Его увели, и цезарь Тит занялся Мириам.
– Отпустить ее на свободу нельзя: это все равно что предать ее смерти. Кроме того, она изменница и, вероятно, заслужила свою казнь. Но она прекрасна и украсит мой триумф, если богам он будет угоден, а пока… Кто возьмет ее на свое попечение? Но помните: никто не смеет причинить ей вреда: девушка эта – моя собственность!
– Будь покоен, цезарь, я буду обращаться с нею, как с дочерью! – пообещал ее освободитель. – Отдай ее на мое попечение!
– Хорошо, – согласился Тит, – теперь унесите ее отсюда: нам надо заняться еще другими, более важными делами, а в Риме, если будем живы, ты дашь мне отчет об этой девушке!
Глава XIX
Жемчужина
Прошло еще немало времени. Битвы и сражения все продолжались, так как евреи еще держались в Верхнем городе. Во время одной из таких схваток Галл, римлянин, начальник отряда, взявший на свое попечение Мириам, был тяжело ранен в ногу. Этому человеку Тит вполне доверял, поэтому приказал отплыть в Рим с другими больными и ранеными и доставить в столицу империи большую часть захваченных в храме Иерусалимском сокровищ. Галл должен был сесть на судно, предоставленное в его распоряжение в Тире.
Мириам все это время находилась в его лагере на Масличной горе. Он отвел ей особую палатку, и старухе, прислуживавшей раньше ему самому, поручено было ухаживать за девушкой и беречь ее как зеницу ока.
Долго, очень долго находилась девушка между жизнью и смертью, но мало-помалу благодаря хорошему питанию и тщательному уходу силы к ней вернулись. Физическое здоровье восстановилось, но душевное потрясение не прошло бесследно: у бедной девушки, казалось, навсегда помутился рассудок. Много недель она не переставала бредить, а речь ее оставалась бессвязной и неразумной.
Всякому другому на месте Галла надоело бы возиться с бедной помешанной. Много таких безумных девушек и женщин бродило теперь по стране, предоставленных собственной судьбе, подобно голодным собакам, выискивающим пропитание или погибающим с голоду.
Галл же, как и обещал Титу, относился к молодой пленнице с нежностью, любовью и заботливостью родного отца. Каждую свободную от своих служебных обязанностей минуту он проводил с ней, а после того как был ранен, проводил с ней целые дни. В конце концов бедняжка так полюбила его, что стала называть его дядей и просиживала иногда часами подле него, обвив его шею руками и забавляя его своей несвязной речью. Кроме того, она привыкла узнавать солдат его легиона, которые все полюбили бедняжку за ее милый кроткий нрав и постоянную приветливую улыбку. Они приносили ей кто плоды, кто цветы, чтобы порадовать ее, и оберегали ее, как ребенка.
Когда Галл получил повеление Тита отправляться в Тир, он забрал с собой не только вверенные ему сокровища иерусалимские, но и свою молодую пленницу вместе с рабыней-служанкой и тронулся в путь. Чтобы не утомить в пути Мириам, он окружил ее всевозможными удобствами и заботами. На восьмые сутки они прибыли в Тир.
Случилось так, что судно, на котором Галлу следовало отплыть из Иудеи, не было готово к отплытию. Поэтому разбили лагерь на окраине Старого Тира (Paleotyrus), в саду, принадлежавшем некогда старому Бенони. Странная случайность!
Палатку Мириам и ее старой рабыни поставили на берегу моря, подле шатра ее покровителя. Эту ночь Мириам спала хорошо. Пробудившись на рассвете, она послушала рокот волн и вышла в сад. Весь лагерь еще спал: и море, и все кругом было спокойно. Вот, прорвав дымку тумана, дневное светило всплыло над горизонтом, залив своим светом сверкающую синеву моря и темную линию его берегов. И вдруг в мозгу бедной больной просветлело; разум возвратился к ней. Она признала сад и гордые линии древнего Тира, раскинувшегося на острове. Вон та пальма, под которой она с Нехуштой любила отдыхать; вон скала, близ которой растут лилии. Здесь она получила послание от Марка… Инстинктивно она поднесла руку к ожерелью. Да, ожерелье и теперь у нее на шее, а на нем она нащупала свой перстень, который старая рабыня нашла в ее волосах и для сохранности надела на ожерелье. Мириам сняла его оттуда и надела на палец. Затем подошла к той скале и, сев на большой камень, принялась припоминать, что с нею произошло. Но ее воспоминания потонули в каком-то кровавом хаосе, в котором она совершенно не могла разобраться.
