Тюрьма №8

Потом помогла Валере прейти в себя и положила его на диван в прихожей. Вначале он тяжело дышал, а потом начал рыдать, да так что иногда переходил на вой. Он пыталась привести его в чувства и кричала:

– Скажи, что случилось? Что!!..?

Едва придя в себя он продолжая всхлипывать, рассказал ей, что только что изнасиловал девушку в каком-то темном и грязном подъезде. И когда делал это перед его глазами было смеющееся лицо матери и ее слова «Слабак», стучали в его висках.

И мать вспомнила, что, когда его паяный отец пытался насиловать ее, у него ничего не получалось и тогда она с каким-то неописуемым удовольствием, словно удар, бросала ему в лицо – «слабак» и тогда тот начинал избивать ее, а ее сын от страха забивался под кровать и потом его еще долго нельзя было оттуда выманить.

Все это продолжалось на протяжении нескольких лет, и когда она поняла, что или он ее убьет или она должна что-то делать. То приняла решение, избавить их с сыном от страданий и тогда в ее голове созрел план.

На следующий день, она отправилась в ближайшую лесопосадку и набрала там полную корзину грибов. Вернувшись домой, она почистил их и пожарила, приправив сливочным маслом и сметаной.

Когда домой вернулся отец Валерия, она положила ему грибов и как ни в чем не бывало продолжала заниматься своими делами на кухне.

Съев все грибы, отец Валерия отправился шаткой походкой на диван в прихожей и рухнул на него как подкошенный, через какое-то время, он начал хрипеть, потом его начали бить конвульсии, а она молча смотрела на него. Когда он затих, она вызвала скорую. Врачи констатировали смерть мужа от отравления грибами.

Утром, в дверь их с Валерой квартиры раздался длинный звонок. Открыв, она увидела на пороге незнакомых мужчин. Они спросили есть ли дома ее сын. Она все поняла и отступив назад, пропустила их в квартиру.

Это была опергруппа. Искали мужчину средних лет, изнасиловавшего вчера в извращенной форме студентку. Валера подходил по описаниям, тем более он уже был на учете в милиции за действия насильственного характера.

Ранее зимнее утро. В бараке очень холодно. В жилой секции от дыхания сотни зеков стоит смрад. До подъёма еще несколько минут и в эти предрассветные часы, сквозь замерзшие окна едва походит утренний свет, наполняя барак мистическим светом. Барак состоит из жилого помещения, в котором находятся двухъярусные нары и тумбочки между ними. В каждой тумбочке у зека есть своя полка, обычно тумбочка для двоих, но могут и третьего добавить, если перенаселение в бараке, каптерки – там обычно находятся личные вещи арестантов – «кешара» на жаргоне, в них нехитрые пожитки, прихожей которая располагается между жилой секцией и каптёркой, там обычно стоит стол, с лавками над ним две розетки на весь барак и еще вешалка вдоль стены с телогрейками зеков. В этой небольшой комнате уже толпятся те, кто встал пораньше что бы заварить чай до подъёма. На столе стоят «кругали» (видавшие виды железные кружки, разрешенные зекам) и в них, торчат кипятильники, некоторые уже совсем поизносились и перемотаны нитками на концах, что бы не отвалились провода. Несколько арестантов молча стоят и смотрят как закипает вода в кружках, потом так же молча забирают «кругали» с кипятком и отходят, следующие подходят и включат уже свои кружки с кипятильниками. Все происходит словно по нотам, без слов, молча. Зеки с хмурыми лицами, многие проделывают эту процедуру уже много раз, день за днем, неделю за неделей, год за годом.

Подъем. Завхоз или дневальный в бараке жмет на звонок. И этот звонок, словно разрезает спертый воздух барака, пробуждает зеков на новый день, одного из многих дней ведущих к освобождению от этого бесконечного, словно повторяющегося вновь и вновь утра. И такое чувство, что время кто – то остановил и все застряли в этом бесконечном рвущем слух звонке.

