– Нет, никогда.
– Но она же постоянно там торговала.
– Я уже сказала, что на барахолку хожу от случая к случаю, а делаю покупки – и того реже.
– Хорошо, – следователь протянул ей листки протокола. – Прочтите и внизу каждого листка напишите своей рукой «С моих слов записано правильно» и распишитесь.
Она все сделала.
– Мне можно идти? – спросила она?
– Разумеется. Если потребуетесь – пришлем повестку. Наши люди вас проводят.
– Я и сама смогу.
– У нас так положено.
Свидетельница вышла. Александрович вышел из-за стола, выглянул в коридор. Увидев сидевшую там женщину, спросил:
– Симонова? – та кивнула. – Заходите.
Следователь вернулся на место. Симонова уселась, сложив руки на коленях.
– Гражданка Симонова, знаете, по какой причине вы задержаны?
– Старшина сказал, что, я будто бы, торгую краденым. Но – это неправда.
– Правда или неправда – предстоит выяснить мне. С вашей помощью, конечно.
– Вы ведь отпустите меня, да? – спросила с надеждой Симонова и поглядела ему в глаза.
– Не знаю… Это будет зависеть от вас.
– Как? От меня!?
– Ваша дальнейшая судьба – в ваших руках.
– Я вас, гражданин следователь, не понимаю.
– Не притворяйтесь, пожалуйста. Вы не впервые перед следователем. Вы уже привлекались…
– Знаете?.. Когда успели?
– Работаем, гражданка, работаем.
– Вы правы, – призналась она. – Два года назад мне «шили» дело по спекуляции…
– Что значит «шили»? Не вы ли тогда признались в содеянном?
– Да, попробуй у вас не признаться. У вас здесь и мертвый заговорит – о том, что было, о том, чего не было.
– Из вас, что, вышибали нужные показания? Вы об этом?
– Не совсем.
– Что значит «не совсем»?
– Бить – не били, но угрожали.
– Вы – не оригинальны.
– Вы – тоже.
– Давайте не станем пикироваться. И вам, и мне нужна правда… Дадите чистосердечные признания – одно, будете врать – другое. Вы должны помнить: раскаяние и содействие следствию – есть смягчающее вину обстоятельство.
– Не знаю, как вы, но я считаю, что за мной нет вообще никакой вины.
– Хуже для вас…
– Вы угрожаете?
– Нет. Но вижу, что с вами с глазу на глаз оставаться нельзя, – следователь набрал номер. – Дежурный? Найдите, пожалуйста, старшину Плотника. Он где-то рапорт сочиняет. Скажите, чтобы зашел сейчас же к следователю Александровичу, – он положил трубку. – На одну минуту прервемся, гражданка Симонова.
Из воспоминаний полковника милиции Плотника:
«Я присутствовал на допросе задержанной на барахолке. Она, конечно, немного поломавшись, дала признательные показания. Вырисовывалась следующая картина: несколько дней назад к ней, Симоновой, домой зашла ее знакомая Прошкина. Выпив чайку, поговорив о всяком разном, гостья предложила ей на продажу несколько отрезов костюмной ткани типа «Бостон» на условии – девяносто процентов выручки поставщику, остальное продавцу; она согласилась, поскольку ткань дефицитная и разойдется быстро; она, Симонова, поинтересовалась, откуда эта ткань, на что Прошкина сказала – она принадлежит Соловейчику; Симонова успела продать за эти дни шесть отрезов на общую сумму 48 тысяч рублей; выручку отдавала вечером приходившей Прошкиной; у нее остались нереализованными два отреза, которые следователем были изъяты в качестве «вещдока». Знала ли Симонова, что ткань краденая? Говорит, нет, не знала. Но догадывалась. Какая роль во всем этом Прошкиной? Симонова сказала, что, скорее всего, она всего лишь посредник, то есть Соловейчик не захотел «светиться». Знала ли она, где работают Соловейчик и Прошкина? Да, знала, что Прошкина – товаровед магазина «Светлана», насчет Соловейчика – нет. И не интересовалась.
