

– Не надо так шутить, Ивар, – грустно улыбнулась Инга. – Лучше покажите мне нашу машину.

Ивар молча нырнул в уютный дворик, не приглашая Ингу последовать за собой. От его волшебного настроения, похоже, не осталось и следа, и он уже слегка пожалел о том, что согласился взять упрямую девчонку с собой. Там, в его исходной реальности, это было поступком, совершенным вопреки карлосам, франсуазам, всему их миру, который, хищно оскалившись, застыл в трепетном немом ожидании того мига, когда он, Ивар, преподнесет на блюдечке с каемочкой страстно желаемый результат. Но здесь эта его, в общем-то, мнимая победа вполне могла обернуться жестоким поражением, ибо Ивар ни капли не сомневался, что Инга увязалась за ним единственно из желания помешать запуску машины.

– Ну что, – он повернулся к ней, прикрывая машину спиной, правая рука на клавише, приводящей в действие пусковую программу, – можешь начинать свою агитацию.

– А зачем? – внешне Инга была само спокойствие и уверенность. – Вы ведь прекрасно знаете все побочные эффекты и лучше меня понимаете, что произойдет с обеими реальностями, если машина будет запущена.

– Я понимаю, что может произойти, если машина будет запущена, – холодно поправил ее Ивар. – А что же произойдет на самом деле, не знает никто, и я не вижу причины, почему бы нам слегка не прояснить этот вопрос.

– И вы полагаете, что риск все уничтожить – сущий пустяк перед лицом вашего научного любопытства? – с тем же убийственным спокойствием осведомилась Инга, делая маленький, почти незаметный шажок в сторону машины.

– О нет, – жестко рассмеялся Ивар, – дело не в любопытстве. Просто мир, о котором ты так беспокоишься, не стоит ни твоего, ни чьего-либо сочувствия вообще. Кроме того, он уже столь безнадежно испорчен экспериментом (краем глаза он заметил, как Инга сделала еще один маленький шажок к машине), что вероятная (всего лишь вероятная!) его гибель, может быть, не самый худший выход из создавшегося положения.

«Ну зачем я пытаюсь объяснить необъяснимое этой маленькой дурочке? – с отчаянием подумал он. – Нужно просто нажать на кнопку». Однако правая его рука оставалась лежать на клавиатуре неподъемно-мертвым грузом.

– Ты боишься всеобщей погибели, – продолжал он, не без иронии наблюдая за маневрами Инги. – А ты когда-нибудь думала о том, что произойдет с нашей реальностью в случае успешного завершения эксперимента, о людях, утративших свое подлинное прошлое, а заодно и будущее. Наверняка думала, но перспектива такого уничтожения тебя смущала гораздо меньше, может быть потому, что не затрагивала лично тебя. Ты ведь в этом случае осталась бы прежней, не правда ли? (Инга, стоявшая уже совсем близко, открыла рот, чтобы что-то сказать, но Ивар не позволил ей этого.) Ты сейчас возразишь, что люди не заметили бы произошедшего изменения. Что ж, человек, убитый передозировкой снотворного, тоже не заметит своей смерти, и возможно, даже увидит напоследок сладкий сон, но разве это меняет что-либо по сути дела? Ты хотела бы для себя такого существования?

Он сделал небольшую паузу, которой не замедлила воспользоваться Инга:

– Браво, Ивар! Я догадывалась, что вы немножко убийца, но не подозревала, что столь идейный.

– Тебе нечего возразить мне, девочка, – в его голосе звучало печальное разочарование, – потому что, будучи честной, ты была бы вынуждена признать, что не желаешь для себя такой жизни. Знаешь, у меня в одной из этих эфемерных реальностей была знакомая (я говорю «была», потому что все эти слои времени в действительности не существуют, они всего лишь порождение нашего мира и исчезнут вместе с нами). Так вот, моя знакомая, Клер, однажды сказала: «Если жизнь вдруг свернет с приемлемой дороги, она пойдет дальше без меня».

– Почему вы сейчас решаете за всех?! – теперь Инга стояла почти рядом с ним, но еще не могла дотянуться до машины.

– Потому что иного выхода нет, – устало сообщил Ивар. – Нас здесь всего двое, и любое наше решение неизбежно станет решением за всех. Но прежде, чем ты попытаешься что-либо сделать с машиной, прими во внимание одно весьма существенное обстоятельство: если машина не будет запущена, для нас с тобой все закончится очень быстро. Это произойдет не потому даже, что программа в принципе не предусматривает нашего возвращения в случае незапуска машины. Просто твари-исполнители, уже получившие свой гонорар за сборку машины, уничтожат нас, едва мы покинем этот дом. А теперь (он мягко улыбнулся неподвижно стоявшей Инге и отошел на два шага в сторону) ты можешь делать все, что считаешь нужным.

И тут же насмешливо добавил, глядя на озадаченную спутницу с той же мягкой улыбкой:

– Если ты не знаешь, как эта штука ломается, – спроси, я подскажу.

Инга подошла вплотную к машине, и обе ее руки легли на клавиатуру.

– Подождите, – в голосе ее Ивар уловил нотку радости, какая появляется у человека, нашедшего выход в безысходной ситуации. – Если та машина не запрограммирована на «холостое» возвращение, разве нельзя настроить эту?

– Разумеется, можно, – спокойно отозвался Ивар. – Но при этом машина достанется здешним аборигенам, что совершенно недопустимо. Правда, у этой игрушки есть функция самоуничтожения, но она никогда не испытывалась в подобных условиях, и нет никакой гарантии, что мы успеем вернуться в свою реальность прежде, чем…

– Но мы могли бы попытаться… – решительно перебила его Инга.

