Дядюшка Лео, или 2 агента парагвайской разведки

Пока длился рассказ, племянник с дядей успели выпить и закусить. Лео развалился в кресле. С подобревшим лицом, закинув ногу на ногу, он пускал кольца табачного дыма. Порой их накручивалось до восьми штук. Игорь неспешно жевал очередной кусок «Московской», рассеяно слушая. Мой рассказ их не развеселил, но напряжение заметно спало. Именно этого я и добивался.

– Выпьем по стопочке? – аккуратно поинтересовался я.

– А почему нет? – тут же оживился шеф.

Ловко, как фокусник, он вытянул из сумки бутылку «Столичной». Вмиг открутив пробку, разлил по стаканам ровно на треть.

– Профи! – ухмыльнулся Лео.

– А то! Мы многое могем! Водку жрать могем, и не жрать могем. По девкам бегать могем, и не бегать, тоже могем, – весело говорил шеф, нарезая колбасу на тонкие дольки.

Как только все взяли в руки стаканы, я сунулся с тостом. То ли водка подействовала, то ли ностальгия навалилась, но вдруг потянуло на высокий стиль. Откашлявшись, ляпнул:

– Давайте выпьем за Россию и Германию, две великие европейские державы!

Дядюшка уставился с таким видом, будто услыхал полнейшую гнусность. Шеф от удивления крякнул:

– Ну, ты, брат, даешь! Не пей больше. Заговариваться начал.

Щеки мои вспыхнули стоп-сигналом. Сообразив, что сморозил явную глупость, я стал оправдываться, что терпеть не люблю делать:

– Что такого сказал? Обычное дело. Из чувства вежливости. Мы в гостях. Что такого?

Игорь пришел на помощь:

– Не тушуйся! Все нормалек. Все правильно. Давайте выпьем! Вставать не будем.

Тут заело дядюшку:

– А, почему вставать не будем?! Россия, хотя я оттуда сбег, великая страна. Немцы, тоже красавцы. А говнюки есть везде. И обращать на них внимание не стоит. Пьем стоя! Молодец, пацан! Правильные слова сказал.

Мы дружно поднялись и выпили. – Слава богу «ура» не орем, – подумал я, возвращаясь на кресло. Своим тостом невольно затронул болевую тему. Поставив стакан, Лео тут же закурил. Он, надо заметить, курил почти всегда. Две с половиной пачки в день оказались его дневной нормой.

Выпустив первое облачко, дядюшка начал:

– Ты правильно назвал нашу Родину Россией. Именно Россия, а не СССР. Россия была и будет, а Союз развалится. Думаю, скоро.

– А что ты против СССР имеешь? Сам-то откуда? – Игорь, медведем, ввалился в разговор.

Лео прищурился:

– Я – русский. И был им всегда. Когда из армии бежал. Когда без работы болтался. Когда в местных тюрягах парился.

– Что ты гонишь? Какие тюряги? Мне рассказывали, что ты дезертир. Продал немцам военные секреты. Денег тебе дали, не мерено, – возмутился Игорь.

– Блин, опять ругаться начнут, – подумал я. На этот раз не угадал. Лео остался спокоен, будто тюлень:

– Дурачок, ты, племянничек, дурачок. Если не все мозги жиром затекли, должен сообразить. Какие я, старший сержант Красной Армии, мог знать секреты? Сколько лопат в роте? Или почему гороховую кашу называют личной артиллерией?

Игорь продолжал кипеть:

– Но ведь дезертировал? Сладкой жизни захотелось?

Неожиданно дядюшка расхохотался:

– Ну, точно, кретин. Что я мог знать про Запад? Да, служил я в спецкоманде в Потсдаме. Охраняли тюрьму в Шпандау.

– Там сидели главные нацисты? – спросил я.

Лео повернулся ко мне:

– Да, там. Охраняли команды союзных держав: Франции, Англии, США, СССР. По очереди.

Игорь не отступал:

– Кто тебя вербанул? Англичане или америкосы?

Дядюшка ухмыльнулся:

– А угадай с трех раз. Не угадаешь! Вербанули. Госбезопасность. Вся часть была чекистская. Командиров на триста раз перепроверили. А солдат специально набрали из глухих мест: Сибирь, Дальний Восток, Средняя Азия. Деревенские, дремучие. В гарнизоне постоянно накачивали, чтобы боялись иностранцев, как огня, а на товарищей стучали. Я с немцами-то только на втором году службы столкнулся. Хотя часть и в городе стояла, но за забор не выпускали.

– А в самоволочку не бегали? – гнул свое Игорь.