Дневальный зажигает свет в жилом помещении и начинается движение. Из-под тонких одеял, вылазят заспанные зеки, те кто живет на втором ярусе пытаться спрыгнуть с нары, так что бы никого не зацепить в узком проходе между шконарями где едва то может разместиться один человек. Утро особенное время, еще свежи сны, которые делают зеков свободными, на каких-то восемь часов. И остатки снов еще не отпускают. Некоторые пытаются еще немного отхватить этих мгновений и прячутся под одеялом не желая вставать и возвращаться к реальности. Окрик дневального:

– Выходим на проверку! заставляет всех быстро подняться со шконарей, оставив грезы до следующего отбоя, потому что не выход на построение это гарантировано отправиться в ШИЗО и выйти в морозное утро на построение. В эти предрассветные часы особенно холодно. Телогрейка, набитая каким-то мотлохом, вроде старой ваты или обрывков ткани, совсем не держит тепло и через несколько минут мороз начинает пробирать действительно что называется до костей. Раньше зеков не выгоняли на улицу, но потом начали ломать зону и приказали выводить на построение на проверки всю зону, а таких за день две, утром и вечером, а по новым правилам будут держать на улице пока не сосчитают всех зеков в зоне. Шныри подслушали разговор в оперчасти между двумя лягавыми, что это был такой разработанный специально тест на выявление недовольных в среде осужденных. Так называемые маркеры поведения. Если кто-то начинал возмущаться, сразу же попадал под пристальное наблюдение оперов зоны, а там и не далеко получить красную бирку, потом хлопот не оберешься. «Краснобирочникам» нужно каждые два часа ходить отмечаться к дежурному офицеру зоны – ДПНК называется, а если это повторяется на протяжении года, а то и больше, то лучше держать язык за зубами по поводу режима, да и всего остального тоже. Любая болтовня не по теме может дорого обойтись для любителя поговорить.

Когда все построились в локальном участке, отрядный или другими словами лягавый ответственный за вверенных ему зеков начинает зачитывать список пофамильно, на что ему должны ответить имя и отчество, и так сто с лишним раз, столько зеков в бараке, столько и будут откликаться. Если вдруг кто не ответит, начинают выяснять где зек. Сразу забегают шныри (завхозы и дневальные) в поисках пропавшего. Бывает, что кого-то не разбудили соседи и он еще в бараке спит под одеялом. Обычно, когда выходят из барака, то будят всех, особенно зимой, не хочется долго стоять на морозе в тонкой телогрейке, но если зеки на кого-то засинили (затаили обиду), то могут не разбудить и тогда опоздавшему на проверку грозило бы замечание и возможно отправка в СИЗО, так поступали с теми, кому хотели отплатить за какие -либо конфликты, мелкие и не очень.

После проверки, выводят зеков на промзону. Это территория, на которой находятся мастерские в которых используют бесплатный, рабский труд осужденных. Что бы попасть на промзону, нужно пройти досмотр, что бы не пронесли запретов, при выходе с зоны еще больший шмон. Морозным утром, стоят шеренги зеков, дрожащих от холода и ветра в тонких телогрейках. Контролеры по одному запускают на КПП, где каждый проходит через металлоискатель, потом еще сканируют прибором, на наличие металлических предметов. Если что-то подозревают, то могут устроить проверку с раздеванием и приседанием. Все молча, без единого слова проходят через КПП, там их уже ждут так называемые «мастера», это вроде, как и не мусора, но тоже в военной форме, начальники мастерских. На выходе зеков строят по рабочим бригадам, и каждый мастер забирает свою бригаду на рабочие места.

На промзоне расположены мастерские. Это небольшие производственные помещения в которых находится примитивное, обычно очень устаревшее оборудование, для выполнения различных работ. Основная это пилорама, на ней пилят древесину, которую привозят с воли. Делают все, начиная от досок и заканчивая ящиками и полетами, которые отправляют на экспорт. Пилорама работает круглосуточно. Помещения не отапливаются, погреться можно в маленькой бытовке, в которой постоянно работает «буржуйка», самодельная печь, ее топят опилками или щепой от распила древесины. Эта печь очень чадит и долго в бытовке не посидишь, да и мастер постоянно следи за работой, если заметит, что кто-то сачкует, может наказать всю бригаду, а это уже большие неприятности, могут наложить взыскание или еще хуже отказать в УДО, ведь на промзону идут, чтобы рабским трудом и покорностью, заслужить доверие начальства и получить возможность освободиться раньше назначенного судом срока на поселение. Поэтому у мастеров есть отличная возможность выжимать из зеков все соки, не давая отдохнуть при этом оплата за каторжный труд совсем мизерная, где-то до трех долларов в месяц по курсу к белорусскому рублю. Эти жалкие гроши зачисляют на счет заключенного, но так как у многих по суду есть иски, эти гроши, заработанные в адских условиях, тут же забирают в погашение исков. Иногда мастер, может принести на бригаду пачку дешёвого чая и блок дешёвых сигарет, вроде как премиальные. При этом каждый день загружаться автомобили для отправки полет и ящиков в Германию. Те, кто уже долго сидел, рассказывали, что этот бизнес принадлежит высокому начальству и приносит им неплохой барыш.