Встав поутру, Галл, как всегда, прошел к палатке Мириам, чтобы осведомиться, как она спала, и узнал от ее прислужницы, что она уже вышла. Осмотревшись кругом, он увидел ее у скалы и, опираясь на костыль, так как рана еще не зажила, а нога не действовала, побрел к ней.
– С добрым утром, дочь моя, – сказал он, – как изволила почивать?
– Благодарю тебя, господин, я сегодня хорошо спала! Но скажи мне, этот город – не Тир ли? А этот сад – не деда моего Бенони, где я бродила давно-давно? Но с тех пор случилось так много разных ужасных событий… которых я теперь не могу припомнить… Да, не могу! – она приложила руки ко лбу и тихо застонала.
– И не надо припоминать их! – весело посоветовал Галл. – В жизни много такого, что лучше забыть совсем… Да, это Тир, а это сад Бенони! Вчера, когда мы прибыли сюда, ты не узнала этих мест: было уже темно!
Говоря это, он следил за нею, не веря своим глазам, не веря себе, что к ней вернулся рассудок. Мириам же не спускала глаз с его лица, точно стараясь уловить в них нечто знакомое ей, и вдруг воскликнула:
– Да, я теперь вспомнила! Ты – римлянин Галл, тот военачальник римский, который привез мне письмо… – И она стала искать его у себя на груди. – Оно пропало! Куда оно могло деваться?.. Дайте мне вспомнить…
– Нет, нет, не надо вспоминать! – поспешил прервать ее мысли Галл. – Да, я действительно тот самый человек, который несколько лет тому назад привез тебе письмо от моего друга Марка, прозванного Фортунатом, а также эти безделушки, что у тебя на шее и на пальце. Но теперь тебе пора покушать, а мне надо перевязать рану. А там мы с тобой побеседуем!
Но в это утро Галл не показывался, чтобы Мириам не переутомилась, напрягая свои мысли. Не видя его, она до самого обеда побродила в саду, любуясь синим простором моря и прислушиваясь к его однообразному шуму.
Мало-помалу в ее мозгу воскресли воспоминания того ужасного прошлого, которое, казалось, совершенно изгладилось из ее памяти. Но тут старая служанка позвала ее обедать. На пути к палатке-столовой она увидела несколько десятков римских солдат. Ей показалось, что они преграждают ей дорогу. Мириам испугалась и готова была бежать от них, но старуха-рабыня успокоила ее:
– Не бойся их, они ничего тебе не сделают! Они любят свою Жемчужину и собрались, чтобы приветствовать тебя. Они радуются!
– Жемчужину? Что это значит?
– Так они тебя называют из-за твоего жемчужного ожерелья!
Действительно, эти грубые, суровые легионеры наперебой приветствовали ее, хлопали в ладоши, выражая свою радость, а один из них даже поднес ей букет полевых цветов. В это время года стоило немало труда собрать их. Услыхав из своего шатра радостные крики легионеров, Галл вышел и приказал выдать солдатам бочонок доброго ливанского вина, чтобы они распили его за здоровье их общей любимицы.
Затем Галл повел ее в палатку, где был накрыт обед. За обедом Мириам рассказала Галлу свою историю и спросила, что ожидает ее в Риме.
– До возвращения Тита ты останешься у меня, – ответил тот, – а затем должна будешь идти за его триумфальной колесницей. А там, если он не изменит своего решения, а Тит гордится тем, что никогда не отменял ни одного своего декрета или решения, как бы поспешно оно ни было принято, тебя продадут с публичного торга на Форуме!
