Вьетнамские каникулы, или Записки дауншифтера

После первой проверки стало понятно, как и сколько крадет денег Джимми. Понял и Джимми, что дело может закончиться увольнением, и поэтому сразу миллион «сорри» и полное раскаяние, с обещанием выполнять все мои инструкции. Причем, когда я его воспитывал, он, как китайский пионер, улыбался и со всем соглашался. В результате моих действий, сумма, ежедневно краденная Джимми, уменьшилась до исторического минимума. С Дашей было тяжелее. Она была слишком независимой личностью, чтоб выполнять какие-либо приказания и предписания.

Вся её жизнь была классическим примером «дауншифтинга». Несмотря на то, что у нее был красный диплом юрфака МГУ, и работа в московской прокуратуре, она, увлекшись кайтсерфингом, бросила всё и укатила за границу искать большой ветер. Пятый год Даша колесила по свету, временно остановившись во Вьетнаме.

С момента нашего знакомства мы не понравились друг другу. Несмотря на то, что это была высокая рыжая девушка, а рыжие и высокие мне всегда нравились, все в ней вызывало неприязнь. Даже длинные спортивные ноги и крепкий округлый зад не могли «перевесить» чашу весов симпатий, из-за ее характера. Может быть потому, что теперь у меня была аллергия на «независимых» и «слишком умных». А свою независимость и ум Даша подчеркивала при каждом удобном случае. Всё она знала и во всем разбиралась, почти как Алена. Произнося свои умные тирады (слушатели были, конечно же, мужчины) акцент делался на её неповторимости и «столичности». Особенности речи не были исключением. Апострофировала она, с московским акцентом-говором, растягивая «а». От этого недиссимилятивного «аканья» меня просто передергивало.

Пигментные пятна-веснушки, унизывающие все её тело с головы до ног, и большие выпученные глаза, с рыжими, почти невидимыми ресницами, дополняли список неприятия.

На форуме Винского, я случайно наткнулся на её блог: «Вьетнам – рай для кайтсерфинга». Почитав немного, отметил, что у нее определенно дар писать, но симпатий от этого не прибавилось.

Моя персона ей тоже не нравилась. Уж не знаю почему, но с первого дня, на мои приветствия она отвечала сухо, всем видом показывая высокомерие и неприятие.

Теперь я оказался ее непосредственным начальником, от чего наши отношения окончательно испортились. Когда очередной раз, в смену Даши, обнаружилась недостача пива и разбитые бокалы, в ответ на мои претензии она просто послала меня подальше. Призвав руководство в лице Леши для усмирения неуправляемой работницы, я сообщил ему об инциденте. На все вопросы ответ Рыжей был простой: «Кирсанов меня домогается, а я ему не даю – вот он и придирается». Руководство устроило такое объяснение и всё «спустили на тормозах». В приватной беседе, подвыпивший Леша, «открыл мне глаза»:

– Понимаешь, Даша человек тусовки. Она создает движение, к ней идут люди. Ну побили бокалов, ну выпили пива на халяву. Ну и что? Это же «кислота», это же серферская тусовка! А ты что, реально её домогался? Говорят, «заезжие» ей штуку баксов предлагали, чтоб с ней переспать, а она отказалась!

– Леша, никого я не домогался. Ладно, проехали. Все понял, – ответил я, с большим желанием закончить этот глупый разговор.

С этого дня мне стало понятно, что излишнее рвение к работе никому здесь не нужно и лишь портит отношения.

Еще один немало важный факт я отметил для себя. Профессиональные серферы (те, кто зарабатывает на жизнь своим увлечением) практически никогда ни за что не платят. У них есть свой кодекс: «Мы парни особые, не такие как все. Хотите с нами дружить – платите за все». И действительно, платили за все приезжие туристы-любители те, кто занимается серфингом в свободное от работы время. Обычно это были хорошо зарабатывающие топ-менеджеры или руководители предприятий, которым надоело пить и париться с бабами в бане. Увлекшись экстримом, они пытались разнообразить свою пустую жизнь, путешествуя по серферским местам, проводя каждый отпуск то в Венесуэле, то на Филиппинах, то во Вьетнаме.

Я был свидетелем, когда состоятельные женщины платили за выпивку молодых серферов, но ни женщин, ни серферов, от этого не коробило.

