Тайна портрета неизвестной дамы

И сказали люди: «Он, Иисус из Назарета, и есть мессия, Христос, помазанник Божий, он поведет нас стезями Господа». Даже фарисеи, что считали себя истинными толкователями Закона, прислушивались к Иисусу, относились к нему с почтением и уважением.

Бывший первосвященник, тесть Каиафы Анна, был расстроен, все то, что выстраивалось много лет, ради чего были брошены все силы, дело обретения суверенитета Иудейского царства было под угрозой. И угроза эта исходила не от римских легионов, не от арабских войск, а от простого проповедника, который учит людей миру и любви, которого почитают они за мессию. Он пригласил к себе Каиафу, своего зятя, действующего первосвященника Иудеи. Когда тот вошел, он начал сразу, без предисловий:

– Что ты думаешь об этом проповеднике, Иисусе из Назарета? Говорят, он происходит из рода Давида?

– Да, от ветви Нафана, сына Давидова, брата Соломона. Его воспринимают как мессию, называют царем Иудейским, но он сам вряд ли может претендовать на эту роль, он сын плотника.

– Мессия?! – вскипел Анна, ударив посохом об пол. – Царь Иудейский?! А кто Варавва?! Мессия может быть только один! Один! Запомни это, Каиафа! Сын плотника! Давид тоже пас овец до того, как его признали царем. Нужно положить конец его проповедям!

– Но он не говорит ничего, за что его можно было бы привлечь к ответственности по Закону. Я же не могу заткнуть ему рот.

– А нужно! Нужно заткнуть ему рот! Мне не нужен второй мессия! Его нужно уничтожить. Так, чтобы все навсегда забыли о нем. По Закону, не по Закону! Наплевать! Подошли к нему сикариев, пусть зарежут его, как овцу!

– Но он не ходит один, вокруг него всегда полно народу, убить его тайно не получится.

– Тогда его нужно судить. Доказать – все, чему учит он народ – ересь. Нужно объявить его самозванцем, лжецом, лжепророком, чтобы люди отреклись от него. Ты хоть понимаешь, что под угрозой? Вся наша борьба за независимость может рухнуть в один момент, если люди пойдут за мессией, который проповедует мир и противится вооруженной борьбе. Как же! Перекуют народы мечи на орала! Но только после того, как этими мечами добудут себе свободу! Восстание назначено на Пасху, до этого времени нужно решить вопрос с этим Иисусом Назареянином.

– Восстание против Архелая тоже было на Пасху, когда много народу съехалось в Иерусалим, но оно было жестоко подавлено.

– Тогда не было главного, – Анна разгладил бороду, немного успокоившись от гнева, – не было того, кто мог бы объединить все силы. Каждый воевал за себя, даже раб, Симон, напялил на себя корону, решив, что теперь и он сможет стать царем. Единства не было. Это и погубило восстание. Теперь у нас есть мессия, Варавва, Сын Божий. Люди верят ему, люди пойдут за ним. Но второго мессии быть не должно.

Пираты

Гаральд, его спутники: Жак и Жульен, верхом спускались по мощенной булыжником дороге в порт. Навстречу тянулись груженные товаром подводы, а внизу, у деревянных причалов, стояли суда: грозные драккары викингов с головами чудовищ на носах, стройные многовесельные галеры, быстроходные византийские дромоны под косыми парусами и тяжелый, грузный трехмачтовый неф. Вдали, у входа в бухту, из самой воды поднималась стена крепости, увенчанная башней; голоса грузчиков, команды моряков, возгласы торговцев рыбой, крики чаек и шум волн смешались в сплошной, рокочущий гул, доносящийся вместе с запахом моря и рыбы.

Спешившись, ведя лошадей под уздцы, Гаральд и его спутники направились к причалу, у которого стоял неф, именно этого типа корабли отправляли тамплиеры к берегам святой земли с торговыми и военными целями; вооруженный отряд рыцарей для защиты корабля и груза от нападения пиратов, купцы с товаром да многоцветная толпа паломников – вот такая разношерстная публика собиралась на борту этого судна. Стать пассажиром мог любой, заплативший капитану определенную сумму. С причала на борт был переброшен трап в виде деревянного настила, по которому вереницей шли грузчики, неся на плечах тюки, мешки, бочки; у настила на берегу стоял человек в одежде моряка и вел учет груза, поднимаемого на борт.

– Могу ли я видеть капитана? – спросил Гаральд человека, стоявшего у трапа.

– Я капитан, – ответил тот, не отрываясь от своей работы.

– Не ответите ли странствующему художнику, как далеко отправляется Ваш корабль? – склонив голову в вежливом поклоне, спросил Гаральд.

– Мой неф направляется в Акру, отплываем не позднее завтрашнего утра, – ответил капитан, не удостоив Гаральда взглядом.

– Можете ли взять на борт меня и моих слуг? – спросил Гаральд. – Я заплачу сколько скажете.

– Вы опоздали, мессир, – сказал капитан, обведя взглядом небольшой вооруженный отряд, – неф загружен полностью, а вы еще и при лошадях, если я и найду место в трюме для них, то где мне взять лишний провиант и воду?

– О, не беспокойтесь, – вмешался в разговор Жульен, – я сейчас же закуплю все необходимое и организую доставку припасов и воды на корабль.

– Я еще не знаю, останется ли место в трюме, когда закончится погрузка товаров, и еще одно, – капитан внимательно осмотрел отряд, смерив оценивающим взглядом каждого с ног до головы. – Вы вооружены, а принимать на борт вооруженный людей я могу только с разрешения командора пути. Он находится вон в той башне, – капитан показал рукой на башню крепости, – если успеете сегодня получить разрешение, подойдите ко мне, я скажу, смогу ли вас взять, когда подсчитаю все, что грузится на корабль.

Обращаться к командору пути, назначаемому из числа тамплиеров, Гаральд не стал, опасаясь, что тот уже получил распоряжение относительно его ареста, и стал искать другую возможность отплытия на Святую Землю. Обойдя причалы и расспросив моряков и пассажиров, он выяснил, что свободный торговый люд отправляет в Кесарию караван судов. Одиночные плавания были по силам только таким крупным судам, как нефы, торговые же галеры и дромоны, плывущие в одиночку, могли стать легкой добычей пиратов, орудующих в Средиземном море, особенно вблизи африканского берега, потому обычно собирались караваны под командованием капитана конвоя.

Путь предстоял нелегкий и долгий, плавание из Марселя в Акру или Кесарию занимало не меньше месяца, а то и более, суда шли в пределах видимости земли, вдоль берега, от острова к острову, опасаясь выходить в открытое море; двигались только днем, а с наступлением темноты останавливались в удобных бухтах, спасающих от ветров, или высаживались на берег, продолжать путь ночью могли лишь немногие отчаянные капитаны. На всех судах, за исключением, конечно, нефов, было недостаточно места для запасов продовольствия и воды на весь путь, и приходилось делать длительные остановки для пополнения припасов, а если учесть, что кроме людей, и на военных, а иногда и на торговых судах, перевозили еще и лошадей, то остановки были необходимы, кроме всего прочего, для ухода за животными.

Капитана конвоя Гаральд нашел возле одного дромона необычной конструкции, со сплошной палубой, вместо двух рядов настила для гребцов верхнего яруса, с корпусом шире и выше обычного; такие дромоны использовались для перевозки лошадей, и капитан судна, отчаянно жестикулируя, спорил с капитаном конвоя о том, что дромон его будет недогружен, и ему не выгодно принимать участи в этом плавании. Капитан конвоя, в свою очередь, убеждал его в том, что если удастся закупить арабских скакунов, то это судно будет просто необходимо для доставки ценных, дорогостоящих лошадей в Марсель, поскольку другого такого корабля в составе конвоя нет.

Гаральду не сразу удалось добиться ответа от капитана конвоя, увлеченный спором, он еще не понял суть просьбы, но когда сообразил, что три пассажира с тремя лошадьми как раз то, что может заинтересовать капитана дромона, воскликнул:

– Ну вот, Понс! Вот и груз для твоего дромона! Теперь ты не станешь говорить, что плавание тебе не выгодно?

– Да, о чем ты говоришь, Ремай?! – обратился Понс к капитану конвоя. – Мой дромон берет на борт двенадцать лошадей! Понимаешь, двенадцать!

– Не беспокойтесь, господин Понс, – постарался унять разгоряченного спором моряка Гаральд, – я хорошо заплачу, кроме того, провизия и вода для нас и для лошадей за мной.

– Ну, если так, если так, тогда другое дело, – примирительным тоном ответил Понс, – можете грузиться, мы отходим через два дня. Идемте на корабль, я покажу, где можно разместить лошадей, а пока капитан конвоя проводит вас до конюшен, где ваши лошади могут переждать эти два дня. Не на дромоне же держать их все это время.

Жак, следуя за капитаном конвоя, отвел лошадей на конюшню, а сами путешественники разместились в ожидании отплытия на корабле. На следующий день, утром, Гаральд наблюдая, как отходит от причала неф, подумал, что хотя плавание на дромоне будет менее комфортным, чем на тяжелом нефе, но более безопасным, по крайней мере, встреча с тамплиерами будет менее вероятна.