– Продадут в рабство, как скотину на базаре! С публичного торга! О, Галл, какая печальная позорная участь!
– Не будем думать об этом, дитя мое. Лучше надеяться, что в этом, как и во всем остальном, судьба будет милостива к тебе!
– Как бы мне хотелось, чтобы Марк узнал о том, что меня ожидает в Риме!
– Но как он может узнать, даже если он еще жив? Завтра, прежде чем наступит ночь, судно наше уходит в море. Чем же я могу помочь?
– Пошли гонца к Марку с посылкой и вестью от меня!
– Гонца? Но кто же сумеет отыскать его? Кто сумеет открыть убежище ессеев, о котором ты говорила мне?
– У меня есть друзья в этом городе. Если бы я могла свидеться с ними, то нашла бы подходящего человека, который сумел бы исполнить мое поручение. Если бы я могла повидать кого-нибудь из христиан и евреев, то уверена, что они сделали бы для меня то, о чем я их попрошу! – сказала Мириам.
Галл призадумался и затем решил поручить старой невольнице отыскать в городе кого-нибудь из христиан или евреев, пообещав ей в награду свободу.
Старуха, ловкая и хитрая, пустилась бродить по городу и перед закатом возвратилась. Христиан никого в городе не осталось, но ей после долгих поисков удалось встретить одного молодого ессея, который пообещал прийти в римский лагерь, когда совсем стемнеет.
Действительно, спустя часа два после заката ессей явился. Старая рабыня провела его в шатер Мириам.
Это был брат Самуил. Когда ессеи вынуждены были бежать из своего селения, он отсутствовал. Он был в Тире рядом с умирающей матерью. До него дошли слухи об ужасах в Иерусалиме, кроме того, он не знал, где укрылись братья. Да и мать не отпускала его. Так он уцелел. Теперь же, схоронив мать, решил разыскать свое братство, если кто-нибудь еще жив.
Убедившись в том, что брат Самуил действительно ессей, Мириам рассказала ему все, что ей было известно о тайном убежище ессеев, и вручила кольцо, присланное ей некогда Марком. Брат Самуил должен передать это кольцо римлянину, пленнику ессеев, если он жив, а также сообщить ему об участи, ожидающей ее в Риме. Если же пленника по имени Марк уже нет среди ессеев, то отдать кольцо и все рассказать старой ливийке Нехуште. Если и ее он не найдет, то дяде ее Итиэлю или же председателю совета братства ессеев.
Чтобы брат Самуил не забыл ничего, Мириам изложила все это в письме, которое и вручила ему, подписав: «Мириам из дома Бенони». Кому оно писано, она умолчала из боязни, чтобы оно не навлекло беды на тех, кому адресовано, если вдруг попадет в чужие руки.
И вот все готово. Галл осведомился, сколько брату ессею нужно денег на путевые издержки и сколько он желает получить за свои труды. Никакого вознаграждения брат Самуил не пожелал, заявив, что это противно правилам его братства, предписывающим оказать безвозмездно всякую услугу каждому, кто в ней нуждается.
Мириам никогда более не видела этого ессея, но, как оказалось, он добросовестно выполнил возложенное на него поручение, чем оказал ей неоценимую услугу. После его ухода Галл по просьбе Мириам также написал письмо одному своему товарищу по службе, вложив и письмо к Марку с просьбой доставить ему это письмо, если только Марк жив и вернется в армию.
– Ну, дочь моя, мы сделали все, что от нас зависело! Остальное надо предоставить судьбе.
В тот же вечер они сели на большую римскую галеру. На тридцатые сутки они пришли в Региум, откуда по суше двинулись к Риму.
Глава XX
О Марке и Халеве
Когда Нехушта, напрягая все силы, старалась втащить бесчувственного Марка в тайный ход старой башни, она не увидела, как Мириам отскочила от камня, чтобы выбить светильник из рук стража. Услыхав глухой звук захлопнувшейся двери, она со вздохом облегчения воскликнула:
– Ну как раз вовремя! Кажется, никто нас не видел!