На краю жизни

– Только попробуй, блять, – шипит девушка. – Если тебе плевать на себя, то подумай хоть о своих ублюдках товарищах, – с ходу врет она.

Да нет никаких товарищей. Валяются дохлыми тушами где-то в городе, куда они все вряд ли еще вернутся – там даже Нейт свои датчики не расставлял. Нет никаких товарищей, померли они уже давно. Но пацан об этом не может знать, а если и думал прежде, то дерьмово так думал, потому что теперь замирает вдруг, смотрит на Марго исподлобья, что со стороны, наверное, охуеть как странно выглядит, учитывая чужие пальцы в его рту.

– Попытаешься откусить себе язык – я твоих выродков одного за другим перережу, – со злобой выдыхает Марго. – Поэтому веди себя хорошо, будь умницей.

Умницей быть не хотят – с такой силой кусают ее пальцы, что она от неожиданности орет, буквально чувствуя, как чужие зубы вгрызаются в мясо до самой кости. Что ж, сама виновата. Марго бьет незнакомца по лбу, и тот разжимает зубы, начиная плеваться кровью.

– Да я тебя сейчас сожру на хуй, ты, блять, говна кусище! – орет Лив, с ноги пиная дверь, которую Марго, конечно же, даже не закрыла за собой до конца.

– Успокойся! – паникует Мика, хватая ее под руки.

– Пусти меня! – брыкается та. – Сначала меня чуть не придушил, а теперь!..

– Все в порядке, – спокойно обрывает ее Марго. Не обрывает даже – отрезает махом. Она не хочет ничего слушать.

Раздается чужой смех, который заставляет всех троих замереть. Марго смотрит на парня, который блестит ее собственной кровью на губах, и содрогается. Он ненормальный. Реально пизданутый.

– Если думаешь, что мне не плевать на всех, то ты глубоко ошибаешься, – шепчут ей, а Марго не выдерживает. Не напора, не напряжения, не своей же досады – взгляда этого. Черного и проклятого словно. Люди так не смотрят – и пусть эти люди по другую сторону баррикад.

Она прижимает чужое тело к кровати, сдавливая сонную артерию так сильно, что скорее шею сломает, чем нужное сделает. Но все-таки делает – парень закатывает глаза и отрубается.

– Снимите с него наручники, – просит она, отходя чуть назад.

– С ума сошла? – Мика немного пугается. – Да он тут всю комнату переломает, а следом и себя, а ведь нам надо, чтобы…

– Не переломает. – Марго скалится с такой злобой, что пугается даже Лив. – Потому что ему не плевать. Вот ведь идиот, скажите, а?

Мика молча отстегивает наручники и останавливается рядом с ними в нерешительности. Мнет железки в руках, а затем отворачивается, молча покидая помещение. А Марго все еще стоит над чужим бессознательным телом, пытаясь продумать дальнейшие действия.

Пять лет. Ровно пять лет почти прошло, как все это началось. Что осталось? Ничего. Для всех – ничего. Для Марго – только началось. В ее жизни пустота только тупая и то, в чем тонула планета последние пять лет. Возможно, это ее наказание, плата за грехи, ебучая карма – да что угодно. Она не узнает ведь. Не сможет уже.

– Марго, – беспокойно зовет Лив, – пойдем, пожалуйста.

– Следите за ним, – бросает она прежде, чем выйти в коридор, – и зовите сразу, как очнется.

Пять лет. Она хотела бы знать, как все было раньше. Макс как-то говорил, что были кинотеатры, университеты, дружеские сборища в баре по выходным. «По пятницам так вообще были питницы!» – смеялся тот, с охотой рассказывая. Марго только прикрывала глаза, улыбаясь через силу. Марго бы тоже хотела знать, а как это – ходить с друзьями по клубам в свободные вечера и просто расслабляться, не думая о будущем.

Может, она и знала. Может, правда знала. Но кто-то плюнул ей в подкорку ядом, заставив распроститься со всем, что когда-то было ею. Марго уже нет давно – она жива лишь последние пять лет, которые… что? Кровь, пыль, смерть. Которые красное, темное, красное. Марго помнит лишь это.

– Это просто блок в голове, – уверяет ее Макс, смеясь так добродушно и открыто, что у нее щемит под ребрами. – Ты отпусти.

– Отпусти что? – голос Марго всегда дрожит, когда она спрашивает это.