Даша «варилась» в этой тусовке и, конечно же, угощала своих друзей, за счет заведения. Теперь на это я закрывал глаза, а рыжая бестия восприняла это как победу.

Несмотря на незаурядный ум и яркую внешность, в отличие от остальных обитателей русского сообщества, Даша постоянно пребывала в одиночестве. Лишь один раз стал свидетелем, стремительно развернувшегося романа с ее участием, который чуть не закончился трагедией.

На несколько дней, в наш городишко, заехала группа серферов, которые решили посмотреть Вунг Тау и заодно поискать здесь ветра и волны. Первым делом парни отправилась в наш бар, где располагался негласный центр помощи соотечественникам, потому как здесь всегда можно было недорого взять мотик напрокат и найти дешевый, а иногда и бесплатный ночлег.

В день появления ребят на нашем «споте» работала Даша. Естественно, с первых минут, все внимание было обращено к ней. Высокая, спортивная, с огненно-рыжей копной. Такую девушку не возможно было не заметить. Короткие джинсовые шорты и белый топик, одетый на голое тело, лишь подливали масла в огонь общего интереса. Постоянно наклоняясь за льдом, она демонстрировала безупречно круглую, почти «бразильскую» задницу. Одним словом, в этот вечер, рыжая фурия была всеобщим предметом вожделения.

Поначалу Даша присматривалась, и купалась во внимании мужского пола, но затем, не удержалась, и начала блистать эрудицией, вываливая на слушателей свои познания в разнообразных областях. Ближе к полуночи, один из парней, невзирая на умные речи и нарочито подчеркнутую независимость, ничего не объясняя, взял рыжую повелительницу бесплатного пива в охапку и буквально утащил в темноту, оставив бар без бармена. Мне пришлось занять ее место, хотя я уже собирался ехать домой. Через час Даша вернулась совершенно другим человеком. Уж не знаю, что там с ней делали, но она «поплыла» и растаяла. От былой «буки» не осталось и следа. Рыжая вредина стала мила и приветлива, даже со мной. Она поблагодарила за то, что я ее подменил, и попросила выходной на будущую смену. Видя такую перемену и такой «лямур», конечно отказать ей не представлялось возможным.

Следующий день она провела в обществе своего нового друга, днем совместно рассекая волны на кайте, а вечером гоняя на мотиках по округе. Издалека казалось, что они нашли друг друга.

Внешне, избранник Даши ничем особенно не выделялся. Он не был красив, он не был высок. Обычный молодой поджарый разгильдяй, с кубиками на животе, решивший связать свою жизнь с ветром и океаном. Возможно, он знал на какие-то волшебные места-кнопки на которые нужно давить, чтоб женщины ему подчинялись. Но скорее всего, Даша была той ханжой, которая пряталась под маской переборчивой утонченной недотроги, а на самом деле ждала грубого вмешательства в ее душу и в мышечно-эластическое образование малого таза.

Как это обычно бывает, такие романы, либо длятся годами, либо заканчиваются через день. Увы, парень «поимел» мою работницу и на вторые сутки отправился дальше искать ветер и приключения, даже не попрощавшись с объектом временного физического пристанища. Взбешенная Даша, бросила всё и рванулась вслед за любимым. Благо, на юге Вьетнама все серферские тропы вели в Муйне, где найти его не составило труда. Очевидцы рассказывали, что в момент разбирательства, разъяренная Даша пыталась вылить в лицо вчерашнего возлюбленного пузырек с «зеленкой», а когда промахнулась, схватилась за нож. Чудом, дело не закончилось смертоубийством. Все происходило в ресторане, при большом стечении народа, поэтому рыжую мстительницу удалось быстро нейтрализовать. Затем, видимо желая «отомстить» она подстриглась наголо и вернулась в Вунг Тау. После такой встряски, естественно ни какой работе речь идти не могла. Видя работницу без роскошной рыжей гривы, я понял, что нужно начать поиски нового бармена.

Неделю Даша с горя пила, а потом ни с кем не попрощавшись, укатила на Баракай.

Глава 20. Ева

Каждую пятницу в баре, где теперь я проводил часть своей жизни, устраивались тематические вечеринки. Обычно выбиралась какая-то определенная «тема», а к ней подбиралась музыка и наименование бесплатного первого коктейля. На этом «тематика» заканчивалась. Далее вечер превращался в обычную попойку.