Молод я тогда был и многого не мог понять. Например, не мог понять, почему этим, в общем-то, рядовым преступлением, какой-то торговкой на барахолке занимается УМГБ? Этим, как я понимал, вполне бы могли справиться сотрудники третьего отделения милиции, в зоне которого находилась та злополучная барахолка. Спрашивал начальство. Оно улыбалось, хлопало меня по плечу и говорило: «Поработаешь побольше – все поймешь, а пока делай то, что говорят те, кто знают, что делают». Я понимал (в моем переводе на обычный язык) это так: не суй свой нос туда, куда не просят.
Надо пояснить: я в милицию пришел по комсомольской путевке, прямо от станка. В войну подростком стал работать на заводе имени Калинина шлифовщиком. В выходные (это уже после войны) меня привлекали для охраны общественного порядка, «бригадмильцем». Ходил на дежурства с удовольствием, не по принуждению. Нравилось. Что? Объяснить не могу даже сейчас. Кто-то заметил, что у меня тяга к этому. И выразили (видимо, в парткоме завода) желание видеть меня в рядах милиции.
Сначала пригласили в заводской комитет комсомола, поговорили. Потом повели в партком, а оттуда – в кадры УМГБ. Подучили чуть-чуть и причислили к уголовному розыску: мужик ты, сказали, крепкий, а знания – дело наживное, со временем придут.
Не всем повезло так, как мне. В том смысле, что повстречал в милиции хороших, честных людей, которые по-отечески относились ко мне; помогали, чем могли. Но и драли, как Сидорову козу, если ошибался. Никакой поблажки! Обижался. Считал, что ко мне несправедливо относятся, придираются, цепляются по пустякам. Обида во мне держалась не больше суток. Уже на другой день все забывалось».
Часть 5
Кабинет заместителя начальника УМГБ.
Полковник Азаров, курирующий службу ОБХСС, нервно вышагивал по кабинету, когда стали собираться вызванные им руководители отделов и некоторые оперативники. Он всегда нервничал, когда видел, что интересы службы и интересы парторганов коренным образом расходятся. Видеть-то он видел, но говорить об этом вслух не смел: партийная дисциплинированность не позволяла. Плюс некоторые обязательства. Он до этого работал инструктором отдела административных органов Свердловского обкома КПСС. А в сорок девятом его пригласил к себе первый секретарь Андрианов и сказал, что партия его направляет на укрепление кадров в УМГБ (его предшественник был арестован как враг народа и пособник империализма, осужден по 58-й на пятнадцать лет лагерей), что партия рассчитывает на его стойкость в отстаивании интересов партии. Что было делать? Как говорится, взять «под козырек». Ему сразу на плечи – три больших звездочки и должность заместителя Чернышева. Повезло мужику. Другие, чтобы достичь подобного, служат десятки лет. А тут… Раз, два – и в дамках! А это значит, что оказанное высокое доверие ему надлежит оправдывать каждодневной службой. И он старался. Но иногда оказывался в тупике.
Вызванные сотрудники управления входили по одному и рассаживались за столами, образовавшими букву «Т». Мрачно оглядев всех присутствующих, он прошел на свое место. Подчиненные, заметив его дурное расположение духа, притихли.
– Я собрал вас, товарищи, чтобы заслушать информацию, обсудить ее и сообща, коллегиально принять решение. Но прежде должен высказать одно замечание: все мы работаем в УМГБ области, а не в каком-нибудь отделении милиции, а посему не пристало подменять собой низовые звенья. Оперативник отделения милиции, если мы так будем действовать дальше, может остаться без работы. Вы понимаете, о чем я?
Все поняли цель и смысл замечания, поэтому промолчали.
– Ваше молчание, товарищи, воспринимаю как согласие. Тогда – перейдем к существу вопроса. Подполковник, что у тебя за дело, связанное с магазином «Светлана»? Прошу – коротко и ясно!