– Отпусти мир, – шепчет Макс доверительно, светя своими полоумными глазами, – его нет уже.

– А что есть?

– Хуйня, – честно отвечают ей, начищая дуло снайперской винтовки. – Хуйня есть. Но к ней тоже можно привыкнуть, если не цепляться за то, чего уже нет.

То, чего нет. Нет мира, что был пять лет назад. Нет самой Марго. И ведь она бы отпустила, если хотя бы помнила – ту себя, что была и жила до того момента, как разразилась эта катастрофа.

Марго ничего не помнит.

2

– Что ж, ты в полном порядке, только давление пониженное. – Джеймс отстегивает с ее руки манжет тонометра.

– Спасибо, доктор, – язвит Марго в ответ, потирая плечо.

– Когда ты в последний раз спала нормально? – На нее мрачно смотрят.

– Сейчас как-то не до этого, ты и сам знаешь. – Она поднимается на ноги и, бросив последний взгляд в сторону стола, направляется к выходу из кабинета.

Джеймс как обычно: забыв о своем собственном состоянии, переживает за других. Одного взгляда на синяки под его глазами хватит, чтобы сделать вывод о том, что сам он уже дня три толком не спал. И кто идиот после этого? Марго невольно чешет перевязанные пальцы левой руки, быстро шагая вперед по коридору. Наверное, и правда стоит поспать как следует – не ради себя, так хоть ради Джеймса, у которого меньше головной боли будет. А это примерно минус половина.

Лив сидит на стуле перед запертой дверью, сложив руки на груди и низко склонив голову; рыжие волосы закрывают ее лицо. Спит, что ли?

– Ну что? – спрашивает Марго, останавливаясь возле нее.

Та поднимает скучающий взгляд, вытягивая ноги вперед.

– Ничего. Так и валяется в отрубе. Слушай, отпусти пожрать по-братски, я уже устала тут сидеть, – просит она, отчаянно зевая.

– Иди, – соглашается Марго. – И заодно попроси Макса спуститься сюда.

Когда Лив уходит, она подходит к двери и заглядывает в окошко – парень и правда до сих пор без движения лежит на кровати. Кажется, даже позы не менял со вчерашнего вечера. Марго издалека разглядывает чужое лицо и в который раз думает о том, что пленнику от силы лет двадцать. Да, на их базе тоже есть подростки, но всем, кто так или иначе покидает ее пределы, уже давно исполнилось двадцать пять. Может, Марго и ожесточилась внутри за последние пять лет, но не настолько, чтобы тащить за ворота тех, кто еще жизни не видел.

Жизни не видел. Спорное выражение, конечно. Если думать глубже, детей сейчас в мире уже не осталось – не после того, через что им пришлось пройти и что увидеть. Тут сложно остаться ребенком – взрослеешь за считаные дни. Марго тоже повзрослела, хоть ей и было уже двадцать два на момент катастрофы.

По миру много версий ходило о точных причинах трагедии, но одно было известно наверняка: все вышло из-под контроля еще в тот момент, когда однажды кто-то там решил сыграть в Бога. Марго даже не знает, кем был этот человек и есть ли он до сих пор. Может, давно стал жертвой своих же разработок. А может, все еще пытается закончить начатое. Пожалуй, на правду больше похоже второе, ибо как-то два фронта образовались. А еще есть третья сторона: та самая, что при свете дня прячется в тени, дожидаясь наступления ночи.

Макс спускается в подвал, волоча за собой огромную биту. Та с неприятным звуком царапает пол, и Марго все больше морщится по мере его приближения.

– Ну как успехи?

– А то не видно.

– Надо принять какие-то меры, а то какой толк нам от этого тела. – Макс тоже заглядывает в окошко.

– Ты прав, – отвечает Марго, переходя на русский, чем заметно удивляет. – Не хотелось бы, чтобы все усилия были впустую. Этот пацан знает что-то, а иначе бы так не стремился подохнуть поскорее. Видимо, понимает, что, если нам удастся выпытать из него сведения, это даст нам значительное преимущество.

– И что ты предлагаешь? – Макс улыбается, когда ему отвечают многозначительным взглядом. – Лив это не понравится.

– А ее никто и не будет спрашивать, – мрачно говорит она, открывая дверь.

– Гоша, ты же знаешь, я всегда с тобой. Даже пиво подержу, если потребуется.

– Хватит называть меня Гошей, – хмыкает она, выдыхая через нос.