На одной из таких вечеринок, обозванной «Mexican Party», судьба свела меня с интересной девушкой по имени Ева. Время было за полночь. Я как обычно развлекал очередную партию туристов рассказами о местных достопримечательностях и менталитете местного населения. После того, как народ изрядно налакался мексиканских напитков и натанцевался на стойке бара под песню «А я, я йа, йа!», кто-то крикнул: «На маяк!». И все кто стояли на ногах, оседлав своих двухколёсных коней, поехали, точнее сказать полетели, смотреть сооружение, построенное сто лет назад французскими колонизаторами. Я естественно присоединился.

Поездка на маяк была местной забавой, которая иногда не очень хорошо заканчивалась. Дело в том, что маяк находился на горе, и к нему вел извилистый серпантин. Там и трезвому человеку было сложно проехать, но нам после бутылки текилы «на брата» и пяти «маргарит» «на сестру» дорога казалась совершенно безопасной. Обгоняя друг друга, мы неслись наверх с бешеной скоростью, по опасной извилистой дороге.

Со мной поехала Ева, молодая девушка, прилетевшая на месяц отдохнуть во Вьетнам с подружкой. Уже неделю она была в поле моего зрения, но я не решался с ней заговорить потому, как вокруг нее постоянно вертелись молодые загорелые спортсмены. На этой вечеринке Ева была «навеселе» и, поддавшись общему порыву, запрыгнула на сиденье моего скутера.

Беды в тот раз, к счастью, не случилось и в конечную точку нашей гонки все добрались живыми и здоровыми. Бросив невдалеке свои мотобайки, ночные посетители горы разбежались в разные стороны. Ева схватила меня за руку и потащила на край смотровой площадки, с которой открывался прекрасный вид на остывающий от дневного зноя, ночной город. Достав из сумки текилу, предусмотрительно захваченную в баре, я сел на бетонный край свесив ноги. Спутница поддержала инициативу, разместившись рядом. Из вежливости предложил «даме» первой. Ева махнула прямо «из горла».

Стыдно признаться, но тогда мне нравились девушки, пьющие крепкие спиртные напитки. Сейчас я понимаю, что пить плохо, а пить молодой девушке тем более. Но в тот момент жизни, вместо жеманницы предпочитающей «Дайкири» в специальном бокале, я отдавал предпочтение девушке без запросов, способной на простое потребление сорокаградусного яда. Такое «видение» пития, скорее всего, было продиктовано киношными стереотипами. В заокеанских фильмах частенько показывали героев пьющих из бутылки. Видимо, по мнению создателей кинолент, это подчеркивало безысходность ситуации или крутость главного героя.

Вдруг вспомнилось, как мы с Аленой напились в центре Москвы, средь бела дня, когда летели в Тунис. Руководитель группы почему-то собирал всех у «Павелецкого». Пока ждали опаздывающих, промерзли до костей. Проникнув в теплое тело вокзала, я решил, что надо срочно «согреться» изнутри. Электричка в «Домодедово» отходила через пятнадцать минут, и куда-то идти, просто не было времени. Достав из чемодана водку, приготовленную в качестве подарка тунисским друзьям, я сделал несколько глотков прям из бутылки, несмотря на протесты любимой. Тогда еще можно было выпить посреди общественного места, без опасений, что тебя оштрафуют или арестуют. Алена долго возмущалась, но видя мои повеселевшие глаза, тоже решилась. Для порядка она посмотрела на меня осуждающе, как будто я толкал ее на преступление. Потребовала «тару» и хоть какую-нибудь закуску. Группа, с которой мы летели, двинулась на перрон, с интересом разглядывая Алену стоявшую посередине Павелецкого вокзала в длинной шубе с бутылкой водки в руке. Времени на поиск посуды и еды совсем не оставалась. Алена открыла водку, зачем-то ее понюхала, заправски выдохнула и сделала несколько глотков. Проглотила, не морщась, показывая характер. Алкоголь моментально «согрел». В приподнятом настроении, с теплом в животе, мы весело двинулись к электропоезду, волоча за собой чемоданы. Всю дорогу в Домодедово Алена прижималась ко мне и шептала на ухо какие-то нежности.

Спутница передала бутылку. Я тоже выпил.

– Давайте знакомиться, раз уж мы пьем из одной бутылки. Меня зовут Ева.

