Жемчужина Востока

– А там боги одни знают, что будет! – досадливо отозвался Галл. – Но до того времени ты, Мириам, должна дать мне слово, что не попытаешься бежать из моего дома, тогда ты можешь считать себя здесь свободной. Помни, я отвечаю за тебя своей головой!

– Будь спокоен, Галл! Куда мне бежать?! Да я умру скорее, чем навлеку на тебя хотя бы самую малую беду!

Так прожила Мириам в доме Галла и Юлии целых шесть месяцев, и если бы не мысль об ожидающей ее участи, то она могла бы считать себя счастливой рядом с этими добрыми людьми, любящими ее, как родное дитя.

Иногда Юлия брала ее с собой побродить по улицам Рима. Затерявшись в толпе, Мириам изучала римлян. Вот богатые патриции в колесницах, на конях или в носилках и паланкинах, на плечах рабов, жирные, откормленные, наглые и самодовольные; вот суровые, с жестким выражением лица и гордой осанкой государственные люди, сановники и судьи; закаленные в боях, грубые жестокие воины; разнузданные юноши в ярких, крикливых одеждах, надушенные франты с наглым взглядом и пренебрежительной улыбкой. С душевным трепетом бедная девушка представляла день, когда она станет невольницей одного из этих людей.

Однажды, переходя площадь, Юлия и Мириам вынуждены были остановиться, чтобы дать дорогу целой веренице пышно и пестро одетых рабов с длинными тростями в руках: они расчищали кому-то дорогу. За слугами шли ликторы со своими связками, за ними следовала великолепная колесница, запряженная белыми конями. Ими правил красивый кудрявый возница небольшого роста. На самой же колеснице не сидел, а стоял, чтобы толпа лучше видела его, высокий молодой человек с румяным лицом в царском одеянии. Взор он потупил как будто от стыдливости, но наблюдательный человек легко мог заметить, что он все время пытливо разглядывал толпу своими бледно-голубыми, точно выцветшими глазами из-под опущенных век, лишенных ресниц. На секунду взгляд этих тусклых глаз остановился на Мириам, и она угадала, что вызвала какую-то грубую шутку этого краснощекого юноши, даже его возница не мог удержаться от смеха, и Мириам почувствовала, что ненавидит этого человека всей душой.

– Кто этот румяный молодой человек? – спросила она у Юлии.

– Кто же, как не Домициан, сын одного цезаря и брат другого, ненавидящий одинаково обоих?! Это дурной человек, которого никто не любит, но которого все боятся!

Шло время. Галл постоянно справлялся у всех вновь прибывших из Иудеи о Марке, но никто не видел, даже не слышал ничего, так что Мириам решила, что его, вероятно, нет уже в живых.

Однако в горькой судьбе своей бедная девушка находила утешение в молитве. В царствование Веспасиана христиан не преследовали. Мириам и Юлия часто посещали катакомбы на Аппиевой дороге и там получали благословение священнослужителя. Хотя в это время святые апостолы Петр и Павел уже приняли мученическую смерть, но оставили после себя много учителей и наставников, и христианская община в Риме увеличивалась с каждым днем. Известие о том, что его жена христианка, поразило Галла. Но ему изложили истины христианского учения, он слушал их внимательно и даже сочувственно, а потом решил, что Юлия в таком возрасте сама может решать, что для нее лучше.

Наконец прибыл в Рим Тит. Сенат встретил его за городом и с соблюдением издревле установленных обычаев сообщил ему о своем решении. Еще ранее вынесли решение о триумфе, который разделит с ним цезарь Веспасиан, его отец, некогда отличившийся своими подвигами в Египте, так что этот триумф, как говорили, должен быть величайшим торжеством, какое когда-либо видел Рим.

Вернувшийся Тит поселился в своем дворце и недели три прожил честным человеком, так как сильно нуждался в отдыхе. Но однажды утром Галла потребовали во дворец. Вернувшись оттуда, он довольно потирал руки, улыбался и старался казаться очень веселым.

– Что такое, супруг мой? – спросила Юлия, знавшая, что это – дурной признак.

– Ничего, ничего, милая… Только наша Жемчужина должна со мной сегодня явиться во дворец к цезарям Веспасиану и Титу, которые желают ее видеть, чтобы решить, какое место она будет занимать в шествии триумфа. Если ее найдут достаточно красивой, то она пойдет в самом начале процессии перед колесницею Тита. Что же ты не радуешься, жена? А какой дивный наряд для нее готовят. Все будут заглядываться на нее: на груди у нее должно быть изображение Врат Никанора, вышитое искусными мастерами.

