На краю жизни

– Серьезно? Спрашивал? – Ее брови улетают вверх. Неужели так заскучал по взаимным обменам колкостями?

– Странный он. – Девушка трет щеку, что стала липкой после рук, но делает только хуже. – И жуткий пиздец. Даже не знаю. Мне с самого начала не нравилась эта затея, а теперь нравится еще меньше, потому что как бы мне ни хотелось оставаться человеком в любой ситуации, я понимаю, что либо сожрут тебя, либо сожрешь ты. Сейчас страдаем и мы, и он. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– И что ты предлагаешь? Убить его? – Марго начинает злиться, но не на Лив, а на саму себя, ибо правда ведь – поступок был опрометчивым, а теперь хлебать кашу приходится всем.

Девушка молчит несколько секунд, старательно обдумывая ответ, а затем слегка зашуганно оглядывает коридор. И шепчет:

– Его можно просто отпустить.

– Сама себе противоречишь.

– А что? – Она разводит руками. – Если мы ничего от него не добьемся, какой смысл держать его здесь?

– Он уже слишком много видел. Просто так взять и отпустить его мы не можем.

– Ты его не убьешь. – Лив отступает на шаг и глядит на нее немного свысока. Словно знает больше, чем сама Марго.

– И не таких убивала. – У нее пропадает всякое желание продолжать этот разговор.

– Не убьешь, – настаивает Лив. – Но имей в виду: его жизнь теперь целиком и полностью на тебе. Лишь твоя ответственность. А я позволю себе невиданную роскошь и понадеюсь, что игра все-таки стоит свеч.

Лив уходит, а Марго еще долго стоит в коридоре и таращится на дверь, за которой находится их скромное больничное крыло. Она возвращается в комнату уже после полуночи – в помещении предсказуемо нет ни Макса, ни Джеймса, который теперь пропишется в своем кабинете на ближайшую неделю.

Одиночество не тяготит, тишина не угнетает, но Марго все равно чувствует себя странно. Сидит на кровати несколько минут, умоляя себя раздеться и лечь, но не выходит никак – так и продолжает пялиться в окно, выхватывая уставшим взглядом всполохи фонариков. Сегодня ограждения патрулируют не настолько подготовленные люди, как Мэг и Алек, и от этого самую малость тревожно.

Марго царапает коротким ногтем указательного пальца губы, сдирает сухую корочку, снова елозит по коже зубами. А затем подрывается с места, но вовсе не в душевые, в которых уже успела побывать прямо перед посещением больничного крыла, а в подвал – темный и неприветливый. Здесь совершенно нет света, но Марго помнит дорогу как свои пять пальцев, ей освещение без нужды, хотя она все равно какое-то время врезается лучом фонарика в стены, боясь выхватить на них нечто, чего там быть не должно.

Она медленно, стараясь не шуметь, отпирает дверь камеры и заходит внутрь. Дин лежит на кровати, но не спит – поворачивает голову в ее сторону и молчаливо смотрит, наблюдая за ее неловкими движениями. Марго достает спички и поджигает керосиновую лампу; с легким смешком глядит на маленький огонек с мыслью, что вот оно – будущее, что шагнуло назад на пару столетий. Дин все еще молчит, и его лицо в свете лампы приобретает совсем нездоровый оттенок.

Марго садится прямо на пол возле кровати и запрокидывает назад голову. Смотрит в потолок какое-то время, а затем спрашивает неуверенно:

– Ты можешь рассказать?

– Два часа собиралась с силами, чтобы задать этот вопрос? – в чужом голосе слышится откровенная насмешка.

– Дела были, уж прости, что не осталась и не утешила.

– Больно оно мне нужно.

Марго поворачивает голову; Дин мгновенно опускает взгляд и позволяет заглянуть себе в глаза. Есть в них нечто, что не дает ей покоя. Яркое и темное одновременно. Не между светом и тьмой, не серое, не грань чего-то. Там все сразу. И почему-то кажется, что когда-то давно эти глаза смотрели совершенно по-другому – и теплого в них было в разы больше. Может, оно даже все остальное перекрывало.

– Я не прошу тебя выдавать какие-то там тайны вашей сраной организации, – говорит Марго довольно грубо, хотя не хотела, честное слово. – Я хочу узнать, что с тобой произошло.

