Жизнь наоборот

– Ты что, инвалид? – строгим голосом спросил стажёр.

Он тянул кверху гладко стриженный затылок, но всё равно смог дотянуться лишь до плеча Алины. Он был ниже Кузиной на голову.

– Что за вопрос? – рассердилась Алина, пытаясь справиться с раздражением.

Всё кругом не так, как надо. А как надо? Она уже и головой потрясла и уши потёрла, что означало, что девушка пребывает в состоянии полнейшего разлада с окружающей действительностью.

– А что тут непонятного? – удивился стажёр. – Удивляюсь, почему в полицию стали брать инвалидов? Что, у нас в городе здоровых людей не стало? Кончились они, что ли…

– Сам ты кончился! – процедила Алина сквозь зубы. – Отстань!

– Не отстану, – заверил упрямый человечек, – мне дежурный велел не спускать с тебя глаз. Между нами говоря, он тебе не доверяет.

– Думай, что говоришь! – возмутилась Алина. – Дежурный мне не доверяет, видите ли. С чего ты взял? Глупости не говори.

Прохожие испуганно пробегали мимо, словно боясь странной парочки. Со стороны они выглядели нелепо. Высокая стройная девушка в короткой курточке и низенький смешной человечек без шапки, но в тёплой ветровке со сбившимся капюшоном.

– Дежурный тебе совсем не доверяет! – отрезал стажёр, вкладывая в каждое слово обидный смысл.

– Не придумывай! Виктор Алексеевич – порядочный человек. Настоящий офицер. Он не станет перемывать чужие косточки с незнакомыми людьми.

Маленький человечек от возмущения запнулся, остановился и принялся хватать ртом холодный воздух. От возмущения он не мог вымолвить ни слова. Потом вдруг успокоился и сказал:

– Я Николай! Меркушев. Стажируюсь уже полгода. Меня на аттестации зарезали. Не пропустили на должность участкового. Так что в отделе я свой. Мне доверяют. А тебе нет. Ты ещё не своя. Лучше ответь, почему ты хромаешь?

– Обувь жмёт, – нехотя призналась Алина.

Она судорожно размышляла, что делать дальше. Если разговор будет продолжаться в том же тоне, ничего не получится. Кажется, она сделала ошибку, побрезговав присутствием неприглядного стажёра. С лица воду не пить. Необходимо изменить отношение к происходящему. Иначе этот рейд плохо закончится. Алина прислонилась к стене дома, чувствуя, как кружится голова. Что за день сегодня? Тянется и тянется, и конца-краю ему не видно. Вообще-то это не день. Это ночь. Долгая и муторная ночь. Опера такую называют анальной. Это когда от усталости сводит скулы и мышцы на лице, а про ноги лучше не думать. Алина с удовольствием бы присела, а как? Патрулировать сидя ещё никому не удавалось. Территорию обходят пешком, ногами, и другого способа пока не придумали. Батанов ждёт результаты совместного патрулирования. Придётся приноравливаться к этому вредному человечку. Алина злилась на себя, на собственную никчёмность, на жизнь вообще и на стажёра в частности.

– Тогда тебе не до работы, раз обувка жмёт. Ты психуешь. Всё раздражает, да? – спросил Николай с явным сочувствием.

Алина молча страдала, мысленно оценивая свои возможности. Только бы от стены отлипнуть. А там видно будет.

– Да, дела… – пробормотал Николай.

Они стояли у дома, граничащего с магазином «24 часа». Где-то по этажам бегает, опрашивая жильцов, Слава Дорошенко. А они стоят и чего-то ждут. Алина решительно отодрала себя от стены:

– Идём, стажёр! У нас много дел.

Николай хмыкнул, ссутулился и сразу стал похож на карлика. Алина заставила себя не думать о внешности напарника. Какой есть, с таким и надо работать. Они ретиво направились в сторону пивного ларька. Алина думала, что настоящий уголовный розыск – это война. Фронт. А как было на настоящем фронте? Ведь не все там переносили друг друга, кто-то кого-то раздражал. Наверное, и любимый мужчина способен вызвать раздражение? Нет, такого не может быть. Никогда. Алина прикрыла глаза и представила, что когда-нибудь Дима Воронцов будет ей неприятен. Нет-нет, невозможно. Алина уже неизвестно в который раз тяжко вздохнула и вдруг отпрыгнула в сторону; Николай упал на колени перед ней и что-то разглядывал. Словно пёс в ноги бросился. Нет, это не бродячая собака, это психованный стажёр. Алина остановилась.

– Ты чего? – спросила она, инстинктивно перебирая ногами, как стреноженная лошадь.

