Наездник Ветра

– Сад большой!

Лешко и его ребята, а также присоединившиеся к ним девушки, из которых одна была до необычайности хороша собою, всё веселились, крича и звеня ковшами над бочкой браги. Рагдай и Хлеська прошли на другой край сада, откуда были видны ворота. Там они улеглись на груду опавших листьев, среди кустов смородины и малины.

– Сдаётся мне, что Сновид сочиняет песни для Вирадата, – сказал Рагдай, вспомнив разговор за столом лихих.

– Вирадат спьяну проговорился сейчас, что Сновид встречался сегодня утром с одним арабом, – вздохнула Хлеська, – после той встречи он приказал ему, Вирадату, всюду твердить о том, что греческий царь отправил на Русь какого-то чёрного человека, чтобы тот князя околдовал и Русь погубил, вызвав гнев Сварога!

– А кто он, этот араб?

– Богатый купец, Джафар. Он часто торгует в Киеве. И другие всякие дела мутит.

Хлеська лежала на животе, уткнув подбородок в маленький кулачок, поставленный на другой. Болтала ногами. Рагдай растянулся навзничь и подложил под голову руку, глядя на ярко-синие небеса. По ним проплывали редкие облака. Осеннее солнце грело, но не пекло.

– Ты, значит, с Роксаной дружишь?

– Конечно! Уже давно.

Дав такой ответ, Хлеська улыбнулась. Затем ей вовсе стало смешно. Хихикнув и засопев, она объяснила:

– Правда, однажды мы с ней поссорились.

– Это как?

– Честно говоря, вспоминать об этом мне неприятно. Да ладно уж, расскажу, ты ведь не отстанешь! Хотела я у неё стащить рубиновые серёжки.

– Не получилось?

– Почти уже получилось. Кабы Роксана вдруг не хватилась этих серёжек да не велела всех обыскать, я разбогатела бы сильно! Впрочем, Роксана меня простила.

– Простила?

– Да. Но только сперва приказала выпороть на конюшне. Порол меня Ибрагим. А я его старше на восемь лет. Мне так стыдно было! Никогда в жизни так не позорилась.

Почесав ногтями главный предмет своего рассказа, Хлеська прибавила:

– Плохо то, что Роксана часто приказывает пороть и своих девчонок. Одна из них – да вон та, Маришка, которая сейчас пьёт с ребятами, через день к Ибрагиму ходит! Она Роксану не любит.

– Правильно делает.

– Этот самый Джафар, как видно, поклялся погубить грека, который плывёт на Русь, – внезапно вернулась Хлеська к прежнему разговору, – сплёл целый заговор!

– Хорошо бы князю об этом знать.

– Не суйся ты лучше в эти дела, а то нахлебаешься! У меня к тебе есть дело получше. Ты помнишь, я говорила тебе вчера про золото Игоря?

– Да, конечно.

– Хочешь узнать до конца всю тайну?

– Хочу.

– Я её открою тебе, но прежде скажи – точно ли ты знаешь, где одноглазый?

– Знаю.

– А как зовут его, знаешь?

– И это знаю. Трувор. Он прежде служил в киевской дружине.

Хлеська кивнула и продолжала, зорко следя за пьяницами у бочки:

– Вижу, не зря Залмаховские ребята засуетились! Теперь ты должен поклясться, что половину денег ты отдашь мне. Может быть, ты сам найдёшь клад. Может быть, расскажешь об одноглазом Сновиду или Залмаху. Как бы там ни было, половина денег – моя. Клянёшься?

– Ну, ладно, – сдался Рагдай, не очень-то понимая, какая будет заслуга Хлеськи во втором случае. Но она давно всё решила твёрдо.

– Так не пойдёт! Поклянись.

– Хорошо, Клянусь.

Облака мешали Рагдаю слушать внимательно, потому что тянули мысли вслед за собой. Он перевернулся и точно так же, как Хлеська, примял локтями листву.

– Ты, должно быть, слышал о том, что Игорь два раза ходил войной на Константинополь, – начала Хлеська, грызя сухую травинку, – второй поход был удачным. Князь заграбастал огромную уйму золота – говорят, несколько возов. И где-то его запрятал. Через полтора года он был убит…

– Древляне убили его за жадность.

– Да, но сперва они его загнали в болото и предложили сдаться. С Игорем были, в числе других, Сновид и Трувор. Он им доверял больше, чем остальным. Предчувствуя свою гибель, князь подозвал Сновида и пошептался с ним, а затем, велев ему отойти, тайно переговорил и с Трувором. Лишь после этого сдался. Всех, кто с ним был, князь Мал велел отпустить, а самого Игоря – разорвать. Древляне пригнули одну к другой две берёзы, за ноги привязали Игоря к их верхушкам, и…

– Про это я знаю, – вновь перебил Рагдай, – ты лучше скажи, о чём он шептался тогда с Трувором и со Сновидом? О своём золоте?

– Да. Сновиду он назвал реку, возле которой зарыл сокровища, а Трувору растолковал, где именно их искать у этой реки. Получилось так, что только вдвоём Сновид и Трувор смогли бы добыть то золото, а поодиночке – никак.

– И какой резон во всём этом был?

– Игорь их заставил поклясться, что это золото они пустят на благо княжича Святослава. Как видно, князь рассудил, что если не оба, то хоть один останется верен клятве. Но, на беду, и тот и другой вдруг сошли с ума. Сновид стал волхвом, а Трувор исчез. Оказывается, он принял христианскую веру! Значит, плевать ему и на золото, и на княжича Святослава, который давно стал князем.

– Как ты узнала про это всё?

Хлеська с важным видом надула губы и почесала ногтями левой ноги щиколотку правой.

– Я знаю много! А узнавать меня научил Залмах.

– Кто? Залмах?

Рагдай даже приподнялся.

– Залмах, Залмах! – зашипела Хлеська, дурачась, – но не гордись! Он со мной не спит.

– Тысяцкие едут! – крикнул дозорный отрок с высокой теремной башни. Маришка, не допив брагу, бросила ковш на траву и помчалась в терем. Лешко и его приятели с ещё большею торопливостью устремились к воротам и распахнули их настежь. Во двор въехали три всадника. Это были всё тот же самый Лидул и двое каких-то светловолосых. Один из них если и казался старше Рагдая, то на год-два, а второму точно перевалило за тридцать. Рагдай у Хлеськи спросил, кто это такие.