Мириам разразилась слезами.

– Полно, девушка, к чему тут слезы? – строго остановил ее Галл. – Чего тебе бояться? Это не более как продолжительная прогулка под крики восторженной толпы. Затем последует то, что судил тебе твой Бог! Ну, пора собираться на смотр к цезарям: нас там ждут!

После обеда Мириам в закрытых носилках отнесли во дворец. Ее сопровождали Юлия и Галл. Но ее носилки намного опередили носилки супругов, и рабы тотчас же поспешили высадить и провести девушку в большой приемный зал, наполненный воинами и патрициями, ожидавшими аудиенции.

– Смотрите, это – Жемчужина Востока! – сказал кто-то, и все, столпившись вокруг, стали рассматривать ее со всех сторон, громко критикуя ее рост, лицо, фигуру, споря о ней.

– Люций говорит, что она совершенство!

– Да, конечно, вы посмотрите только, какое у нее тело – твердое и упругое! Видите, мой палец не оставил даже следа!

– Но зато мой кулак оставляет след! – послышался в этот момент гневный бас, и Галл врезал между глаз ценителю женской красоты с такой силой, что тот покатился на пол; кровь ручьем хлынула из носа.

Большинство присутствующих разразились смехом, а Галл, взяв Мириам за руку, пошел вперед, говоря:

– Дорогу, друзья, дорогу! Я должен поручиться перед цезарем, что ни один мужчина не коснулся ее даже пальцем. Дорогу, друзья, дорогу, а если этот франт, что валяется на полу, желает посчитаться со мной, то он знает, где найти Галла. Мой меч наложит ему метку лучше, чем кулак!

Толпа с шутками и извинениями, видимо, одобряя поведение Галла, расступилась, давая дорогу. Пройдя ряд красивых залов и вестибюлей, они остановились у большой арки, задернутой драгоценной завесой, у которой стояло два офицера. Одному из них Галл сказал что-то, и тот, войдя в арку, вскоре вернулся, пригласив их следовать за ним. Они очутились в большом круглом зале, высоком, светлом и прохладном, куда свет падал сверху.

В зале находились три человека: Веспасиан, которого нетрудно было узнать по крупному, спокойному лицу и по волосам с сильной проседью, Тит, сын его, Любимец Человечества, деятельный, энергичный, выглядевший аскетом, но с приятным выражением темных серых глаз и саркастической усмешкой в углах губ. Третий, Домициан, наружность которого уже описана, ростом значительно выше отца и брата, он был одет роскошнее их и смотрел надменно и самодовольно. Перед цезарями стоял церемониймейстер, предлагая на их усмотрение проекты шествия триумфа и отмечая на табличках их желания в изменении плана.

Здесь присутствовали также хранитель сокровищницы, несколько военачальников и наиболее приближенные друзья Тита.

Веспасиан поднял голову и взглянул на вошедших.

– Привет тебе, достойный Галл! – промолвил он ласковым, дружеским тоном человека, проведшего большую половину жизни в военном лагере. – И жене твоей Юлии тоже привет! Так вот она, эта Жемчужина, о которой так много говорят! Я, конечно, не ценитель и не знаток женской красоты, а все же должен сознаться, что эта еврейская девушка заслуживает свое прозвище. Узнаешь ты ее, Тит?

– Нет, отец! Когда я видел ее в последний раз, она была тоща, бледна, измучена до неузнаваемости, но теперь я согласен с тобой, что она заслуживает наилучшего места в шествии, а затем, вероятно, пойдет за весьма высокую цену, ведь и ее жемчужное ожерелье пойдет с ней в придачу, а также и стоимость ее весьма значительного имущества в Тире и иных местах, которые она ввиду особой нашей милости унаследует после деда, старого Бенони, одного из членов Синедриона, погибшего добровольно в пламени храма Иерусалимского!

– Как же может невольница унаследовать имущество, сын мой? – спросил Веспасиан.

– Не знаю! – ответил Тит, улыбаясь. – Быть может, Домициан сумеет объяснить тебе это, ведь он, говорят, изучал законы. Но я так решил и так приказал!

– Невольница, – вмешался Домициан, – не имеет никаких прав и не может владеть никаким имуществом, но цезарь Востока, конечно, может объявить, что известные земли и имущества перейдут с невольницей к тому, кто предложит за нее наивысшую сумму на торгах. Так, вероятно, и решил сделать, если я не ошибаюсь, цезарь Тит, мой брат?

– Да, именно! – подтвердил Тит спокойным тоном, хотя краска бросилась ему в лицо. – А разве не достаточно моей воли?

