– Вот я о том и говорил, что из-за твоей выходки нам покоя больше не будет, – отозвался Алфей.
– Видно мало этому скоту, что Микеле ему жизнь спас! – рассудил Коррадо.
– Придержи-ка язык да слушайся хозяина! – прикрикнул Алфей.
Но Коррадо выхватил у матери нож, которым она чистила померанец, привезенный из низлежащих долин, сунул его за пояс и вышел из палатки, вырвавшись из рук Аполлонии, которая попыталась удержать его за рукав.
– Сидите тут! – прикрикнул он перед уходом на родных.
Умар стоял и ждал его под миндальным деревом, позади в десятке шагов у него за спиной стояли мать и жена.
– Не хватило тебе, что мой брат твою жизнь спас? Чего еще надо от меня?
– Микеле искупил твою прошлую вину, но поступок его не может искупить вину сегодняшнюю.
– А те два дня я провисел у столба и чуть не умер во искупление чего?
– Ты провисел лишь затем, чтобы такие неверные свиньи, как ты знали свое место!
Рука Коррадо сама потянулась к поясу, но как только он ощутил шершавость рукояти под пальцами, отвел руку.
– Ну так чего тебе.
– Прихвостни некоего Салима похитили мою сестру.
– Это давно все знают, Умар. Надо же… аккурат твою сестру, ведь ты ей так завидуешь, а тут взял да дал из-под самого носа умыкнуть… как раз у тебя, а ты-то хотел, чтобы народ у нее ничего, кроме глаз, не видел… Тебе что в голову взбрело, когда ты впустил в дом того лиходея? Думал вволю похвастаться Надирой перед чужаком и ничего не будет? Даже я спрятал бы свою сестру от сторонних глаз. А ты поводил заячьей тушкой перед волчьей пастью, а теперь сетуешь, что волчище ее схватил? Эх, Умар… Умар… вырос наш парень, а ума не набрался!
Умар выхватил висевший на поясе меч и замахнулся на Коррадо.
– Давай, давай Умар… руби! А потом иди спрашивай у лисиц, что рыскали той ночью по рабаду, что сказал мне твой Салим. Ведь я знаю, что ты за этим пришел сегодня ко мне.
Умар вложил меч в ножны и ответил:
– А раз знаешь, что же не пришел вчера ко мне да не сказал?
– Я подумал, что твой каид сказал тебе уже все, что хочешь знать. Или надо думать, что он тебя даже не принял?..
– Я говорил с каидом, он сделает все, чтобы вернуть Надиру домой. Заплатит выкуп, а потом переловит бандитов, которые осмелились нанести ему такое оскорбление!
– Так вот как он сказал? О выкупе говорил? – растерянно повторил Коррадо.
– Наши с каидом разговоры тебя не касаются. Выкладывай только, что тебе сказал этот проклятый Салим.
– Я тебе ничем не обязан… ты прекрасно знаешь.
– Ты мне жизнью обязан; раз ты все еще дышишь, так это только по моей милости.
– За мои слова тебе придется дать что-нибудь взамен.
Умар потерял терпение и опять схватился за меч, но в ту же секунду Коррадо сжал руку Умара на рукояти своей ладонью так, что вытащить меч Умар не мог. Тогда другой рукой Умар схватил Коррадо за горло и стал душить, но ослабил хватку, когда почувствовал, как в брюхо ему упирается лезвие ножа.
– Кишки бы тебе выпустить, Умар… но не хочу, чтобы на семью моего отца свалились все грехи.
При виде надвигающейся драки, Джаля бросилась к ним.
– Не надо, Умар, не то делаешь!
Коррадо снова засунул нож за пояс, а Умар отступил на пару шагов, понимая, что его едва не убили.
– Дай я сама поговорю с христианином, один на один, – попросила Джаля.
– Да ты спятила?
– Будь добр, Умар. Коррадо не откажется выслушать слова матери.
– У него нож!
Но Коррадо отозвался:
– И ты думаешь, что я твою мать могу зарезать? Меня, вроде, не Умаром зовут и не всякими идрисами, как твоих прихвостней, думаешь, я тоже женщин избиваю; вон у Аполлонии все еще синяки!
– Умар, отойди к жене, сделай милость.
Сборщик налогов каида нехотя отошел, оставив мать наедине с Коррадо.
– Коррадо, мне тоже жалко твою сестру… знаю, что тот подлец отхлестал ее. Но никакой вины Умара в этом нет… это не он приказал. А к тому же, ты сестрины синяки можешь еще увидеть… вот бы и мне одной горести, что избитую девчонку выхаживать!
– Мне жаль твою дочь.
– Люди стали судачить, что тех двенадцать в рабаде убили из-за надириных глаз, что такие странные, небывалые глаза той ночью принесли свои плоды; что шайтан[58 - Шайтан – в арабском языке наименование черта; Сатана.] связал с глазами Надиры вожделение, которое ведет в ад! Теперь на нас все смотрят косо.
– Ну и что тут страшного? На нас вон всю жизнь косо смотрят.
– Коррадо, не глумись! Я своими глазами видела той ночью, как чужак разговаривал с тобой, прежде чем скрыться.
Коррадо готов был выложить все начистоту убитой горем матери, но в то же время рассудил, что его семья всегда жила и живет в притеснении, и решил выпросить что-нибудь взамен.
– Вы где остановились?
– Каид разрешил нам устроиться в небольшом доме, он уже обставлен кроватями и прочим. А что?
– За то, что расскажу тебе, пусть мою семью устроят в таком же доме как ваш. Ночью похолодает, а у нас и ни дров не хватит, ни покрывал, чтобы не замерзнуть.
– Этого мы исполнить не можем. Нам в этих стенах ничего не принадлежит, как мы можем кого-то устроить в каком-то доме?
– Там, где поселил вас каид, наверняка, достаточно места.
– Закон пророка запрещает спать под одной крышей с зимми больше трех дней подряд.