Поезд милосердия

И ждут всегда тебя,
И по утру разбудят,
Печали отведя.

И в том, что мама с папой
Крепки, годам назло…
Подумаешь украдкой:
«Ну как мне повезло!»

Простое то оконце
Открой, не запирай —
Пусти же в душу солнце,
И будет в душе рай!

Полет-1

Через полчаса мы уже заняли свой эшелон на высоте девять тысяч шестьсот метров, развили крейсерскую скорость в девятьсот километров в час и плотно лежали на курсе Москва – Новосибирск.

Новосибирск вообще-то, как это ни удивительно, не был в списке городов, которые мы должны были посетить за эти двадцать семь дней, но, несмотря на это, мы умудрились побывать в нём аж дважды. Нет, не было никаких аварийных, упаси бог, посадок и прочих неприятностей, всё было гораздо проще. В первый раз мы оказались там, потому что у «восемьдесят шестого» без дозаправки от Москвы до Хабаровска не получается, а Новосибирск как раз посередине, вот и стал он для нас аэродромом подскока. Во второй же раз мы побывали в столице Сибири, когда уже ехали на поезде, остановившись на пару часов для пополнения запасов провизии и угля. То есть мы знаем, как выглядят в Новосибирске его стратегически важные точки – аэропорт и железнодорожный вокзал.

Полет проходил тихо и мирно: нас, насколько я помню, за все десять часов пути ни разу даже и не тряхнуло, как следует. В «восемьдесят шестом» вообще себя чувствуешь, как на корабле или как в роскошном отеле, а в таком, который достался нам, – и подавно! Лайнер наш был оборудован и снабжен по первому разряду. Вдоль всей плавной линии, проходящей по красивому контуру притолоки салона, были расположены лампы приятного света; кресла, впрочем, как и всё остальное, были новые; на стенах – пластиковое покрытие приятного оттенка с узором, выполненным с применением законов какой-то неземной геометрии и свойственным отделке только наших воздушных судов; светло-коричневые занавески, отсекающие салоны друг от друга; огромные экраны в каждом из трёх салонов, на которых крутили кино; ковры на полу; высота; скорость; стюардессы; самолетная еда – самое вкусное, что только может быть на свете; друзья… жизнь… А прибавьте к этому неподражаемую эндемичность советского воздушного флота, включающую в себя, помимо особенностей пластиковой отделки, ещё и уникальные подлокотники кресла, откидной столик с «утопленным» в уголке кружочком, куда надо ставить стаканчик с лимонадом, круглый вентилятор на потолке, какой можно встретить только в «Илах», и ещё много, много всего такого, что было и пока всё ещё есть только у нас! В тот момент время вообще перестало существовать. Оно остановилось, и фазу начала нашего приключения можно было считать полностью состоявшейся.

Поскольку летели мы в два раза быстрее своей скорости, так как летели на восток, и время с той же быстротой неслось к нам навстречу, то и стемнело в два раза быстрее, и на посадку в Новосибирске мы заходили уже в лёгких начальных сумерках. За весь перелет мы вообще куда-то потеряли целые сутки, но никто из нас об этом не сожалел – у нас впереди этих суток было вагон и маленькая тележка.

Нас пару раз покормили, мы уже насмотрелись вниз – на тайгу и на поднимавшиеся до высоты километров трёх дымы от охотничьих костров, слегка осоловели, и Таргеш уже успел всё изучить, проанализировать, систематизировать, вывести и даже огласить нам с Митяем свою новую авторскую теорию под названием «Три степени отупения, вызванного многочасовым перелетом на советском дальнемагистральном широкофюзеляжном лайнере «Ил-86».

Первой из этих трех степеней было то, что Митяй посолил себе сливу. Второй – то, что все принялись орать песни про облака, которые белогривые лошадки. Ну а третьей, я так понимаю высшей, степенью этой болезни было то, что Таргеш объявил себя «психотерапевтом доктором дядькой касьяном». Во как! А еще говорят, что по молодости лет путешествия, связанные с дальними перелетами и сменой часовых поясов, переносятся легко. Врут люди!

Так или иначе, но мы как-то подуспокоились и подутихомирилсь, нам-то с Митяем вообще хорошо – как-никак, а целый психотерапевт рядом, и начали даже подремывать. Возбуждение, вызванное всей этой поездкой и обилием полученных впечатлений, понемногу стало было ослабевать, но тут наш самолет встал на свое могучее двухмоторное крыло, выписывая двадцатидвухкилометровый в диаметре вираж, и снизу проступили ещё редкие огни Новосибирска.

Хочу домой

Хочу туда, где «плохо жили»,
Где в хлебном очередь была,
Где о зарплатах не тужили,
Где жизнь, вообще, была светла.

Когда на каждом перекрестке
Я газировки выпить мог,
И, перепачкавшись в известке,
По стройкам бегал со всех ног.

Туда, где мы карбид взрывали
На недостроенной стене,
И пахли новые сандали
Уверенностью в каждом дне.

Не в детство я хочу, ребята,
Не надо воздух сотрясать,
Я лишь хочу, чтобы изъята
Была привычка всё марать.

Хочу я, чтобы вольный воздух
На улице вновь стал лучист,
Чтоб снова был в почете конюх,
И агроном, и тракторист.

Хочу, чтоб каждая девчонка
Вновь в «классики» могла скакать,
И чтобы голос ее звонко
Вновь лился, я хочу опять.

Чтоб мальчик мальчиком рождался,
Солдатом снова стать мечтал,
Чтоб он за правду смело дрался
И в драке этой побеждал.

Чтоб снова старость уважали,
А молодым открыт был путь,
И женщин чтобы провожали,
Хоть и не страшно им ничуть.

Хочу, чтобы ковал и сеял
И возродился вновь Союз,
А над Союзом гордо реял
Флаг красный как бесценный груз!

Хочу, чтоб в вечер деревенский
Скользила б нотами гармонь…
Я не хочу в уют шенгенский,
Обратно я хочу. Домой.

Новосибирск-1 (разница во времени с Москвой – плюс три часа)

Включились требуемые в таких случаях световые информационные табло, многоголосо клацнули замки пряжек привязных ремней, экипаж приступил к снижению, и лайнер как бы замер, зависнув на глиссаде. Безупречно коснувшись земли и выбросив из-под многоатмосферных колес шасси снопы дыма от всегда неожиданного соприкосновения с аэродромным бетоном, «Ил» побежал по полосе. Пилоты переложили реверс, наполнив окружающий нас ставший привычным за время монотонного полета тихий мир гулом и вибрацией, и наш небесный корабль, пробыв, сколько положено, в режиме торможения, подрулил к месту стоянки и застыл гигантским неподвижным металлическим орлом напротив типового фасада с надписью «Новосибирск».

Столица Сибири встретила нас сгущающейся тьмой и прокуренными залами аэропорта, в который нас всех выпроводили, пока наш самолет заправлялся и немножко отдыхал. Здание аэровокзала так и осталось для нас непознанным, поскольку мы только и успели, что бестолково поноситься по некоторым из его помещений да выбежать на минутку через стеклянные двери на улицу, в черноту, глотнуть сибирского воздуха и посмотреть на город.

Должен сказать честно, что воздуха глотнуть удалось, и он ничем не отличался от воздуха привокзальных площадей других крупных советских городов, а вот увидеть Новосибирск нам так и не довелось, поскольку уже через час мы снова неслись по небу всё дальше и дальше на восток.