– Покоритель и завоеватель Востока, разрушитель твердыни Сиона, истребитель бесчисленных племен фанатиков, заблуждающихся фанатиков, в чем может быть недостаточно твоей воли? – возразил Домициан. – Но прошу милости, цезарь! Ты велик, так будь же и великодушен! – И насмешливым жестом он опустился на одно колено перед Титом.

– Какой же милости желаешь ты, брат, от меня, ты, знающий, что все мое будет принадлежать тебе?

– Ты уже даровал ее мне твоими драгоценными словами, Тит! Из всего, что ты имеешь, желаю только Жемчужину Востока, которая околдовала меня своей красотой. Я хочу только ее, а не ее имущество в Тире или где бы то ни было! Ты можешь все оставить себе, если хочешь!

Веспасиан поднял глаза, но, прежде чем успел вымолвить слово, Тит ответил брату сам:

– Я сказал тебе, Домициан, что все мое будет принадлежать тебе. Эта же девушка не моя, а потому слова мои к ней не относятся. Я издал указ, что сумма, вырученная от продажи пленниц, будет разделена поровну между ранеными солдатами и бедняками Рима; значит, она принадлежит им, а не мне!

– О, добрейший Тит! Неудивительно, что легионы боготворят тебя! Ведь ты не можешь ради родного брата обделить их одной невольницей из тысяч! – насмешливо воскликнул Домициан.

– Ты желаешь иметь эту девушку… Кто же мешает тебе купить ее на торгу?! Это мое последнее слово!

Но тут Домициан пришел в бешенство. Его напускное почтение к брату мгновенно исчезло. Он выпрямился во весь рост и повел кругом своими злыми выцветшими глазами.

– Взываю к тебе, цезарь великий! Разве имеет право так поступать этот убийца и истребитель благородного и мужественного племени! Это Тит сейчас говорил, что все его будет моим! А я прошу лишь одну его пленницу, и он отказывает мне! Прикажи ему, прошу тебя, сдержать свое слово!

Присутствующие взглянули на Веспасиана. Дело принимало серьезный оборот: тайная вражда завистливого Домициана к брату давно была известна всем, но до этого времени он старался скрывать ее, теперь же по пустячному случаю она выплыла наружу на глазах у всех.

Лицо Тита приняло жестокое и суровое выражение, подобно статуе оскорбленного Иова.

– Прикажи, отец, прошу тебя, – сказал он медленно и твердо, – чтобы брат мой не смел более говорить мне того, что для меня оскорбительно! Прикажи ему не обсуждать мою волю и мои распоряжения, как в малом, так и в большом. Пока он не цезарь, не подобает ему судить дела цезаря. Когда к тебе взывают, как к цезарю, отец, суди, как цезарь, и не только в этом пустячном деле, но и во всем, так как между мной и братом лежит многое, что следовало бы выяснить!

Веспасиан бросил вокруг беспокойный взгляд, как бы ища выхода, но не нашел его, хотя и осознал, что под этой ссорой кроется нечто глубокое и серьезное.

– Сыновья мои, вас только двое, и оба вместе или один за другим должны вы наследовать царства полувселенной. Плохо, если между вами разлад: на этой враждебности судьба может построить гибель вашу, вашего царства и подвластных вам народов. Помиритесь, прошу вас! Ведь обоим всего довольно, всего хватит с избытком; что же касается возникшего вопроса, то такой мой суд: как и вся военная добыча иудейского народа, эта девушка – законная и неотъемлемая собственность Тита. Тит, который гордится тем, что никогда не отменял и не изменял ни одного своего плана, решил, что она будет продана, а вырученные от продажи деньги пойдут его раненым солдатам и бедным. Следовательно, она действительно не принадлежит ему. Он не может распорядиться ею даже в угоду брату. Я согласен с Титом: хочешь иметь – купи ее на торгу!

– Да я и куплю ее! Но клянусь, рано или поздно Тит заплатит за нее такой ценой, которая покажется ему слишком дорогой! – И, повернувшись, Домициан вышел из зала в сопровождении своего секретаря и приближенных офицеров.

– Что он хочет этим сказать? – осведомился Веспасиан, тревожно глядя вослед сыну.

– Время и судьба покажут миру, что он хотел этим сказать, – ответил Тит. – Что же касается тебя, Жемчужина Востока, то ты столь прекрасна, что займешь одно из лучших мест в триумфе. А дальше желаю ради тебя же самой, чтобы нашелся в Риме такой человек, который на торгу перехватил бы тебя у Домициана! – Тит сделал знак рукою, что аудиенция окончена. Галл с пленницей удалились.

Глава XXII