– Смотрю вот, – буркнул снизу Николай, – смотрю, что ты сотворила с собой. Пойдём в отдел, ты сегодня не работник!

Алина сжала губы. Дождалась. Стажёр устроил сцену на улице. Хорошо, хоть публики нет рядом. А то бы посмотрели спектакль с дивным названием «Жизнь».

– А ну-ка поднимайся! Чего уселся? Пошли работать!

Она понимала, что перегибает палку. Нельзя так с мужчиной. Они ласку любят.

– Алина Юрьевна! Идёмте в отдел. Иначе я дежурному позвоню.

В его голосе зазвенел металл. Этот позвонит. И дежурному отдела, и дежурному управления. У него не заржавеет. Кузина решила сменить тактику поведения:

– Коля! У меня всё в порядке. И ноги, и душа, и мысли! Не надо никому звонить. Я прошу тебя!

Николай легко вспрыгнул, как заяц, и засеменил рядом с Алиной.

– Я знаю, что дежурный считает, будто я занимаю чужое место. И Батанов так считает. И Дима Воронцов. Я уж не говорю об остальных, – она взмахнула рукой и очертила круг, видимо, означавший, насколько большой процент коллег считают Алину пустым придатком системе.

Николай послушно кивал в такт словам: мол, верно, все именно так и думают, так и полагают.

– А я решила, – продолжала Алина, – пусть они себе думают, что хотят и как хотят, а я должна делать своё дело. Правда на моей стороне. Верно, Николай? Правильно я мыслю?

– Правильно-то правильно, – растерялся стажёр, – только ты в этой обуви – не боец. Не надо было на работу новые туфли надевать.

– Не надо было, – горестно призналась Алина. – Только это не туфли, а ботильоны. Но дело сделано. Впредь буду умнее. А теперь куда деваться? Надо патрулировать!

– Надо, Алина Юрьевна, надо.

И они пошли рядом, на равных, как брат с сестрой. И было в их шествии что-то печальное и смешное одновременно: высокая Алина и маленький Пьеро. Коломенская верста и обрубок. Алина подумала, что Николай тоже осознаёт смехотворность ситуации, но, поглядев на него, поняла, что ничего подобного. Он ощущает себя царём природы, а вот в ней, несмотря на высокий рост, видит всего лишь жалкую пигалицу, не внушающую доверия. Николай хотел бы от неё избавиться, но не знает, как это сделать. Алина громко рассмеялась.

* * *

В отделе вовсю кипела работа. Туда-сюда сновали помощники дежурного, постовые приводили задержанных, кого-то досматривали, с кем-то разговаривали. В дежурной части не протолкнуться. По лестнице спускались и поднимались одновременно. Гремели наручники, в конце коридора звучала лёгкая музыка.

– Димыч, с задержанными будешь разговаривать? По грабежам задержали. В дежурке не продыхнуть. Тьма народу. – Это заглянул помощник дежурного.

– А-а, тащи сюда! Где взяли?

Дима Воронцов развивал скоропись, делая записи в спецблокноте. Шариковая ручка размашисто расчёркивала страницы: в отдельной графе значились фамилии, далее следовали графы с адресами регистрации и судимостями.

– У помойки. Рылись в баках, – бросил дежурный и, открыв дверь, крикнул:

– Прошу пожаловать к столу, вас устали ждать!

– С чего это ты такой вежливый? – удивился Воронцов.

– А задолбали, – ухмыльнулся помощник. – То приведи, то отпусти. Запутался я с вами. Не знаешь, кому чего надо. Ну, я пошёл?

– Свободен, – кивнул Воронцов и весело обратился к задержанным: – Добрый вечер!

– Какой вечер, командир? Ночь к концу подходит. Отпустил бы нас, что ли?

Двое мужчин не самой элегантной наружности разом дыхнули на Воронцова. Повеяло застарелым перегаром и ещё чем-то отвратительным, о чём не принято распространяться в цивилизованном обществе. Один был в тапках на босу ногу. Кривые ногти, покрытые грибковыми спорами, устрашающе торчали из резиновых прорезей, угрожая поразить личный состав отдела в самое рабочее место. Чистоплотный Воронцов инстинктивно сжался. Этого ещё не хватало. Дима боялся грибковых заболеваний. Краем глаза взглянул на ногти на руках. То же самое. Тот самый грибок. В мусорных баках рылись. Несёт от них, как от трупа месячной давности в сильной степени гнилостного разложения. Воронцов едва заметно поморщился, но задержанные мигом уловили брезгливую мину.

– Командир, отпустил бы ты нас! Мы ни в чём не виноваты. Мы тут рядом обитаем. Через дорогу.