– А я знаю. Я вам с подругой визы делал. Гера, – произнес я, и привстав, чуть мотнул головой.

– Гера это Герман? – продолжила разговор моя спутница, – ваши родители что, «Пиковую даму» любили?

– Ну, во-первых, там был немец Германн, с двумя «н» на конце, во-вторых, это была его фамилия, а не имя. Кстати, имя его писатель так и не указал. Ну а в-третьих, я рад, что сижу рядом с молодой красивой девушкой, которая читала Пушкина, ну или хотя бы слышала о нем!

Ева надула губки. Видимо, природная воспитанность не давала ей возможность ответить на мое хамство, и она произнесла чуть заплетающимся языком, стараясь чеканить слова:

– Не знаю, как в оригинале, но в опере Чайковского в либретто, он с одним «н», а вот то, что это фамилия я, честно говоря, не знала.

– Снимаю шляпу! Гера – практически моё второе имя и, по совместительству уменьшительное от Георгий. Родители хотели назвать меня Герман, но дедушки и бабушки взбунтовались.

– А мне имя Герман нравиться!

– Мне тоже, но уж как назвали, так назвали. Причем, как выяснилось Герман имя почти русское. В древней Руси «предки» Германов были Ерманы, или Ермаки. А вы что оперу любите?

– Ой, это длинная история! У меня все в семье деятели культуры. Пойдемте Ерман, смотреть на маяк!

Ева схватила меня за руку, как ребенок берет родителя, и потащила в сторону входа в башню. Вьетнамец, дремавший на входе, долго упирался, что-то лепетал, но капитулировал при виде сто тысячной купюры, пропуская нас в чрево маяка.

Продолжая держаться за руки, мы поднялись по извилистой лестнице на самый верх, в световую камеру. Отсюда открывалась завораживающая панорама спящего города. Пока моя спутница любовалась ночными красотами, я, воспользовавшись прекрасным освещением, принялся ее рассматривать. Ева была спортивно пропорционально сложена. Длинные серферские шорты зрительно укорачивали ее ноги, но если бы на ногах вместо шлепок были туфли на каблуке, а вместо шорт короткая юбка, она выглядела бы определенно красавицей. Светло русые волосы выгорели под экваториальным солнцем, и поэтому, Ева смотрелась почти блондиночкой. Под опаленными ресничками, которые забыли, что такое тушь, блестели веселые, постоянно бегающие глаза. Чуть вздернутый обгоревший нос придавал лицу легкомысленное, по-детски непосредственное выражение. Кипельно белая майка, одетая на голое тело, бессовестно обтягивала небольшую грудь, удивительно правильной формы.

– Ну что, пошли? – произнесла моя юная знакомая.

Я повиновался. Мы спустились и встретили у дверей нашу тусовку. Народ тоже хотел подняться на маяк, но охранник их пускать отказывался. Поступило предложение переместиться на другую сторону горы. Там была еще одна площадка, которая открывала прекрасный вид на ночную бухту со стороны городской набережной. Мне захотелось отделиться, увести Еву куда-нибудь подальше, чтобы остаться с ней наедине. Хотелось любви и близости с этой милой молодой девушкой. Но увы, и эту ночь мне суждено было провести в одиночестве.

Напитавшись ночными видами и остатками мексиканского самогона, всем разом захотелось чего-нибудь горяченького. Несмотря на то, что после двенадцати жизнь в Вунг Тау замирала, в центре города было несколько мест, где круглосуточно продавался знаменитый на весь мир суп «Фо».

Ева прыгнула на чей-то скутер и унеслась в темноту. Я остался один на один с ночным городом. Сердце опять защемило. Накатила грусть и безнадега. Мысли полетели на родину, где была жена и Алена.

Весь следующий день, с раннего утра до позднего вечера я провел на берегу в надежде еще раз увидеть Еву, но увы, чуда не случилось. Она исчезла из моей жизни так же внезапно, как и появилась. Спустя сутки, один из участников ночного заезда на маяк рассказал мне, что Ева с подругой уехала в Муйне и больше в Вунг Тау не вернется.

Глава 21. «Красные фонари»

Я уже отмечал, что Вунг Тау, как любой портовый город, изобиловал борделями и барами с консумацией.

Туристы, желающие посмотреть «настоящую Азию», постоянно просили меня показать им эти заведения, и поэтому, я хорошо ориентировался в окружающем мире продажной любви.