Он непринужденно говорил с виконтом о политике, об искусстве, о различных сортах роз и тонкостям ухода за ними, ни разу не коснувшись вопросов религии и церкви.
– Я привез Вам «Звезду востока», – сообщил он виконту, – думаю, она займет достойное место в Вашем розарии.
– Я благодарен Вам, ваше преосвященство, – ответил виконт, склонив голову.
– Можно без титулов, – сказал инквизитор, слегка улыбнувшись, – я ведь приехал к Вам как частное лицо.
После обеда он попросил Розалину показать ему сад, а когда виконт собрался было сопровождать их, ему:
– А Вы тем временем подыщите в розарии место для «Звезды востока», я хотел бы увидеть, как впишется она в общую картину.
Таким образом, ему удалось остаться с Розалиной наедине, найдя причину, казавшуюся вполне естественной, виконт же, заподозрив недоброе, не посмел возразить гостю, уступив его просьбе, которая была равносильна приказу.
Когда Розалина с инквизитором шли по аллее сада, меж ними возникло напряженное молчание, Розалина не знала о чем говорить с высоким гостем, опасаясь затронуть тему нежелательную, инквизитор же, утомленный своим поведением, ему не свойственным, не имея опыта общения с представительницами противоположного пола, кроме допросов ведьм, также шел молча.
Не зная как объясниться, он высказал свои чувства с привычным ему осознанием собственного превосходства:
– Я явился сюда, чтобы предложить Вам, как говорят рыцари, свою руку и сердце, думаю, у Вас нет причин отказать мне.
Розалина остановилась, пораженная его внезапным признанием, она молча глядела на инквизитора взглядом полным недоумения и страха.
– Что же Вы молчите? Вам нечего мне ответить? – спросил он.
– Что же я могу Вам ответить? – со слезами на глазах сказала она. – Ведь Ваш сан…
– Мой сан? – перебил ее инквизитор. – Я могу оставить должность и жить как обычный дворянин.
– Вы… пойдете на это ради меня, ваше преосвященство? – произнесла она тихо, прижав руку к груди.
– Да, ради Вас, – инквизитор сам не верил в то, что он говорил, как может он ради женщины, пусть даже внешне приятной наружности, оставить должность, которая не только приближает его к Богу, но и дает неограниченную власть над людьми? Он не представлял, что предпримет в следующую минуту, если Розалина вдруг согласится с его предложением и, получив отказ, испытал облегчение. Он знал, что теперь употребит всю свою власть на то, чтобы овладеть этой гордой девушкой.
– Чем же Вы мотивируете свой отказ? – спросил он тоном, от которого у Розалины похолодело все внутри.
– Я помолвлена, когда мой суженый вернется из дальнего путешествия, мы повенчаемся, – ответила она.
– Ваша помолвка освящена в церкви?
– Нет, ваше преосвященство, но он подарил мне кольцо, отец мой благословил нас.
– Значит помолвка не действительна. Куда уехал Ваш суженый? На долго? Он рыцарь? – спросил он тоном, каким задавал вопросы на суде.
– Нет, он не рыцарь, он художник, уехал писать картины тех мест, где когда-то произошли значительные события, вернется он через год, а может и дольше продлится его путешествие, большего я сказать не могу.
– Даже имя его Вы мне не скажете?
– Нет, ваше преосвященство, – тихо, но твердо ответила Розалина.
– Впрочем, это и не важно, – ответил инквизитор. – А если он не вернется, если погибнет в дальних краях? Что тогда?
Розалина не ответила, она молча стояла, глядя мимо его преосвященства.
– Мы одни, – продолжал он, – надеюсь, у Вас хватит ума сообразить, что об этом разговоре никто не должен узнать.
С этими словами он повернулся и ушел, потребовал у слуги свою лошадь, и уехал, не попрощавшись с виконтом.
Когда Розалина, несмотря на предупреждение инквизитора, рассказала отцу об их разговоре, виконт понял, какая страшная беда нависла над их семьей.
– Тебе нужно уехать отсюда, – сказал он дочери, – инквизитор не оставит тебя в покое, но во всей Фландрии, Франции, да и во всей Европе не найдется места, где бы он не смог отыскать тебя. У меня есть кузен, он живет на Руси, я отправлю тебя к нему, я напишу ему, а пока придет ответ, поживешь в деревне.
