Я все легче зашнуровывал ботинок, пока не дошло до того, что я начал шнурки
просовывать не в каждый ряд, а через.
Ходить нормально больше не получалось.
В день разговора с мл. сержантом Г, буквально чуть позже мы идём в столовую.
Я шагаю не в ногу, т.к. не могу.
На строй орёт лейтенант, который по пьяни не может понять, с кого начинается косяк.
Сзади кто-то пинает меня по стопам, я охаю и падаю, тыкаясь еблом в чью-то спину.
–Стоять, суки! – орёт летёха, который явно давно не дрочил.
Он идёт ко мне.
–Ты что боец, тихий час поймал? Встань!
–Не могу, у меня нога…
–А у меня хер не стоит, потому что вместо баб я ваши уродливые орочьи ёбла вижу!
Я уже не думаю о ноге. Меня продали. Мне ночью пиздец…
–Ну, тварищ лейтенант, у кого-то же здесь встает на мужиков,-смотрю на одного
узкоглазого, стоящего рядом. -Так и вы попробуйте…
Мимо проходят роты на обед и все глазеют, как лейтенант меня пинает. Бьёт слабо и
неумело, пару раз чуть сам не ёбнулся.
–Лейтенант нахуй! – раздаётся грозный голос рядом.
Летёха застывает.
Это майор Р. с нашей роты.
Не пьющий, не бьющий срочников, майор, который, заступая дежурным нам в роту, каждый час заходит ночью в кубрик, чтобы проверить-не избивают ли молодых ребят.
–Лейтенант, ты в каком виде? – смотрит он жестко на офицера.
–Тварищ, майор, рядовой хамит, нарушает дисц…
–Я спрашиваю, в каком, ты виде, лейтенант?-громче повторил майор Р. -Ты-русский
офицер и должен подавать пример солдатам. Ты пьяный, не уравновешенный, злой и
слабый. Что бы он не сделал, это твоё упущение, что нет дисциплины. А нет её, потому что
такого офицера как ты никто слушать не будет.
–Я.. эм… винов…
–Вставай, сынок.-говорит майор мне.
–Не могу, товарищ майор. Нога…
–Что с ногой? Покажи.
Снимаю берцы, показываю красную сухую стопу, опухшую настолько, что мизинец и
безымянный почти исчезли.
–Ведите его обратно, вызывайте санчасть. Лейтенант, из-за вас, мальчишка мог лишиться
ноги. Обратно в роту его и в санчасть, быстро!
Хороший он мужик был. Не раз впрягался за молодых и русских. Всегда трезвый.
Настоящий офицер. Потом, через пол года его перевели в другую часть.
Стою возле тумбочки дневального, прислонившись к стене.
Жду типа из санчасти полка.
–Лишь бы не в санчасть, а в госпиталь. – говорит Чепчик, что заступил дневальным.
–А чё?
–Там хуже, чем здесь. Три палаты по десять коек, семь из которых заняты «китайцами» и
«кабардой». Кто из младшего призыва из русских попадает туда, попадают в рабство.
Порой и сексуальное. Там двух пацанов со второй роты выебли, суки. Они же так
Смирнова и довели, что-то с ним сделали, что он по «восьмёрке» съехал.
Меня как током ударило. Я совсем забыл о Смирнове. Он же тоже тогда махался со
мной…
–Смирнов? Съехал? Через дурку?
–А ты, блять, не знал? Он после того махача был так урыт ночью, что попал в санчасть, там
с ним что-то сделали, что его оттуда через дурку и повезли комиссоваться. Короче, молись, чтобы не в санчасть. В нашем госпитале тоже чертей полно, но там хотя бы