– Не могли бы, – оборвал ее Ивар. – Потому что, вернувшись, мы будем снова вынуждены работать на машину или же гнить в подвалах «Источника», а работать будут Морис с Этьеном, которых предусмотрительный Карлос держит пока где-нибудь взаперти. И конечно, запускать новый аппарат отправят тех, у кого нет наших сомнений. И даже разрушив машину и оставшись здесь, мы не решим проблему: Карлос заставит бывшее руководство института создать новую. Так что единственный способ спасти нашу реальность – это уничтожить ее.

Реакция на его пламенную речь была несколько неожиданной: Инга возмущенно сверкнула глазами и молча отвернулась к машине.

– Что, трудно умирать, девочка? – ударил в чуть подрагивавшую спину Ивар.

– Помолчите, Ивар, – глухо отозвалась Инга, – вы мешаете мне думать. Озадаченный Ивар замешкался с ответом.

– А есть о чем? – после паузы осведомился он.

– Если я правильно понимаю, – не сразу ответила Инга, медленно выговаривая слова, – мощность этой машины позволяет ей выполнять практически любые задачи. Верно?

– Допустим, – осторожно ответил Ивар, еще не понимая, к чему она клонит.

– Тогда у нас есть шанс, – голос Инги обрел деловитые нотки, словно она на планерке докладывала о своих достижениях за последнюю неделю. – Мы сейчас перенастроим машину, и вы отправитесь, не знаю точно, куда именно, это вам виднее, в общем, в тот отрезок нашей реальности, когда все только начиналось, и измените ситуацию так, чтобы никакого «Источника» просто никогда не возникло. И все. Нам даже не придется уничтожать эту машину, она сама исчезнет, как, впрочем, и вся эта реальность.

– Интересно, насколько при этом повезет нам с тобой, – явственно прозвучавшее в тоне Ивара сомнение заставило Ингу прервать на мгновение свою победно-оптимистическую речь.

– Что вы хотите этим сказать?

– В принципе ничего нового, кроме того, что тебе и без меня известно. Мы ведь в данный конкретный момент полностью выпали из собственной реальности и принадлежим только этой, вторичной. Так что на самом деле ты можешь лишь все так же свободно выбирать между убийством и самоубийством, я полагаюсь на твой вкус, – сомнительная усмешка еще держалась на его лице, но взгляд был усталым и потухшим.

– Погодите, нельзя же сразу так категорично отказываться от хорошей идеи, – практическая натура Инги не могла примириться с поражением. Она упрямо взмахнула головой и выпалила: – Вы же в конце концов все равно останетесь в своем настоящем мире, куда я вас заброшу для исправления ваших же ошибок. Это мне надо переживать, а ваши переживания сведутся только к потере памяти о нескольких последних годах. Да вы их все равно проживете снова, даже не заметив этого.

– Ты что же, собираешься стать камикадзе ради спасения человечества? Да пусть оно летит ко всем чертям, если уж такие дети бесполезно жертвуют собой!

– Во-первых, я не ребенок, – демонстративно надулась Инга,– а во-вторых, кто вам сказал, что я собираюсь жертвовать собой, даже ради такой великой цели? Я отправляюсь вместе с вами.

– Не уверен, что это тебе удастся, – после некоторой паузы задумчиво произнес Ивар, – ты знаешь, почему мы всегда выбираем для эксперимента те места прошлого или иной реальности, где на самом деле до сих пор не бывали, по крайней мере в воссоздаваемый период времени? Правильно, умница ты наша! Не может эта машина совместить человека с самим собой в один и тот же момент реального времени. Тут такие вероятности, что ни один из теоретиков не возьмется предсказать эффект.

– И что из этого следует? – вопрос прозвучал все с тем же чувством детской обиды и недоверчивости.

Стараясь сохранять терпение, Ивар подумал, что столь длительные научные дискуссии не были предусмотрены программой последнего эксперимента, и наверняка кое-кто уже размышляет, что могло их так задержать.

– Послушай, Инга, ты часто болеешь в течение года? Вот и я редко. А можешь ты точно вспомнить, в какой именно день тебя не было в институте? Выходные не в счет. Вот и я не могу. Так куда же мы с тобой отправляемся?

– Всегда-то вы, Ивар, найдете нужную пакость,– возмущенно презрительно бросила Инга. – Попробуйте хоть раз самостоятельно принять решение, не перекладывая проблему на женские плечи. Я пришла в ваш институт, не в «Источник» – еще в тот, нормальный, когда вся основная теория давно была разработана, и даже проведены какие-то эксперименты. Вы же их и проводили. Вот вы и ищите, куда мы отправляемся.

– Да ничего я не проводил, в том-то и дело. Это Морис с Этьеном воспользовались моим отсутствием накануне предзащиты и провели эксперимент, последствий которого полностью никто не представлял.

– Постойте-постойте, Ивар! – лицо Инги буквально сияло от радости. – Значит, вам известен, по крайней мере, один день, когда вас точно не было в институте! А я в это время вообще училась в другом городе. Так что вспоминайте скорее точную дату, и отправляемся.

«Ну вот, кажется и все», – Ивар отступил на шаг от стола, с удовольствием оглядывая стопу бумаги, украшавшую его. Сваленная вкривь и вкось, она напоминала здание, разрушенное мощным взрывом. «Только бы Жерар не подвел», – молитвенно подумал он. Словно в ответ задребезжал телефонный звонок.