– А если он вернется и спросит обо мне? Что ты ему скажешь?
– Скажу, что ты уехала к Гаральду.
– Ты назовешь инквизитору его имя? – спросила она.
– Он знает, с кем ты помолвлена, знает он и куда уехал твой суженый, и не ты им нужна, им нужен он.
Понтий Пилат
Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи, не спеша шел по аллее своего дворца, некогда бывшего владения царя Ирода Великого, дойдя до колонны, он вернулся обратно, он ждал Антония, единственного из своего окружения, кому он доверял. Антоний был сыном его погибшего друга, он был не только воином, но и получил высшую степень образования, окончил риторскую школу, и являлся советником прокуратора.
Понтий Пилат получил письмо от кесаря Тиберия, который был обеспокоен тем, что здесь, в Иудее, зреет восстание против Рима. Некто, по имени Иисус, происходящий из рода царя Давида, воспринятый народом в качестве мессии, призванного освободить Иудею от римского владычества, проповедует, собирая толпы народа, и призывает к вооруженному восстанию и гражданской войне.
«Не мир пришел я принести, а меч!», «Тот, кто не с нами – тот против нас!», «Я пришел, разделить сына с отцом, свекровь с невесткой!», «Кто не имеет денег, продай одежду, но купи меч!» – звучали в голове Пилата фразы из письма кесаря, – призывы проповедника по имени Иисус. Кто донес Тиберию об угрозе восстания в обход его, прокуратора Иудеи? Впрочем, своих информаторов кесарь не выдавал, а их хватало, и не только среди римлян, а и среди тех, варваров, иудеев.
Мысли прокуратора были мрачны, пока он с войсками находился в Кесарии, там, в Иерусалиме, зрел заговор против Рима, и об этом заговоре узнает он не от своих людей, а из письма Кесаря. Он уже пытался перенести свою резиденцию в Иерусалим, но этот грязный, варварский город не имел нормального водоснабжения, водопровод, построенный еще при персах, пришел в полную негодность. Когда же он велел своим воинам внести хоругви с изображением кесаря в Иерусалим, местное население возмутилось, эти дикари считали, что изображение лика человеческого оскорбляет их веру, их святые места. Хотя, что святого может быть у этих варваров?
Прокуратор не применил силу. Чтобы оставить хоругви в Иерусалиме, нужно было бы перебить все население этого проклятого города.
Антоний явился поздно, уже солнце клонилось к закату, тревожным багровым цветом налились на западе облака. Понтий Пилат взглянул на своего помощника и произнес вместо приветствия:
– Я слишком долго ждал тебя.
– Путь не близкий от Иерусалима до Кесарии, я торопился. Что потребовало такой спешки? Чем растревожен ты?
– Вот, прочти, – Понтий Пилат протянул Антонию письмо кесаря и, после того, как тот прочел, спросил: – Что можешь сообщить об этом Иисусе?
– О котором из них? – спросил Антоний.
– Как? Разве он не один? – удивился прокуратор.
– Их двое, один – Иисус Бер Авва, или Варавва, иудеи называют его сыном Божьим, второй Иисус Назареянин, его называют Христом, спасителем. И тот и другой проповедуют среди народа, но первый действует тайно, призывая к войне, второй проповедует открыто, он учит людей миру и любви.
Понтий Пилат был удивлен тем, что услышал он от Антония, он знал только об одном проповеднике по имени Иисус, а оказалось, что их двое. Кесарю Тиберию доложили об Иисусе Назареянине, называемом Христом, приписав ему слова, сказанные другим Иисусом, Вараввой.
– Я отправляюсь с войсками в Иерусалим, – сказал Понтий Пилат Антонию, – ты же поедешь завтра, возьмешь одну центурию, думаю, сотни солдат тебе хватит, чтобы схватить того, кто призывает к восстанию против Рима.
– Схватить Варавву не так просто, народ укрывает его, в присутствии римлян он никогда не появится, он неплохо осведомлен обо всех перемещениях наших войск, – ответил Антоний.