Дядюшка покачал головой:

– Серость! Это сейчас за самоволку губа. В те времена – штрафбат. Если заподозрят, что с западниками якшаешься – тюрьма. Сутками – за забором. Из Шпандау – на машинах в гарнизон. Туда тем же способом. Другим увольнительные дают. В отпуск домой. Мы – за забором. С утра до ночи инструктажи, политбеседы, стрельбы, марш-броски, тренировки по рукопашному бою. Девок два года не видел. В части одни мужики. В столовой, в санчасти. Везде. В Шпандау такая же хрень. Даже не знаю, где режим строже был: в гарнизоне или тюрьме?

Шеф недоверчиво покрутил головой:

– Как тогда ты свалил? С какого перепугу?

Лео загасил в пепельнице очередной окурок:

– Отдельная история. Расскажу. Давай сперва хлопнем по маленькой.

– Нет возражений! – Игорь извлек на божий свет очередную бутылку.

– Третья пошла, – мысленно отметил я, – Если в таком темпе продолжим, то через часок либо водка кончится, либо мы. Одно из трех.

– Как-то раз, – приступил к повествованию дядюшка, – Я стоял в наружном карауле. Пост номер двенадцать. Это одни из ворот Шпандау. Есть главные, так сказать, парадные ворота. А двенадцатый – служебный. Был я старшим наряда. Как раз из караулки вышел, чтобы прогуляться маленько. Опять же обстановку проверить. Подошел к караульным. Двое их. Смотрю, а они с гражданским разговаривают. По виду явно немец. Он меня увидел, сунул какую-то коробку в руки караульному и на велосипед. Тот рядом стоял. Вскочил и ходу. Чую, что-то неладное. Рванул за ним. Караульному ору, чтобы коробку в ров бросил. Тюрьма в Шпандау в бывшей крепости. Вокруг ров с водой. Караульный туда коробку и кинул. Я бегу, а немец на велике педали крутит. Мост через ров проскочил, и в город. Дома метрах в трехстах начинались. Дело было летом. На мне из одежды только хэбэ. От моста дорога в поворот, да в гору. Бегу и соображаю, что в повороте немец скорость сбавит, а на горке выдохнется. Там его достану. Так и получилось.

В повороте фриц притормаживать стал. Метров двадцать между нами осталось. На ходу пистолет из кобуры выхватил. Старшим наряда ТТ выдавали. Стрелять пока не собирался. Видел, что на подъеме догоню. Вдруг за спиной рвануло. Я на землю упал. Рефлекс сработал. Натренировали нас, как бобиков. Дальше, как учили. Голову поднял, немец середину горки преодолел. Понял, не догоню. Из ТэТэшника прицелился. Первый – поверх головы. Думаю, испугается, с велосипеда спрыгнет. Попробую догнать. Пуля над головой бздынкнула. Фриц храбрый попался. Шибче педали крутить стал. Битый волчара. Вторым выстрелом снял. Меж лопаток всадил. Подбежал, немчура готов. Потом караул прибег, начальство на «виллисе». То да се. Расспросы, допросы и …

Потом особист сказал, что немец оказался из СС. То ли провокация, то ли с катушек свихнулся, непонятно. Отцы-командиры меня наградить решили. Перед строем комбат объявил, что на медаль «За боевые заслуги» представили. В ближайший выходной увольнительную дали. В Потсдам, с офицерами.

Там я с Мартой и познакомился. Она в магазине работала. Офицеры зашли шмотки прикупить. Марта по-русски немного говорила. Поболтали о том, о сем. Понравились друг другу. Потом еще были увольнительные. Одного отпускать стали. У меня с Мартой любовь закрутилась. Она у тетки жила. Там и встречались. Родители в Западном Берлине жили. Бедствовали крайне. Переправили Марту сюда. В советской зоне с работой попроще было. Это потом все наоборот стало. Но назад дороги не было. Границу наглухо закрыли. А, тогда …

Месяца три все шло гладко. Почти каждый выходной, если не в наряде, я у ней. Однажды она заявляет, что беременна. У меня шок. Не знаю, то ли радоваться, то ли плакать. Гнал аборт делать, та, ни в какую. Мол, буду рожать. Хочу ребенка. Я психанул. Думаю, черт с ней, брошу девку. Решил больше не встречаться. Как раз на смену в Шпандау заступили. Весь месяц караулы, дежурства сплошняком. К концу месяца такая тоска навалилась. Жуть! Никогда такого не было. Ни до, ни после. Из рук все валится. Злющий стал, будто кобель цепной. Себя боялся. Думаю, не дай бог сорвусь, покалечу или убью кого-нибудь.