– Я ясно дал тебе понять, что ничего не могу сказать. Мне казалось, ты поняла мои мотивы и перестанешь настаивать. – Дин резко садится, разрывая зрительный контакт. – Давай просто покончим с этим поскорее.

– Покончим? – Марго тоже выпрямляется.

– Мы оба знаем, что мне уже не жить.

– Вот ты идиот. – Она выдыхает через нос и начинает смеяться.

– Что смешного?

– Будь я на твоем месте, я бы всеми силами старалась выжить, потому что где-то там есть человек, которому без меня по земле уже не ходить. – Марго поднимается с пола и садится на кровать, поджимая под себя одну ногу.

– Ты не на моем месте.

– Подумай хорошенько.

Чужой взгляд начинает обрывисто рыскать по комнате, не останавливаясь ни на чем конкретном. В воздухе пахнет жженым маслом и плесенью – в подвале почти никогда не убираются. Марго невольно принюхивается; в голове мелькает мысль, что находиться здесь долгое время, наверное, отвратительно. Но Дин еще ни разу не пожаловался. Он вообще ни на что не жаловался, если подумать. Неужели до такой степени плевать на самого себя?

– Слушай, – Марго неожиданно для себя смягчается, – я понимаю, что мои слова ничего для тебя не значат, но ты можешь мне доверять.

– После того, как ты натравила на меня зараженных и избивала не один раз? – Дин раздувает ноздри, смотрит хмуро, будто подвоха ожидает очередного.

– А еще я изначально тебя не убила и никому не рассказала о твоих… особенностях. Назовем это так. – По какой-то причине правда хочется, чтобы тебе доверились. – И о твоей сестре я тоже ничего не сказала. И не скажу. Все слова, произнесенные тобой, – Марго выставляет палец, указывая на Дина, – останутся в этой камере. Если бы я действительно хотела тебя убить, то давно бы уже это сделала.

– То есть ты серьезно рассчитываешь на то, что я поверю во все это? – По чужим губам скользит улыбка, но не злорадная, а надломленно-грустная.

Марго качает головой, не зная, что еще добавить. Или, может, сделать. То, что творится внутри, никак не передать словами. Даже взглядами. Просто какое-то шестое чувство нашептывает прямо на ухо, что она должна помочь. Странное, иррациональное желание, с которым она знакома лишь через шестое рукопожатие – особенно если дело касается откровенно чужих ей людей. Марго ничего не должна Дину, да и сам Дин ничего не должен ей – они в принципе не обязаны сидеть здесь сейчас и пытаться выстроить диалог.

Но Марго нужно. Прямо как тогда в городе пару дней назад, когда она оставила Дина в живых. Почему?

– Почему? – озвучивают этот вопрос вслух.

– Что почему? – рассеянно переспрашивает она.

– Почему не убила меня сразу. – Дин смотрит на нее исподлобья, взгляд – острый, но внимательный, от такого ни единая эмоция не ускользнет.

– Честно? Я не знаю. – Марго возвращает этот взгляд с процентами. – Я понятия не имею.

– Жалеешь?

– Может быть. Но не настолько, чтобы резко передумать и грохнуть тебя. – Она отворачивается и смотрит на крошечный огонек внутри керосиновой лампы. – А сам? Если бы захотел, без затруднений прикончил бы и меня, и Лив, и Макса. Любого. Чего ж не стал?

– Ты сама сказала, что идти мне некуда.

– Дело не в том, куда ты можешь пойти после этого. – Марго снисходительно улыбается. – Я бы на твоем месте переубивала тут всех чисто из злости или мести, к примеру. Помирать – так с музыкой, или как там раньше любили говорить.

Дин усмехается. Улыбка с его губ не сходит, но глаза остаются серьезными. В потемках они совсем черные и какие-то дремучие, как чертов непроходимый лес, что окружает их базу.

– Я не могу.

– Что не можешь? – Марго старается выглядеть бесстрастной, чтобы не спугнуть чужое желание все-таки продолжить диалог.

– Прикончить без затруднений, как ты выразилась. – Дин вроде не смотрит на нее, но она все равно чувствует на себе его фантомный взгляд.

– Это у тебя так совесть взыграла или что?