Поезд милосердия

Был в Феодосии недавно в галерее —
Той самой, где великий маринист
Жил, пребывая в мастерства творенье,
И мир в картинах его был лучист!

А у нас тоже, в местной автобазе,
Был парень, что талант свой проявил —
Он нереально ездил на «КамАЗе»,
Что не было сомнений – мастер был!

У друга батя был – великий мастер дела
Металлообработки на станках.
Когда работал он, любого душа пела,
Поскольку мастерство тот наблюдал!

И всадники – друзья мои с походов,
Джигиты, конкуристы, казаки —
Талантов ярких бесконечность всходов
И мастерства великого штрихи!

Из ДТП ужасного спасая
Остатки человека одного,
Уверен был я – он дошел до края,
Вершащего всё в жизни, своего.

Но повезло бедняге несказанно —
В больнице мастер на дежурстве ждал.
И этот мастер кровью перемазал
Аж полбольницы, но его собрал!

Учитель школьный в класс глядит в волненьи,
Не спит над планами уроков до утра —
Он мастерством рождает поколенье,
В котором тоже будут мастера!

С комбайнов вечером сошли мы, как хмельные,
Нелегок труд наш, доложу я вам,
Но тот, кто видел все это, поныне
Завидует нам – поля мастерам!

А дед мой, помню, так держал рубанок
В больших руках натруженных своих,
Что, будто бы из-под полозьев санок
Как снег летит, шедевры он творил!

Другой мой дед талантом ратной службы
Отмечен Богом был через века —
Он мастерски владел любым оружьем,
Был командиром-мастером полка!

И вот что ясно в этих наблюденьях —
Внизу идем мы, скачем ли в верхах,
Не важно, где мы, важно – проявленье,
Ведь держится наш мир на мастерах!

Аэропорт

Аэропорт вообще сам по себе – место магнетическое по многим причинам. Во-первых, он неразрывно связан с путешествиями, а что может быть волнительнее, особенно для молодежи, которая за каждым поворотом дороги-то ждет чего-то нового и счастливого? А тут – целый аэропорт и предстоящий головокружительный перелет, и столько всего потом! Во-вторых, аэропорт связан с путешествиями на самолете, а самолет тогда для нас был самым непревзойденным, самым необычным, редчайшим видом транспорта. Я-то летал с шести месяцев от роду, так как родился в Оренбурге, а жил в Подмосковье, вот и сновал туда-обратно по небу к бабушке и дедушке на лето, то есть минимум два раза в год, и то всегда что-то в душе моей от ожидания полета зарождалось и поднималось. А многие-то из нас никогда и не летали вовсе. Митяй вот, например, вообще самолет до этого только по телевизору и видел. В-третьих, необычно же всё вокруг – и ленты багажных транспортеров, и кассы билетные, кафе аэропортовское, стюардессы проходят… Да что там стюардессы! В аэропорту даже туалет особенный! В киосках газеты продают; народу всякого полно – все либо посадки на рейс ждут, либо прилетели только что, либо спят в креслах в ожидании чего-то; табло прилета-вылета названия городов пишет; представители разных аэропортовских служб снуют; экипажи горделиво проплывают в синей форме-то; по радио что-то объявляют таким необъяснимым голосом; а за стеклянной стеной стоят на стоянках, взлетают, садятся и рулятся самолеты! Восторг!

Путешествия всегда род людской будоражили. Всегда людям не сиделось на месте, хотелось посмотреть, а что там за холмом, за поворотом реки, за тем лесом… Может быть, дело в том, что мы вечно ищем, где лучше, так как знаем, что хорошо там, где нас нет? Но ведь мы также знаем, что стоит нам куда-то переехать, как в этом месте мы сразу начнем быть, значит, хорошо там уже не будет, а станет хорошо в другом месте, где нас нет. Или уже нет. То есть хорошо в этот момент может запросто стать там, откуда мы только что приехали, так как нас-то там уже нет, и где было плохо, поскольку до этого мы там были. В себе надо проблемы искать, в себе… а не в той местности, где нам приходится находиться. Говорят же, что можно объехать весь свет в поисках чего-то и найти это, лишь вернувшись домой. Может быть, поэтому так и ценны именно командировки, отпуска, краткие вылазки куда-то, путешествия, одним словом. Ведь они – не переезд, а визит в другую жизнь, где нас как бы нет. То есть мы там как бы есть, но мы там – гости, мы там – экзотика, мы там временно… И, может быть, именно от реального ощущения временности своего присутствия мы начинаем так остро чувствовать всё, что нас окружает, и всё, что с нами происходит? А ведь жизнь наша – тоже штука временная, а мы, живя её, ничего не чувствуем и воспринимаем все как рутину и тягомотину. Может быть, надо всё это просто осознать да и радоваться каждому дню?

Не знаю я точных ответов на эти вопросы. Зато точно знаю, что тогда нас такие размышления не сильно занимали, хотя ребятами мы были мыслящими и о философии жизненной задумывались. Мы тогда просто ещё не разучились просто жить. Не разучились чувствовать время, вот оно и текло медленно. Хотя, на самом деле, ничего мы тогда не «не разучились», мы просто не знали, что бывает по-другому. Не накопилась тогда ещё груда ошибок, обид, пощечин и пинков, не отработались до автоматизма привычные ежедневные движения, не было ещё всей этой бездны мыслей, обязанностей и тревог…

И надо же как нам повезло! В таком идеальном возрасте – вроде не дети уже сопливые, но и душа ещё не ожирела, не огрубела и была ещё полностью открыта для всего – попали мы в этот Поезд.

Я помню время

Я помню время, когда мы чудили,
Не оскорбляя притом ничьей чести.
Я помню, когда в самолетах курили
Не в туалете, а прямо на месте.

Я помню, что мы лежачих не били,
А если упал кто, то поднимали.
Девчонкам, стесняясь, цветы мы дарили,
В записках вниманием их донимали.

Без шлемов носились на велосипедах,
А жизнь познавали в трудах и ошибках.
Кроссы сдавали в обычнейших кедах
И искренни были в словах и улыбках.

Я помню, в вагоне метро спозаранку
Все, как один, носы в книги уткнули.
По радио утром помню зарядку,
Пока на востоке лучи не блеснули.

Я помню печенье в кульке из бумаги,
И лимонады в бутылках стеклянных,
Два раза в году на углах домов флаги,
Солдатиков помню своих оловянных.

Я помню, что мы не считали расходы,
И помню я, для чего бигуди.
А главное – помню чувство свободы
И радости беспричинной в груди.

Теперь же мне всё по ночам это снится,
Как запах от ленинградской гитары.