Были еще металлические мастерские, где выполняли заказы для местных предприятий, делали гвозди шурупы и прочие метизы. Швейный цех, в котором шили милицейскую форму. Пекарня, в ней пекли хлеб для зоны. Котельная. Но, пожалуй, самым ужасным местом был цех по обдиранию резины. Это было отдельно стоящее двухэтажное здание, правильной прямоугольной формы. Через огромные ворота на первом этаже, грузовики привозили бракованные шины, с местного шинного комбината, расположенного недалеко от зоны. Иногда ветер менял направление и зону накрывала жуткая вонь из токсичных выхлопов. Куски шин сбрасывали на пол образовывая горы под самый потолок первого этажа. Потом их переносили частями на второй этаж, где стояли зеки и в грудах резины и металлокорда копошились словно черви в черной навозной куче, разрывая руками резину и извлекая металлокорд. При этом нужно было делать норму, не менее килограмма корда за смену, иначе грозило наказание в виде взыскания. Когда в цех загоняли бригаду, контролеры замыкали ворота и выйти было уже невозможно до конца смены.

В маленькую бытовку набилось человек десять зеков. Был выходной день, мастера и контролеры не особенно досаждали своим присутствием. Каждый был занят своим делом, кто-то, закутавшись в телогрейках пытался заснуть, кто-то заваривал чай. Несколько человек сели играть в нарды. Неожиданно распахнулась входная дверь и запуская клубы колодного воздуха, вбежал зек и заорал с порога:

– Мужики, шухер! Прячьте запреты, легавые бегут! Побег!

В бараке шумно и накурено. В углу, за натянутой шторкой сходняк. Собрались смотрящие, авторитетные пацаны по местным понятиям, присматривающие за порядком в среде зеков. Разговор шел о тюремных делах. Кони (зеки которые прислуживают блатным) суетились вокруг, наливая в кругали чай и разламывая шоколад. Дождавшись, когда они закончат, Дима, выбранный на сходке старшим среди присутствовавших, начал разговор:

– Ходят слухи, заехал к нам один сладенький, – начал он, имея в виду что на зону привезли кого-то с большим иском, обычно это или бизнесмены, или чиновники, осужденные по экономическим статьям.

– Да, вчера подняли к нам одного, хохла, – ответил ему, потягивая чиф Заризака, зек со стажем, присматривал за мужиками на промзоне,

– Иска на миллиард, приехал обворовывать нашу страну, – помолчав немного добавил– падло.

– Короче, надо его потрясти как следует, – продолжил Дима, попробуйте сначала, по-хорошему, объясните за жили-были, воровское и людское, типа надо помогать и в общее уделять внимание. Если не поймет, то устройте ему топку. Пусть сам попросит, только потом в два раза больше с него задерите.

– Понятно, – кивнул Заризака, – организуем, я подключу завхоза, он знает, как с такими обходиться.

– А ты, обратился он к рядом с ним сидящему зеку, с «вазилинками» на кулаках, (зеки под кожу загоняют вазелин, что бы кулаки выглядели как кувалды) – подошли к нему Ваньку клоуна, пусть зачешет ему, что можно отсюда выкупиться, цену назовет приемлемую, чтобы не спугнуть, а там посмотрим.

Зек кивнул молча, и отхлебнул из кругаля чиф.

Потом еще обсуждали, кто где на зоне играет и сколько в общаке, про кичу и бур поговорили, кто и где будет принимать вбросы (так на зону передают запреты, деньги, мобильные телефоны и наркотики). Еще можно передавать – ногами, это когда есть связь с волей, «дорога», через работников зоны, другими словами каким-то образом договариваться с кем-то из контролеров, о том, что нужно занести на зону запрет, естественно за вознаграждение.

Неожиданно раздался крик пикетчика, зек который следит за входящими в барак и если видит, что идут контролеры, обязан предупредить всех, что бы успели спрятать запреты, мобильные телефоны.

– Бегут контролеры и ДПНК, – (дежурный помощник начальника колонии, обычно контролер в офицерском звании), – заорал, что есть силы пикетчик, его звали Коля, попал на три года на зону за кражу, и умудрился проиграть в карты и дом в деревне и еще должен остался, теперь вот будет до конца срока на пикете стоять, отрабатывать долг. Когда проиграл, написал маме письмо, «мама, дом уже не наш, можешь в нем не убирать, к тебе подойдут новые хозяева».

– Кони, быстро убрали шторки между нар и попрятали кругали в тумбочки, что бы ничего не указывало на сходку. Как только они закончили убирать следы недавнего чаепития, в барак, грохоча сапогами ввалилось пять контролеров и ДПНК.

– Ну что, выходим на шмон, – рыкнул старший контролер.

На входе стали двое контролеров у одного был в руках детектор, по обнаружению металла, такие часто можно увидеть в аэропортах, при проверке пассажиров. Эта штука появилась у них недавно, и доставляла много хлопот зекам, если раньше легко можно было спрятать мобилу или заточку в трусы или в ботинок, то сейчас практически не оставалось шансов спрятать запрет.

На выходе, каждого зека сначала один контролер сканировал этим детектором, затем второй обыскивал руками прощупывая рукава и штанины зека.

Когда подошла очередь Димы, ДПНК, криво усмехаясь сказал,

– Ну что, собираемся на кичу? – намекая на то, что сейчас найдет у него запрет и отправит в штрафной изолятор.

Но тут неожиданно, один из коней, проходя мимо контролера с кружкой в руках, выплеснул ему на сканер остатки чифа. Сканер как-то странно загудел и из него повалил дымок, очевидно произошло замыкание.

– Ой, начальник, извините, у меня руки задрожали, я нечаянно, – промямлил конь, его погоняло было Серый, а звали тоже Дима. Он отбывал одиннадцатилетний срок за участие в разбое, как-то обожрался «тубозита», лекарство которое раздают зекам для лечения туберкулеза, который косил здесь многих, словно эпидемия. Если заглотить сразу десять колес (таблеток) можно вызвать приступ эпилепсии. К слову одна такая таблетка «тубозита», могла убить собаку. Так вот, когда Серый заглотил где-то с десяток этих колес, у него пошла пена из рта, закатились глаза и начались судороги. Думали, что он уже помирает, но каким-то чудом он выжил и после этого стал немного странным, словно все ему теперь было безразлично. И в общем то все могло для него плохо закончиться, могли красную бирку повесить за склонность к суициду или еще того хуже загнать в гарем, но тут его подтянули к авторитетным парням и предложили, как они это называли, стать помощником блатных или смотрящих. И в общем то спасли его, вот он им и платил верностью и преданностью, что очень цениться на зоне. Но как бы они это не называли, в среде зеков, такие помощники, считались, конями. Правда в глаза им это никто не говорил, боялись расплаты.

Когда до контролеров дошло, что он сделал, один из них прорычал:

– Сгноим тебя под крышей, – имея в виду, что отправят его в БУР (Барак усиленного режима).

После этого, лягавые словно озверели, начали все крушить в бараке. Вываливали вещи зеков из тумбочек на проход, топтали все ногами, разрывали матрасы и отрывали от стен фнеру, залезли даже в вентиляционную решётку. После шмона, барак выглядел так, словно прошел по нему ураган. Разорванные в клочья вещи, валялись по всему полу, на них были вылеты остатки чая и вода, разорванные матрацы и подушки, перевернутые тумбочки куски фанеры и поваленные нары.

–Зайдя в разгромленный барак, Дима сказал:

– Кто-то нас сдал, – имея в виду, что про сходку донесли лягавым.

– Надо собрать Серому грев под крышу, – сказал он одному из своего окружения.

Завхоз, принимал новеньких, в большой журнал заносил их данные, срок, статья, откуда и сумма иска.

Когда Андрей назвал сумму иска, завхоз поднял на него глаза и промямлил:

– Так ты у нас миллиардер, – имея в виду, что сумма иска была больше миллиарда, хотя в пересчете не белорусские рубли это было всего лишь пару десятков тысяч долларов.

Андрей, промолчал. Ему уже порядком надоели эти вопросы и ненужное в этих местах внимание. За почти два года следствия и уже несколько месяцев на зоне, он понял, что лучше всего, никак не реагировать на окружающих его людей. Ему отмеряли срок в шесть лет за захват власти и мошенничество в особо крупных размерах совершенных группой лиц, хотя по делу он проходил один. И еще повесили этот миллиард, причем два раза и в хозяйственном и в уголовном процессах, что было нарушением, даже белорусского законодательства. Прокурор подал протест и это могло изменить его дальнейшую судьбу, но дело было заказное, этого никто не скрывал и суд отклонил протест, оставив его под стражей отбывать полный срок. Хотя возможно это и спасло от более тяжелого наказания с большим сроком, обычно по этим статьям в Беларуси осуждали бизнесменов на сроки от восьми до двенадцати лет, особенно если ты с Украины. Так что как это ужасно не звучит, Андрею можно сказать повезло.

Завхоз показал ему спальное место в бараке и сказал, что завтра выходит на прмзону, сбивать ящики. С завхозом уже переговорили, и сказали, что на этот хохол нужно надавить, что бы стал посговорчивей.