Через день, после того, как ушел неф, ранним утром, под шум прибоя, крики чаек, команды капитана и голоса матросов, дромон отчалил, встраиваясь в кильватерную колонну торговых судов. Гаральд смотрел на уплывающие вдаль берега, и тревожное чувство охватило его, он знал, что увидеть эти берега ему придется не скоро, а может случиться и так, что не суждено ему будет возвратиться на родную землю.

Первые две недели плавания прошли спокойно, добравшись до Сицилии, караван сделал трехдневную остановку для пополнения запасов продовольствия и воды, но когда им предстояло пересечь Ионическое море и доплыть до острова Крит, шторм, пришедший с севера, разметал корабли конвоя, нарушив ход плавания, складывавшегося поначалу так удачно. Моряки доромона под командованием Понса отчаянно боролись с волнами, и когда шторм утих, увидели на горизонте скалы африканского побережья. О том, чтобы пристать к берегу и отдохнуть после утомительной борьбы со стихией не могло быть и речи, нужно было, во что бы то ни стало, быстрее миновать опасное побережье, вблизи которого промышляли мусульманские пираты. Поначалу все шло спокойно, волнение улеглось, ветер стих, и дромон шел на веслах таким ходом, какой могли придать ему утомленные, измученные гребцы, но когда дромон поравнялся с островом, Понс заметил, как от него отошли две галеры и направились в их сторону.

– Эй, вы, бездельники! – орал Понс на своих гребцов. – А ну, шевелите веслами быстрее, если не хотите сделаться добычей пиратов!

Он кричал, ругался, пытаясь заставить команду увеличить темп гребли, пассажиры дромона, в том числе и Гаральд со своими спутниками сменяли изможденных гребцов, но галеры пиратов неумолимо приближались.

Орудовать веслом, весившим 130 килограмм, было не только нелегким, но и непростым делом. Для того, чтобы сделать замах веслом, гребцу нужно было встать со скамьи, называемой банкой, сделать одной ногой шаг вперед, отводя весло к носу корабля, затем, опустить его в воду и падая назад, на банку, всем весом тела и мышцами сделать гребок. При этом движения гребцов должны быть строго синхронизированы, любой сбой, задержка в движении хотя бы одного гребца, могла привести к тому, что весла перепутаются и переломятся, и тогда судно потеряет ход и направление.

Галеры пиратов с двух сторон подошли к дромону, и высокий человек с черной бородой, в чалме, стоявший на корме галеры, что подошла с правого борта, крикнул:

– Поднимите весла и прекратите грести! И если хоть одна стрела полетит в нашу сторону, на этом корабле никто не останется в живых! Это я говорю вам, Хайдарджан! А если сдадитесь, все останетесь живы!

После этого они крючьями подтянули галеры к дромону и взобрались на его палубу. Вооруженного сопротивления они не встретили, и обещание Хайдарджана было выполнено, пираты не тронули никого, один из них встал у руля и заставил гребцов идти между галерами к побережью. Причалив к берегу, они сняли с дромона весь груз, а людей: и команду, и пассажиров, загнали в длинный низкий барак. Через некоторое время туда вошел Хайдарджан, оценивая каждого, как товар, который можно выгодно продать.

– Ты кто? Что делать умеешь? – спросил он Гаральда, когда очередь дошла до него и его спутников.

– Я художник, – ответил Гаральд, – а это мои друзья, они помогают мне в моем путешествии.

– Откуда ты родом? – спросил Хайдарджан.

– Я родом из Фландрии, – ответил Гаральд, – плыл к берегам Святой Земли.

– Что же заставило тебя бросить дом и отправиться в дальние страны? Ведь ты не воин, не купец и не паломник, что ищешь ты, если не погибель свою?

– Я рисую Святые места, господин, те места, где жил и проповедовал Иисус Христос.

– Меня нарисовать сможешь? – с вызовом спросил пират, гордо подняв голову.

– Смогу, господин, – смиренно ответил Гаральд.

– Тогда рисуй, – сказал Хайдарджан.

– Прямо здесь? Лучше я нарисую тебя у моря, на фоне скал, но мне нужны мои холсты и краски, все, что отобрали у меня твои люди.

– Хорошо, – ответил пират, – ты получишь все, что тебе нужно, идем к морю, будешь меня рисовать, потомки должны знать, как выглядел Хайдарджан, гроза морей. Но если нарисуешь плохо, если не понравится мне твоя мазня, я отрублю тебе голову.