Воспоминания старого шамана. Молодое поколение

Природа не спешила раскрываться. Посылала зверя или птицу, внимание отводила от себя. Она оценивала мысли и поступки своих далёких и не прошеных гостей.

Возвращение к скалам

Для гор, здесь, люди все едины,
Пред ликом Божиим вовек.
Будь ты простолюдин обычный,
Или же избранный, судьбою, человек.

Эти места живут в своих законах,
Не соблюдение, которых, значит смерть.
Старуха старая на скалах, тропах и равнинах,
Косой своей выкашивает грех.

Ей в жертву – ни растение идет, ни живность,
Но забирает смерть к себе людей.
«Фильтрует» самых молодых и сильных,
Берет и тех, – кто старше и слабей,

Тех, кто от жизни подустал порядком.
И тех, кто жизни толком не видал.
Судьбы фатальной «прорежая грядки»,
Тела их, оставляя возле скал.

Всех случай в этом месте собирает,
Из памяти людей стирает след,
Торговец или воин мир наш покидает,
Контрабандист-преступник или божий человек.

    (Суровые законы гор)
Милхай шагал по лесу, за ним, еле поспевали Коля с Катей и Оюной. Плотная стена из деревьев и кустарников постепенно расступалась и редела. Она, уже не казалась непролазной, как раньше, и пропускала свет сквозь макушки и ветки. Но неожиданно, в тот ясный чистый день, небо над горами затянуло. Вершины гор как будто спрятались от посторонних глаз.

Погода поменялась. Солнце то проглядывало верхом, и на мгновение ослепляло путников, то исчезало среди белых облаков. Места здесь не спокойные, они особой силой обладали, дремавшей в обычной ситуации. Но если вдруг вторгались чужаки, тогда происходили возмущения. Сила просыпалась и начинала буйствовать. Мог разыграться ливень или град, или ветер ураганный внезапно налетал. Деревья молодые гнул, а старые он выворачивал, заваливая тропы и дороги. Случались, правда, происшествия и посерьёзней.

Простому человеку, в таких местах, нужно вести себя достойно и обходительно. Нельзя своим неверием и глупым любопытством тревожить местных духов, и нарушать покой!

– Идемте поскорее, – поторопил Милхай. Рядом с тропкой, по которой они шли, на ветках и стволах деревьев были повязаны тряпичные веревки. Побелевшие от времени, они больше походили на рваные лохмотья. Недалеко стояла деревянная беседка. Крыша у неё сгнила, и стены покосились, – находиться в ней опасно.

– Деда, а это что такое? – испуганно спросила Катя, – после нападения птиц она всего боялась.

– Это, Катя, – святое место для бурят. Здесь, в больших деревьях есть захоронения шаманов, – их Духи рядом.

– А что все это значит? – спросила Оюна.

– Значит это вот что! Здесь раньше поселения были. Люди жили, охотой промышляли, рыбалкой. Ходили на другие племена. Туда, в предгорье кочевали пастухи, перегоняли скот свой, – он направление указал.

– В наши времена, тут мост построили и мельницу. Зерно свозили из соседних деревень. Позже, когда мельница работать перестала, тот мост, со временем разрушился. Помню, сам еще мальцом, со взрослыми, на телеге приезжал.

– Эх! Вот это было время, да…! – смотрел наверх Милхай, припоминая своё детство. Потом он посерьезнел неожиданно:

– Теперь запомните: если идете далеко, не в нашей местности, сделайте – всё как положено…

– Деда – а, как положено? – перебила Катя.

– Капнуть нужно, помолиться, и разрешения попросить у духов, у гор, у местности, чтобы пропустили и по дороге не препятствовали. – Дед раскрутил фляжку с тарасуном, налил в крышку немного. Он произнес молитву, капнул на землю и остатки выпил. Вторую налил и подал Оюне.

– …? – не поняла она.

– Сделай так же! – утвердительно сказал Милхай.

Оюна капнула на землю, пригубила и вернула крышку. Шаман достал кисет, приготовленный для такого случая. Вытащил трубку и набил её табаком, капнул верхом и выпустил дым. Всё это время, он что-то еле слышно повторял.

– Монетки есть серебряные? – спросил Шаман.

– Откуда им тут взяться? – вопросом на вопрос ответила Оюна.

– Вот, всё, что есть, – она достала из кармана медяки и железные монетки.

– Давай, – тоже пойдет. – Милхай их положил на трухлявый пень, туда же, где лежали и другие, старые, проржавевшие от времени.

– Давно, видать, здесь никто не появлялся, – осмотрелся дед и подошёл к внуку. Он потрепал его по жестким не чесаным вихрам.

– Ну, все, идем, – потерпите ещё немного.

Путники двинулись вперед.

Лес расступался перед ними, раскрывая чистое пространство. Тропка, по которой они шли, убегала влево вверх, а лес оставался позади и справа. Тропа переходила из мягкой и травянистой, в каменную жесткую.

– Под ноги поглядывайте, – предупредил Милхай. Он наступал уверенно, шагом опытного местного ходока.

Внук старался не отстать от деда. Оюна с Катей снова догоняли их сзади. Они неспешно поднимались в гору. Бывало, земля выскакивала из-под ног, мелочь где-то просыпалась. Гудели ноги на подъеме, и мышцы ныли от перенапряжения.

– Да…, Батор прав был, – такими темпами мы в три часа не обернёмся, – Милхай глянул на невестку и её, едва передвигавшихся детей. Шаман остановился.

– Ну что, устали? Немного потерпите. Знаете, как там интересно! У вас, тем более, уроки есть про древний мир. Дойдем до пещеры, а там всё своими глазами и увидите.

– Если бы я знала, что идти так далеко, – я бы, ни за что не пошла, – капризничала Катя. Она была легкой на подъем, и если что то требовалось сделать быстро, то лучше нее никто не делал. Однако длительность и монотонность угнетали внучку, порой, даже выматывали. Если приходилось помогать, работать долго по хозяйству, Катя сильно уставала и начинала вредничать.

Коля, в отличие от своей сестры, не любил всё быстро делать. Он настраивался долго, раскачивался и неспешно начинал. Зато, потом он увлекался и входил в раж. Словно второе дыхание открывал.

«И как такое может быть: отец и мать вроде одни, а дети у них такие разные».

***

Путники подходили к своей цели. Перед их взорами раскрывались величественные скалы, крутые, на десятки метров в высоту. Они поднялись вверх немного, до углубления в гранитной глыбе.

С виду, место, ничем не приметное. Снаружи оно было похоже на разлом. По высоте чуть выше человеческого роста, а по ширине – едва ли шире, чем три локтя.

Милхай остановился и огляделся вокруг: