Тайна портрета неизвестной дамы

Жизнь в рабстве для Гаральда не была отягощена изнурительной работой, под руководством суфия Аль Фарада он изучал арабские орнаменты, арабески, и рисовал картины видов Александрии, которые бросились ему в глаза во время прогулок. Джафар не ограничивал его в передвижении по городу, Гаральд мог гулять везде, рассматривая дома и изучая их внешнюю отделку, именно с этой целью хозяин и разрешил прогулки своему рабу. Но рисовать он мог только по памяти, расположиться с мольбертом на улицах города, означало вызвать возмущение населяющих его мусульман нарушением запрета изображать реальный мир.

Однажды, когда Гаральд рисовал колоннаду Акрополя, Аль Фарад, задумчиво вглядываясь в его работу, спросил:

– Ты хороший художник, у себя на родине ты мог бы стать знаменитым, но что занесло тебя в эти края?

– Корабль, на котором я плыл, следовал в Кесарию, оттуда я должен был отправиться в Вифлеем, Иерусалим и другие святые места, я хотел написать картины этих мест.

– Ты неплохо рисуешь по памяти, – возразил суфий, – и мог бы нарисовать их со слов тех, кто побывал там.

– Всегда лучше увидеть своими глазами, чем полагаться на рассказы самых сведущих людей. Я могу увидеть то, что не смогли увидеть они, ведь я художник.

Аль Фарад помолчал в ответ немного, потом подошел поближе, взглянул в глаза Гаральда и тихо сказал:

– По твоим разговорам я понял, что ты уже не в первый раз посещаешь эти места, что влечет тебя к ним?

Гаральд отложил кисти, молча смотрел в глаза Аль Фарада, он не знал, можно ли ему, исламскому мудрецу, рассказывать о святынях христианского мира? Взгляд суфия был светел и чист, глаза были полны покоя и доброты, и Гаральд понял – он должен рассказать все, и Аль Фарад, возможно, даст ему совет, который поможет исполнить то, ради чего живет он на этом свете.

Он рассказал все: и то, как встретил странного путника в горах, как путешествовал в поисках тайных знаков, как повстречал Розалину, и как рыцари-тамплиеры убили всех его близких, о том, что направлялся он в Кесарию, где надеялся отыскать рукопись Антония с речами Иисуса Христа, которых не коснулась рука переписчиков и составителей Евангелия.

Суфий слушал внимательно, и когда Гаральд окончил свой рассказ, произнес:

– Библиотека Кесарии сгорела, никаких рукописей там не осталось, не было и тайных подземных хранилищ, но рукопись, которую ты ищешь, уцелела. Еще до пожара часть документов была передана в дар Александрийской библиотеке.

– Но и она горела, – ответил Гаральд.

– Да, многие книги утрачены, но эта рукопись сохранилась. Я знаю еще о двух документах: Евангелии Мира Иисуса Христа от Иоанна, ученика его, и письмо Понтия Пилата кесарю Тиберию, но эти рукописи попали в руки тамплиерам, а та, о которой говоришь ты, она у меня.

– Как?! – удивленно воскликнул Гаральд. – Те донесения, которые писал Антоний своему начальнику, Понтию Пилату, здесь, у тебя?

– Да, они у меня, я передам их тебе, и ты исполнишь свой долг.

– Но как выбраться мне отсюда? – грустно произнес Гаральд. – Бежать? Но стражники схватят меня, да и бежать без моих друзей я не стану, а они не пользуются теми привилегиями, которые доступны мне, только я могу свободно покидать дом Джафара.

– Будем ждать, когда провидение предоставит случай, Аллах не оставляет в беде тех, кто исполняет промысел его, и сюда ты попал не случайно, ведь именно здесь находится то, что собирался искать ты в Кесарии. Но рукопись эта таит страшную опасность, не зря за ней так охотятся тамплиеры.

– Что же там написано, для кого опасна она?

– Правда, – ответил суфий, – та правда, которую поведал Аллах Магомету, которая записана в Коране: «Аллах наложил печать на них за их неверие и за их слова: "Мы ведь убили Мессию, Ису, сына Марйам, посланника Аллаха" (а они не убили его и не распяли, но это только представилось им; и, поистине, те, которые разногласят об этом, – в сомнении о нем; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предложением. Они не убивали его, – наверное, нет, Аллах вознес его к Себе: ведь Аллах велик, мудр!»

– О ком сказано это? – спросил Гаральд. – И как это понимать?

– Иса, сын Марйам – это тот, кого вы называете Иисус, сын Марии, названный Христом, спасителем. Антоний подтверждает то, что написано в Коране, он не был распят, а если не было распятия, то не было и воскресения. И тогда христианская религия, которая возникла через триста лет после тех событий, теряет основу свою. Это опасно для иерархов церкви, и они сделают все, чтобы уничтожить того, кто этой рукописью владеет. Готов ли ты до конца выполнить свой долг?

– Готов, – без колебаний ответил Гаральд, – я потерял уже своих родных, и я пойду до конца, чего бы это мне не стоило.

– Тогда возьми, вот то, что искал ты, что ищут тамплиеры, вот они, доклады Антония Понтию Пилату.

Аль Фарад снял с полки шкатулку и протянул ее Гаральду. В ней лежали листы пергамента, исписанные письменами на неизвестном Гаральду языке.

– Ты хранил это здесь, у всех на виду?! – удивился Гаральд.

– То, что лежит на виду, менее всего привлекает внимание.

Иисус Назареянин

Когда Иисус Назареянин явился к Пилату по его приказу, переданному через Антония, прокуратор поднялся с кресла и сделал шаг навстречу.

– Это ты Иисус, которого называют Христом, Спасителем? – спросил прокуратор.

– Так люди называют меня.

– О тебе говорят, будто ты родом царь Иудейский, и претендуешь на престол Ирода? Ты жаждешь власти над этим народом?

– Кто тебе говорит такое? – ответил Иисус.

– Говорят те, которые слушают тебя.

– Но я ничего такого не говорил, да, мой род ведет свое начало от царя Давида, но я не стремлюсь к земной власти, мой удел – Царствие Божие, я хочу указать людям этот путь, путь к истине, – ответил Иисус.

– Ты знаешь путь к истине? А что такое истина? Где она?

– Истина проста, истина в том, что светит солнце, что зеленеет трава, что птицы щебечут, познай мир – и ты познаешь истину. А путь к истине – это любовь, только любовь укажет дорогу к истине, только любовь творит этот мир, ненависть – разрушает.

– Значит, любить нужно всех?

– Да, всех, в том числе и врагов своих.

– И если враг придет, чтобы убить тебя, ты не станешь ему сопротивляться? Ты не сможешь убить врага, потому, что любишь его, тогда он убьет тебя.

– Сопротивление врагу и любовь к нему – это разные вещи, любовь не предполагает бессилия и покорности, любить врага – еще не значит покориться ему. Можно любить человека, но осуждать то зло, которое он совершает.

– Значит ли это, что призывы любить врагов своих не помешают поднять меч против Рима? «Не мир пришел я принести, но меч» – не твои ли это слова? Как велишь понимать их?

– Я никогда не произносил этих слов, я говорю – «Поднявший меч, от меча и погибнет», я не призываю к восстанию против Рима и остерегаю тех, кто хочет поднять народ против римской власти.

– Считаешь ли ты, что римская власть несет благо вашему народу?

– Нет.

– Нет? Ты не считаешь власть римского кесаря благом, но выступаешь против тех, кто хочет избавиться от нее?

– А принесет ли благо народу кровь и смерть? Я учу людей строить Царство Божие на Земле, «Да будет воля твоя, да придет царствие твое на Земле, как и на Небе» – вот слова молитвы, которой учу я людей. Я учу людей познавать Бога в душе своей, Царство Божие в нас самих, и каждый может войти в него, если победит в душе своей жадность, алчность, ненависть и страх, если наполнит свою душу любовью.

– Что ж, я не стану препятствовать тебе в том, чему ты учишь людей, но ваши священники считают, что ты своим учением противоречишь тому, что записано в ваших Святых книгах, они хотят схватить тебя и предать суду, я могу помочь тебе покинуть эти земли.

– В моих речах нет противоречия заветам Моисея, но один прочтет книгу и истолкует по-одному, а другой истолкует ее по-иному. Слово записанное мертво, я учу людей слову живому, все, в чем обвиняют меня священники – пустое, но я не стану бежать, даже если и придется погибнуть мне.

– Воля твоя, – ответил Понтий Пилат, – а теперь иди, я более не задерживаю тебя.