Гетерозис. Хроники боли и радости

– Да уж… А ты не изменился.

– Да и ты как-то не особо.

Вспомнив о своих спутниках, я тут же пригласил их к беседе.

– Знакомьтесь! Косенец, Розенберг… Если честно, то ума не приложу, что они тут делают.

Мое замечание по всем признакам задело самолюбие рыжеволосого, так что он насупился, ну прямо как кикимора болотная. Василий же в виду своей природной глупости даже не понял, о чем шла речь. Лишь пробормотал свое традиционное:

– Ну чё-чё…

– А это мой друг и одноклассник Артемий Громовой… Гений философской мысли… За одной партой сидели.

– Как-то слишком много регалий, – смущенно заметил Тёма.

– Раньше тебе это не мешало. Помню, ты побеждал на всех школьных олимпиадах.

– Давно это было и неправда.

Я рад был встрече и рад был поболтать со старым приятелем, тем более что общество Васи и Косенца меня серьёзно напрягало. Но стоять стоймя уже порядком достало. Так что, присмотрев уютный диванчик, я спросил:

– Может присядем???

И мы присели. Плюс ко всему Тёма нажал кнопочку на аккуратной панели управления желаниями и нам незамедлительно принесли питье и закуску.

– Ты мне скажи, Тёмыч, каким боком тебя занесло в институт вампиризма? – поинтересовался я у друга, пока молоденькая кокетка наливала мне гранатовый сок.

– Все очень просто. Мой дядя основал этот институт и всю свою жизнь посвятил изучению вампиризма.

– Не шутишь?!

– Серьёзно, – блаженно подтвердил Артемий, – После окончания школы он забрал меня к себе и всё последующее время я провел в стенах этого замка. Тебе нравится?

– Безумно!!!

– А сам-то профессор когда удостоит нас своим вниманием? – подал голос Косенец.

Его до боли противная рожа приобрела настолько сморщенный и ощетинившийся вид, что казалось его удар хватит от очередной пары-тройки баек о днях былых.

– Думаю, дядя рад был бы вас принять, но боюсь в его положении это вряд ли возможно.

– В смысле? – переспросил я.

– Он умер, – с ноткой горечи ответил Артемий и, сделав глоток маслянистой жидкости из стакана, поставил его на столик.

– Чё-чё??? – подключился к беседе Василий и как всегда не вовремя.

Между тем я попытался переварить полученную информацию.

– Как так вышло?

Вопрос был очевиден и в то же время обладал основополагающей загадочностью, от которой в частности и зависел исход моей миссии.

– Никто не знает…

Как банально. Как часто я слышал подобные умозрительные речи и как часто мне приходилось убеждаться в обратном.

– …Его нашли мертвым этим утром в лаборатории. Он работал всю ночь и что-то случилось. Может сердце?..

– А что говорит врач?

– Врач???

В глазах Артемия зависли колкие вопросики, словно он впервые в жизни слышал это слово.

– Ну да. Человек, который лечит… калечит…

– Боюсь, с ним тоже проблема…

– Не понял?!

– Он умер с неделю назад.

В гостиной повисло молчание, но продлилось оно недолго, ибо вновь за разбор полетов взялся чертов Косенец.

– Господа, мне, конечно, говорили, что здесь какие-то проблемы, но я не думал, что всё так запущено.

– Как догадался?!! – воскликнул я, – А мы было решили тут рай небесный…

– Вы – хам.

– Да пошел ты!

– Чё-чё…. Не надо, – вмешался в перепалку Василий.

– Да кто он вообще такой??

И действительно, что за птица имела рыжие бакенбарды? Этот вопрос давным-давно назрел, но всё руки не доходили.

Я впился испытующим взглядом в Василия, а тем временем Артемий и Косенец очень странно переглянулись. Словно их двоих связывала некая невидимая нить. Но что общего могло быть между моим одноклассником и этим рыжим уродом?..

– Это я его вызвал!

Достаточно было обернуться, чтобы увидеть вновь прибывшего участника бойкой дискуссии.

– Здравствуйте, профессор…

Осуществив скромное приветствие, Артемий немного привстал с дивана. Голос его местами пробивала редкая дрожь. Казалось, он боялся этого типа, какое-то время таившегося в тени. Впрочем, с виду в новоявленном профессоре не было ничего пугающего. Он даже как-то и не походил на академическую мышь. Скорее был похож на колхозника, который только что отпахал гектаров триста. Изорванная и порядком потрепанная одежда была покрыта слоем пыли, чумазое лицо исполосовано ссадинами, а в руках угрожающе покачивалась кирка.