Хрустальный замок. Роман. Рассказы

– Нет, – сказал Мило, – я тоже пойду с вами.

– Эх, ребята! – опять вздохнул Христо. – И отомщу же я им когда-нибудь.

Кристина изменила нам, и из-за Кристины мы шли на явную гибель. Ничего. Пусть хоть узнает, как мы трое пострадали из-за любви к ней.

Я чувствовал, что Христо ко всему этому относится гораздо серьёзнее, чем мы. В нем зарождались ростки настоящей сознательной мести. И я не ошибся. Спустя много лет я узнал о событиях, довольно трагических для него…

Бесстрашными и твёрдыми шагами двинулся я по улице, удивляясь в душе своей дерзости. Я жаждал «погибнуть» в этом неравном бою. Я был уверен, что Мило разделяет моё желание. Да, победа будет даже… неинтересной. Никакого эффекта. Победив, мы только отомстим Кристине, а нам хотелось причинить ей боль, чтобы она пожалела, раскаялась, увидев нас, истекающих кровью.

Первым приблизился ко мне Осман. Это был манёвр с их стороны. Осман был хилый, щупленький и никогда раньше не осмеливался даже близко к нам подходить, а тут он как двинет меня плечом.

– Послушай, отойди, – сказал я спокойно.

– Сам отойди, гяур! – крикнул он в ответ и свистнул. В меня полетели камни, из каждой подворотни показался мальчишка, я был уже в кольце, когда заметил, что на помощь мне бежит Христо.

Больше ничего я не помню. Нас били как попало и куда попало, и кто знает, чем бы это кончилось, если б на шум не сбежались взрослые. Камень рассёк мне лоб, но я даже не почувствовал боли. Поднял голову – мы сидели посреди улицы, Мило нигде не было видно. Но я увидел Рути – в обнимку с Рауфом он удалялся с поля брани. Теперь он был во главе наших противников.

– Рути, – прошептал Христо, – Рути с ними… Собака! – закричал он и тут же вскочил и бросился догонять их. Я увидел, как он ловко с разбега дал ногой Рути по заду. Солдаты Рауфа с воинственными воплями набросились на Христо.

Я всё ещё сидел на мостовой. Но разве можно спокойно смотреть, как избивают лучшего твоего друга, и разве можно бросать драку на половине?

Я поднялся и в следующую минуту был уже в самой гуще дерущихся.

Шум стоял невероятный, все орали и молотили кулаками. Так продолжалось до тех пор, пока нас опять не растащили чьи-то сильные руки.

Всё было разбито… Что такое раны и ссадины? Пустяки. Была разбита наша мечта… Мы были оскорблены и страдали от этого сильнее, чем от побоев. Христо в первый раз при мне плакал, а мать его кричала на Рути:

– Не стыдно тебе, щенок? Не стыдно? На своих товарищей напал!

Но с другого конца улицы в бой вступила мать Османа.

– Замолчи! – закричала она. – Шлюха! Лучше за своим недоноском присматривай!

А Шувкра-ханум со своего крыльца:

– Сами! – закричала она. – Сами бесстыжие! Не заставляйте меня говорить, не то всех на чистую воду выведу! Уважаемые! Почтенные! Знаю я вас, «почтенных»!

Народу становилось всё больше.

– Зовите полицию, она оскорбила наше государство!

– Ох, чтоб ваше государство… И самих вас…

Моя мам не стала слушать дальше, дёрнула меня за руку, втащила в дом.

– Бессовестный мальчишка! – обрушилась она на меня дома. – Опозорил нас на всю улицу! Ты получишь у меня, держись теперь!

Рана моя начинала пощипывать. Я ревел от боли и думал, почему всё так случилось, почему Рути пошёл против нас, почему женщины так кричали на мать Христо, чувствовал, что для неё это очень обидно.

Никто из моих товарищей не пришёл проведать меня, кроме… Мелаат.

Я всё ещё ревел.

– Очень больно? – спросила она шёпотом.

– Иди домой, детка, – сказала моя мама, – он наказан, и сегодня не будет играть с вами, я его запру в…

– Не запирайте его, пожалуйста!

Я смотрел на Мелаат… она тоже плакала!

– Я пришла спросить, – нерешительно сказала она, наконец, – будете ли вы сегодня дома? Мама хотела зайти вечером.

– Скажи своей маме, буду ждать её в гости, – ответила моя мама.

Меня она отвела на кухню, строго-настрого запретив выходить к гостям. Значит, заступничество Мелаат помогло! Мама раскрыла учебник по армянскому чтению, отметила две страницы.

– Сиди здесь. Выучишь уроки, начнёшь читать. Чтобы всё было сделано! – И ушла.

Что-то непонятное творилось со мной. Какие там уроки – я ни строчки не написал, я даже забыл, что наказан. Раскрыв для виду какую-то книжку, я смотрел мечтательно на полки с тарелками и мысленно произносил: «Очень больно?..»

Я всё время думал о Мелаат.

Ну а насчёт уличных дел – они на этом не кончились. На следующий день пришли полицейские и увели мадам Евдоксию. Как будто это она во всем была виновата!

Чего я лишился

Вся улица обсуждала последние «события». Все знали о нашем «рыцарстве», все смеялись над нами. «У самих молоко на губах, а поди же, в любовь играть вздумали! Девушку вздумали похитить!», «У такой матери… Что видел, тому и научился», – говорили про Христо. «И других с толку сбил», – это уже про нас с Мило.

Но худшее было впереди.

Соседки состряпали жалобу на мадам Евдоксию, выдвигая главным обвинением её оскорбительные слова, сказанные в адрес государства, а также её сомнительное поведение.

Кончилось это всё тем, что однажды я сам услышал, как сказали: «Мадам Евдоксия в тюрьме…»

Христо взял к себе один из «дядюшек».

Так я потерял своего самого любимого друга.

Соседки торжествовали:

– Избавились от «заразы»!

Из дому я опять выходил только под предводительством мамы. Улица для меня кончилась. Теперь уже навсегда. Мило? Мило избегал меня. Как, впрочем, и я его.

Наша «армия» осталась в прошлом. Правда, и через много лет в районе Четытие мальчишки бегали с обручами. Но чего-то им не хватало, что было у нас, у «армии с обручами».

Прошли годы. Девятилетние ребятишки выросли, повзрослели, стали… пятнадцатилетними. В начале второй мировой войны семья Рути вернулась в Германию. Кристина, вышедшая замуж за старшего брата Рауфа, осталась в нашем квартале. С годами всё больше хорошея, она привлекала к себе всеобщее внимание. Много слухов ходило о ней. С её именем связывали имя какого-то дерзкого и красивого «гяура», при этом добавляя: «Гяур – он всегда гяур!». И, о чудо, этим красавцем «гяуром» оказался мой Христо! Но об этом после… К Мило приходили совсем незнакомые мальчишки, я дружил со своими одноклассниками. Давно кончились наши игры «в полицейских и воров», и мы больше не ходили в гости со своими родителями.