На острове

На лица вышли сумрачные тучи,
И ропот выростал, как гром могучий,
И разразился, гневом все покрыв.
И вся толпа, подняв к трибуне руки,

«Молчи!» – кричала: – «ты зовешь, губя!
На остров ты накликать хочешь муки,
Но мы научим разуму тебя!
Отнимем лавры – подарим позором!»
Ревел народ вокруг согласным хором.

И на арену бросилась толпа
И с криками, разбойникам подобно,
Венцы с земли хватала спешно, злобно;
От бешенства безумна и слепа,
Она топтала их без сожаленья
В неистовом порыве возбужденья.

При этом виде все лицо певца
Покрыла бледность. К сердцу устремилась
Вся кровь его, и взглядом мертвеца
Смотрел он так, что страшно становилось.

Вдруг сквозь народ приблизились толпой
Его друзья. Их лир звенели струны
В безумном беге. Точно вихрь морской,
Они взбежали к высоте трибуны
И там с рыданьем обняли певца;
Сплетя на нем свои в восторге руки,
Они ему твердили без конца:
«Ты нашу скорбь воспел и нашей муки
Туман рассеял… Вечно да живет
Наш Даймон-вождь! Направь ты наш полет!»

И Даймон, возбужденный, со слезами
На головы их руки возлагал…
И в этот миг рассыпалась лучами
Луна с небес – и свет её бросал
На их дружину блики золотые,
И в них певцы стояли, как святые
В своем бессмертном ореоле мук.

А там, внизу, народа мрачный круг,
С трудом порыв смиряя злобы бурной,
Еще дарил гирляндами цветов
Трех первых состязавшихся певцов.
И вот герольд открыл немые урны,
Пересчитал во всех число венков
И объявил толпе, что по закону
Один певец получит здесь корону:
Кто распевал сегодня всех звучней
О прелестях любовницы своей.

Песнь II

На острове – король, но с этих дней
Веселья нет на нем, и все сильней
Тень Даймона и тень его дружины
Смущает мир вечерних грез долины.
А только день разгонит ночи сны —
Весть ужаса летит тревожной птицей:
От жителей уходят вереницей
Любимые и лучшие сыны.

Едва турнир сменился тишиной,
Один певец покинул кров родной,
Отца и мать и вечный мир долины
И почему не ведомы причины
(Он говорил, что тесно жить в стенах)
Ушел с одной своею лирой звучной
И спутником дружины неразлучной
Скитается в ущельях и горах.

Там тишина. Задумчивы леса.
Над пропастью синеют небеса.
Там Даймон рать свою ведет по скалам
На гору, что зовется Идеалом.

Ужасный путь но черной круче скал
Идет, казалось, в сумрачный провал;
В лазурь небес высоко поднимаясь,
Высь горная терялась в мрачной мгле,
И Бог, порою на нее спускаясь,
В громах о чем-то говорил земле.

И те слова, те знаменья святыни,
Без отклика в душе людей прошли
И, гром тая, всё ждали на лавине,
Что человек придет сюда к вершине,
Разбудит их, поднявшись от земли.

Туда вела опасная дорога…
В час отдыха с печалью на челе
Певец твердил друзьям, что на земле
Они, поэты, – не любимцы Бога,
Кому налил он золотом сердца
И душу из прозрачного кристалла
Ковал, чтобы светилась и блистала
Она красой бессмертного венца.