Дача

– Родители будут за, думаю. Я могу узнать, – ответил Гоша.

Виолетта Захаровна поднялась и схватила салатницу.

– Отнесу на кухню, – сказала и начала вылезать из-за стола.

Анита и Гоша переглянулись. Подхватив для вида пустую тарелку из-под сыра, она пошла следом за мамой.

На кухню они вошли друг за другом. Виолетта Захаровна открыла холодильник и начала пристраивать туда салат, тихо напевая себе под нос. Анита поставила тарелку на стол и, упёршись в него рукой, резко так начала:

– Это из-за Гоши, да? Он тебя бесит?

– Что? Кто бесит? – Виолетта Захаровна поднялась и непонимающе посмотрела на Аниту.

– Гоша. Семья его. Игорь, Марина. Ты говоришь, что им будет неудобно. Но, на самом деле, будет неудобно лишь тебе. Ты их не принимаешь. Ты же их специально не хочешь звать сюда.

– Анита, – Виолетта Захаровна закрыла холодильник. – Я не против, чтобы вы с Гошей приезжали. Ты знаешь, мы всегда вам рады…

– Я не про это, ты опять юлишь.

– Я говорю как есть, ты ко мне придираешься, – спокойно ответила Виолетта Захаровна.

– Почему в таком случае нельзя позвать его родителей? Это всего лишь на один день! На один грёбаный день!

– Фу, как ты выражаешься, Анита! Где ты набралась?.. Господи.

Виолетта Захаровна брезгливо дёрнула плечами и вышла на веранду.

– Я на дачу никого не зову. Аркадий тоже. Мы здесь отдыхаем, Анита. Это место для нашей семьи.

– Ну они же тоже наша семья!

Анита теперь шла следом за мамой, а та направлялась в беседку. После Анитиного вскрика Виолетта Захаровна резко обернулась и заговорила точно робот:

– Я здесь отдыхаю, что тебе непонятно? Будет у вас своя дача – там будете решать. Разговор окончен.

И зашагала дальше, ускоряясь. Анита кипела, но по давней детской традиции дожимать не стала.

Придётся объяснить всё Гоше, ещё и найти слова, чтобы не обиделся, подумала она, и зашла в беседку.

***

В полдень пришла жара. Ветер затих, а деревья и кусты тоже, словно ушли на дневной сон. Было тихо, ленно, липко. Гоша и Анита оторвались от очередной серии «Чёрного лета», решили искупаться.

Они сходили в баню за полотенцами и пошли по деревне в сторону озера. Когда уходили, Аркадий Павлович растапливал мангал, уже собирался делать шашлык к обеду.

– Шашлык будет? – для вежливости спросил Гоша и добавил, завидев на подносе лоснящиеся стейки: – Свиные?

Аркадий Павлович посмеялся:

– Человеческие!

Гоша с Анитой посмеялись, но тут же переглянулись. Анита закатила глаза.

– Да я какие вам ни подам, вы не разбираетесь же! – прибавил Аркадий Павлович. – В Корее люди вообще собак едят. И ты, Гоша, думаешь, у нас не? Едят, как миленькие, только не знают.

– Вы, Аркадий Палыч, так готовите, что даже собачатину скушаешь и пальчики оближешь.

– То-то и оно, – самодовольно протянул Аркадий Павлович.

И Гоше на мгновение показалось странным, что свёкор с таким жаром нахваливает мясо, которое сам никогда не ест. Но он быстро нашёл этому объяснение: вероятно, из-за того, что перед ним на этих его базах часто мелькают разделанные туши. Противно, понятное дело.

Отойдя от дома, Гоша прыснул: «Ну и кадр!».

Поле между домом Аниты и следующим за ним, белым кирпичным, поросло густым разнотравьем, из глубины его доносилось жужжание: на полевые цветы всегда слетались пчёлы с соседской пасеки.

По дороге справа как раз и находился дом пасечника. Деревянный сруб его давно уже выцвел. Жил здесь высокий, сухопарый мужчина с пушкинской причёской: серые непослушные волосы вились в основном по бокам и на затылке, а сверху одиноко торчал бело-серый клок. На вид ему было под семьдесят, он был уже явно на пенсии.

Несмотря на аварийный вид дома, здесь часто бывало по-семейному шумно. Приезжали дети и внуки. Пара за тридцать и девочки – шести и восьми лет.

– Здесь милиционер живёт, – шепнула Анита, проходя мимо.

С задней стороны участка, из яблоневого сада на дорогу выбежали те самые девочки, поздоровались и, снова хихикая и пихая друг друга, побежали за дом.

– Милиционер? – удивился Гоша.

– Так его мама с Аркашей зовут. Наверное, бывший. Так-то он уже дед обыкновенный.

Гоша дёрнул Аниту за руку и кивнул на белый кирпичный дом напротив. На фоне одноэтажного дома поблёскивал на солнце повёрнутый в три четверти вчерашний «Мерседес» седан, перламутрово-серый.

– А у Сергея-то дом не под стать машине, – сказал Гоша. – Это ж дом того Сергея, что вчера проезжал мимо с женой?

– Его, да. Дом, кстати, у него тоже новый, ты не думай. Построили в один год с нашим.

– А ваш тоже с нуля строили? Я этого не знал.

– Ну да, только мама с папой его уже построенным купили. Пара, которая нам продала его, строили также вот этот белый для дочки. Чтобы поблизости жила.

– И почему они всё продали в итоге?

– Рассорились. Ну не удивительно, я б со своими тоже не захотела рядом жить.

Гоша скользнул взглядом по остроугольной черепичной крыше дома, по крыльцу с крошечной террасой, где стояли несколько пар обуви. На скучно-прилизанном участке позади дома Гоша заметил ту женщину с рыжими волосами, что была с Сергеем, его жену. Она лежала на пледе, объёмные волосы прикрывали ей почти всю спину, и вся она была какая-то маленькая, как маленькая девочка.

– Жена Сергея, – кивнул Гоша на задний двор белого дома.

– Алла Пугачёва загорает, – тихо посмеялась Анита.

Во дворе дома играло радио. Голос ведущего перемежался с песнями. Хотелось пританцовывать, что Гоша с Анитой и сделали. Покуда была слышна музыки, они кривлялись и подпевали Валерии и Стасу Пьехе, а потом Анита засмеялась вдруг: