– Вот наша генеральша!
Иногда влюбленные отправлялись в коляске на берег Нила в сопровождении взвода кавалеристов под командованием дежурного адъютанта.
Однажды вечером этим адъютантом был Евгений де Богарнэ. В течение всей прогулки Бонапарт держал Полину на коленях, ласкал и целовал ее на глазах своего приемного сына, скакавшего рядом с каретой.
«В присутствии этого свидетеля, который мог обо всем рассказать Жозефине и, таким образом, дать ей понять, что она в немилости, и, возможно, заставить ее страдать, как он сам когда-то страдал, он проявлял такую большую, можно даже сказать, чрезмерную нежность, что его жесты скорее были шутовскими, нежели фривольными. Если было бы удобно овладеть Полиной прямо на сиденье коляски, он сделал бы это не задумываясь, только для того, чтобы досадить Жозефине, которую ненавидел так же, как раньше любил»
.
На Евгения поведение Бонапарта подействовало угнетающе. На следующее же утро он явился к Бертье и попросил освободить его от службы при главнокомандующем.
– Переведите меня простым лейтенантом в какую-нибудь полубригаду, – заявил он. – Я не могу больше это наблюдать.
Узнав об этом, Бонапарт очень рассердился. Он вызвал молодого человека к себе, сурово отчитал его, доведя до слез, а затем ущипнул за ухо. Евгений остался его адъютантом, но более не был принужден созерцать любовные забавы отчима и Полины…
Весь месяц Бонапарт с Полиной не только «занимался сладостным мщением», но и познавал чистое и радостное наслаждение. Это были самые прекрасные дни его жизни.
Увы! Этот медовый месяц был прерван войной. В феврале 1799 года Турция, союзница Англии и России, сосредоточила войска на Родосе и в Сирии. Едва только Бонапарт узнал о том, что турецкая армия уже достигла долины реки Иордан между Вифлеемом и Иерусалимом, он решил выступить навстречу врагу и разбить его.
Утром 10 февраля, когда двенадцатитысячная армия Бонапарта была готова к выступлению в поход и ждала приказа начать движение, стоя у ворот Каира, Бонапарт прощался с Полиной. Перед тем как расстаться, он захотел в последний раз выразить ей свою привязанность.
– Роди мне ребенка, – сказал он, одеваясь. – Тогда, слово Бонапарта, я разведусь с Жозефиной и женюсь на тебе!..
После чего присоединился к войскам и отправился в Сирию.
Пока Полина ходила к египетским колдунам, желая с помощью их зачать ребенка, которого так хотел любовник, французские войска прибыли в Мессудию (в переводе с арабского означает «очень богатое»).
Здесь Бонапарту суждено было сделать очень неприятное открытие. Хотя в глубине души он подозревал Жозефину в неверности и очень нуждался в спокойствии накануне битвы, Жюно со свойственной ему бестактностью и, как всегда, не вовремя подтвердил его подозрения. Послушаем Бурьена:
«Когда мы стояли около фонтанов Мессудии, под Эль-Ариши, я увидел, что Бонапарт, как обычно, прогуливается с Жюно. Я был неподалеку от них, и сам не знаю почему, но наблюдал за ними во время их разговора.
И без того бледное лицо генерала стало вдруг еще бледнее обычного и конвульсивно задергалось, взгляд стал блуждающим, и он несколько раз стукнул себя по голове.
Через несколько минут он покинул Жюно и направился ко мне. Никогда еще я не видел его таким недовольным и озабоченным. Я двинулся ему навстречу:
– Вы мне ничуть не преданы! – произнес он строго. – О, женщины! Ах, Жозефина!.. Если бы вы были мне преданы, вы давно бы сообщили мне то, что я только что узнал от Жюно. Вот это – настоящий друг. Ах, Жозефина!.. Она так обманула меня!.. Ах, она! Горе им! Я уничтожу эту породу блондинистых ветрогонов!..
Эти отрывистые и бессвязные восклицания, его перекошенное лицо, резкий голос дали ясно понять, о чем только что шел разговор с Жюно»
.
Бурьен начал осторожно успокаивать Бонапарта. Возможно, он сказал ему, что подозрения Жюно были слишком преувеличены, и, чтобы сменить тему, заговорил о славе Бонапарта.
Но в ответ Бонапарт насупил брови:
– Моя слава! – воскликнул он. – О! Не знаю, что бы я отдал за то, чтобы все, что я услышал от Жюно, оказалось неправдой, настолько я люблю эту женщину… Но Жозефина виновна, я должен буду развестись с ней и навсегда расстаться, если не хочу стать объектом насмешек всех этих парижских бездельников! Я напишу Жозефу, пусть он добьется развода…
Спустя пятнадцать дней французская армия была под стенами Сен-Жан-д’Акра, но изнервничавшийся и убитый горем Бонапарт так и не смог его взять, несмотря на отчаянную храбрость шести тысяч французов, тела которых остались лежать под палящим солнцем…
Жюно заплатил за свою бестактность. Помня о Мессудии, Бонапарт постоянно отказывался сделать его маршалом Франции…
Бонапарт вернулся в Каир 14 июня. За ним остатки Сирийской армии несли несколько захваченных у турок знамен для того, чтобы убедить местное население в том, что французы одержали победу…
Выпятив грудь и стараясь улыбаться, главнокомандующий проезжал мимо молчаливых египтян, которые уже знали, чем окончился этот поход.
После этого печального парада Бонапарт, чувствуя себя не в своей тарелке, поспешил к Полине, с которой не виделся целых четыре месяца. Первый поцелуй был продолжительным и страстным.
«Руки генерала метались по желанному телу молодой женщины, – пишет Леоне Дешам. – Скользя от выступа к впадинам, они как бы хотели убедиться в том, что ничто в нем не изменилось, что все знакомые детали остались на своем месте»
.
После поверхностного осмотра своей собственности Бонапарт, движимый естественным желанием перейти к более углубленной проверке, отнес Полину на кровать и раздел ее. А затем, к полному удовлетворению обоих, он доказал ей, что четыре месяца боев и походов ничуть не угасили его пыл.
Тяжело дышащий и улыбающийся главнокомандующий, вытянувшись на помятых простынях, наслаждался своим блаженством. Неожиданно он повернулся к Полине и спросил:
– А ребенок?.. Наш ребенок?
Молодая женщина, опустив голову, призналась ему, что пока ничем порадовать его не может.
Бонапарт вдруг рассердился, встал с кровати, быстро оделся и, верный своей привычке обо всем кому-нибудь рассказывать, тут же отправился к Бертье. Прямо с порога он заявил:
– Я хотел, чтобы она родила мне ребенка… Я бы женился на ней… Но эта глупышка никак не может забеременеть!
И, не дожидаясь ответа, поспешно удалился. Это вскоре стало известно Полине.
– Честное слово, – воскликнула она. – Не я тому виной!
И, кстати, была довольно недалека от истины!
Прошло несколько дней после этой короткой размолвки, и Бонапарт снова стал любезным с Полиной. Он частенько вызывал ее по вечерам во дворец Эльфи-бея и делился с ней своими тревогами. Ибо никогда ранее положение его не было столь опасным: его военная неудача должна была радовать ненавидевших его членов Директории; Восточной армии, численный состав которой сократился до двадцати пяти тысяч человек, угрожало новое нападение турок, а самому ему грозило восстание египтян…
А кроме того – этого он, естественно, любовнице не говорил, – его продолжало угнетать сообщение Жюно.
Он пришел бы в еще более дурное расположение духа, если бы узнал о том, что в Мальмезоне, который он купил, взяв деньги в долг, Жозефина начала разорительную перестройку, изображая из себя полновластную владелицу замка. По вечерам вместе со своим дорогим Ипполитом Шарлем она прогуливалась по аллеям, и запоздалые прохожие с Сен-Жерменской дороги часто видели их. Из-за маленького роста этого бывшего офицера они полагали, что гражданка Бонапарт гуляла в обнимку со своим сыном Евгением…
Одна из сердобольных соседок, увидевшая эту идиллическую сцену, быстренько вернулась домой, чтобы написать эти любопытные строки:
«С дороги видно, как вечерами при свете луны она в белом платье с вуалью ходит под руку со своим сыном, на котором надет черный или синий костюм, и это производит фантастический эффект: можно подумать, что это гуляют две тени. Бедная женщина! Вероятно, она думает о своем первом муже, убитом палачами Революции! Или же о том, кого ей дал Господь и кого в любой момент может лишить жизни шальное ядро. Как он там слушает мессу среди этих турок?»
Но мысли Жозефины были не столь благочестивыми. После прогулок она увлекала господина Шарля на большую кровать и занималась с ним «строительством довольно смелых пирамид»…
Между тем Бонапарт продолжал страдать и не зная этих подробностей. Изредка, наклоняясь над Полиной, с горящим взором он повторял:
– Почему ты не родишь мне ребенка? Я разведусь и сразу же на тебе женюсь…
Ибо, по его мнению, только ребенок от любовницы мог заставить его порвать с Жозефиной и дать ему душевный покой. Увы! Молодая женщина, несмотря на все его старания, не могла «оказаться в интересном положении», а недели шли…
15 июля Бонапарт узнал, что турецкая армия подошла к Абукиру. Собрав за несколько часов свои войска, он устремился к морю. Через шесть дней он с пятью тысячами солдат наголову разбил втрое превосходившего его по численности врага… О неудаче под Сен-Жан-д’Акром было забыто, популярность главнокомандующего восстановлена.