Любовь больная. Современный роман в двух книгах

«Что такое проституция? – спрашиваю, усмехаясь, и тут же сам отвечаю, потому что ответ у меня уже на языке. – Это – любовь, выставленная на торги: кто больше даст, тот и обладатель».

«Причем тут брак и семья?»

«Но разве в браке нет этого же самого, то есть торга, причем, постоянного и изнурительного торга. Особенно, когда люди сошлись не по любви, а из интереса. Интерес может быть разный: высокий общественный статус одного из супругов, высокий и стабильный заработок (это, кстати, является главенствующим для большинства женщин).

Последнее мое замечание явно и больно задело тебя.

Спешно пробуешь оправдаться: «Меня-то это уж точно не касается. У моего, когда поженились, ни статуса не было, ни денег. Впрочем, нет ни того, ни другого и сейчас».

То, как были сказаны тобой последние слова, твоя интонация, говорили о многом. О том, что этими обстоятельствами ты недовольна, и скрыть не смогла. Язык наш – враг наш. Я не показал вида, что кое о чем догадываюсь.

«Речь не о тебе. К тому же в своих рассуждениях я опираюсь на правило, а не на исключения из него… Люди женятся чаще всего по расчету. Расчет не обязательно бывает материальным. Но разве есть разница, за что продается один из супругов или сразу оба? Продажа-то все равно состоялась. Ты видела такую женщину, которая бы ради любви согласилась на рай в шалаше, в буквальном, конечно, смысле?»

«Ну… – ты замялась. – Я, например…»

Возмутился: «Что ты все время себя пристёгиваешь к любой ситуации?»

«Не дура! Думаешь, не догадываюсь, в кого мечешь ядовитые стрелы?»

«Напоминаю тем, у кого коротка память – я взял себе за принцип: о присутствующих – ни одного дурного слова».

«А об отсутствующих?»

«Тем более. Хотя… Ты сама завела речь о себе, поэтому имею моральное право продолжить, то есть уточнить. Ты – не показатель».

«Почему? Чем я хуже других?»

«Я ведь спрашивал о любимых, живущих в шалаше».

«И я об этом.

«Нет, ты совсем не об этом. Во-первых, ты вышла замуж не по любви…»

Ты сердито прервала, потому что я наступил на твою больную мозоль: «Откуда тебе знать-то?»

«И не отрицай. Потому что правда: он, да, тебя любит и, кажется, ради тебя готов на все, но ты, нет, не любишь. Более того, ты даже не уважаешь своего мужа».

«Почему ты так решил?» – спросила, и в глазах засверкали твои обычные злые искорки.

«Почему? А не скажу».

«Не скажешь! – зло бросила ты. – Потому что не знаешь ничего».

«Пусть будет так, – миролюбиво сказал я, не желая углубляться в тему. – Заметь, кстати: конфликт затеян не мной, после минутной паузы добавил. – Твой пример не подходит еще и потому, что вы не жили в шалаше ни одного дня. Худо-бедно, но у вас была отдельная комната в благоустроенном общежитии. Короче говоря, – подытожил я, – ни разу не встретил, когда бы милые чувствовали себя в шалаше, как в раю. Красивая поговорка, но она больше подходит для литературы, чем для жизни».

Ты неожиданно сказала: «Я бы… если бы… то…»

Тебя мгновенно понял. Поэтому твою мысль подхватил.

«Возможно… Но пока, увы… Поживем и, возможно, удастся что-то увидеть. Тогда и поговорим. Поделишься личным опытом».

Мы замолчали на какое-то время. О чем думала ты в те минуты? О несбывшейся мечте жить с любимым в шалаше? Или о чем-то в этом роде?

Минут через пять ты спросила: «Итак, основной твой показатель, который вынудит тебя вступить вновь в брак, – взаимная любовь».

«Именно так», – подтвердил я и еще раз убедился, что ты умеешь держать все нити разговора в руках и в любой момент устранить обрыв.

«Предположим на минуту, что я буду согласна… Ну, ты понимаешь, о чем я?»

Кивнул. И не преминул съязвить: «Не только «понимаю», а и в силах «предположить на минуту».

«И что?» – спросила ты, глядя мне в глаза.

Понял даже то, что ты не досказала. А не досказала ты очень важную вещь, а именно: ты не только не любишь меня, но и не веришь, что это когда-либо может случиться.

Опять же, притворившись простачком, не подал никакого вида, хотя в этот момент почувствовал себя очень и очень скверно: тяжело расставаться с иллюзиями.

Ответил. Но осторожно, тщательно подбирая слова: мне не хотелось совсем рвать нити, хоть как-то связывающие нас.

«Что касается нас, то тут нужна не теория, а практика. Мы – живые люди и на нас научные эксперименты, как на мышах, не поставишь…»

Ты прервала:

«Не понимаю. Уходишь от конкретного ответа?»

«Не ухожу. Мне некуда уходить. Я весь тут, как на ладони: хочешь – так рассматривай, хочешь – через микроскоп… Когда речь заходит о нас, то я не люблю абстракций. К конкретному разговору готов. К рассмотрению любых вариантов готов. И к тому же, – я замялся, но потом решил досказать мысль до конца, – ты отлично знаешь заранее, что я решу, если даже… что-то… где-то… как-то… забрезжит на горизонте лучик надежды. Я говорил, говорю и не устану говорить, как я к тебе отношусь… И какие чувства испытываю к тебе… До какой степени они сильны… Ты видишь мое безрассудство. Мало?!»

Ты улыбнулась на это. Ты испытала еще раз приятное наслаждение от того, как мне тяжело говорить на эту тему. Не только тяжело, а и унизительно.

«И все же ушел… так и не произнес ни разу заветное слово.

«Ты все еще не веришь? Тебе нужны еще какие-то доказательства?»

«Нет-нет! Я пошутила».

«Что-что, а шутить со мной ты любишь. Шутишь много. Шутишь по поводу и без него».

Глава 11

Очаровательная моя!

Раз за разом спрашиваю себя: ну, что я делаю не так и что должен сделать такое, чтобы ты была, на самом деле, моей – не в мечтах, а наяву? Спрашиваю, перебирая в памяти все, что было между нами, и не нахожу ответа, поддающегося хоть маломальской логике.

Нет, не знаю ответа! Но надо искать. Должно быть разумное объяснение. Оно где-то совсем рядом, но я не вижу, слепец!

«Взор влюбленного не различает
Даже того, что видит мир.
В ослеплении-таки блуждает…
В ушах его лишь звуки лир».