Мл. сержант Г улыбается, но натянуто.
– Хорошо, удачи в твоём незавидном будущем…
Чуть позже, дневальный (мой напарник, что стоял на тумбочке), визжит о построении.
Выходит бухой лейтенант и, матерясь через слово, объявляет, что сейчас будет досмотр
личных ящиков на наличие порядка и сержанты в этом помогут.
Строй рассыпается, все бегут прятать контрабанду разной масти.
Я медленно иду к своей шконке-у меня всегда порядок и ничего левого я не держу.
Вваливается Синельников, – отбитый наглухо контрабас, имеющий несколько контузий
после чеченских войн, разжалованный до сержанта и отправленный служить в эти ебеня, за неисправимо гребанутое поведение и тягу к насилию.
Его ебло все в шрамах, он говорит только криком и никогда не улыбается.
Если большинство вокруг через слово вставляют мат, то он, общаясь со срочниками, через
слово вставляет удар.
Сила удара-зависит от настроения и хода беседы. Ударил в грудь,-значит он доволен
тобой. В голову – чего-то хочет от тебя.
Синельников влетает как обычно и «взрывает» весь кубрик.
Первую осмотренную тумбочку он разъябывает о пол за то, что мыло лежало не по уставу,
не забыв разбить и лицо её владельцу.
В целом, никого почти не оставляя без пиздюлей, он обходит кубарь, везде находя до
чего доебаться.
Пока идёт очередь до меня, решаю все таки мельком осмотреть свою тумбу.
Поправляю мыльницу и что-то слышу там…
Открываю…и вижу кучу патрон, которые забили футляр почти до отказа.
Первая эмоция за неделю, круто.
Даже адреналин подскочил.
Лихорадочно смотрю по сторонам, смотрю на Синельникова.
Тот уже крошит соседа по шконке.
У меня остались секунды.
Не успею скинуть патроны, потому просто запихиваю их в рукав кителя. Поправляю
мыльницу, закрываю дверцу.
Синельников подходит, осматривает тумбу…
Подставляет свое лицо ко мне и упирается взглядом. Я смотрю в его сумасшедшие глаза с
лопнувшими капиллярами. Он безумен.
–Из вас, свиней, только единицы здесь знают что такое порядок. – тихо говорит он, обдав
меня перегаром и идёт дальше.
Вскоре он закончил осмотр, разъебав примерно 30 из 50 человек в кубрике и пошел во
второй. Все принялись чинить тумбочки и ёбла.
–Порядак тут навидыте э! – командует Джамбеков и удаляется с товарищами по цвету
лица.
За ними из кубаря отчисляется и старший призыв.
Во мне что-то щёлкнуло.
Синельников будто «разбудил» меня.
Воспользовавшись суетой восстановления погромов, иду в конец кубаря и скидываю
патроны в тумбочки старшему призыву и южанам, кому сколько хватило. Особенно не
забыл про мл. сержанта Г, закинув ему два патрона: один в висячую на плечиках парадку, другой в чехол для ниток и иголок (этот интеллигент его отдельно купил в чепке).
Позже, вечером, я узнаю, что контрабасы нашли у одного из южан патрон и знатно
отмудохали его до состояния, требующего госпитализации.
Идея.
Вырываю листок бумаги, пишу большими печатными буквами «Чёрные и узкоглазые
пиздят оружие и патроны». Делаю несколько таких листков. Один просовываю под
запертую дверь командира роты, два других скидываю без палева позже в офицерской