Синий лес, или Страшные секреты одного лета

Она закрыла тетрадь, тихонько встала со стула, виновато прошмыгнула мимо кота, налила в миску немного молока, с любопытством и надеждой оглянулась. Но Матвей полный обиды, угощаться не спешил, он искоса бросал на Василису обиженные взгляды.

– Ну, извини меня… – жалобно прошептала она, кот снисходительно мяукнул и соблаговолил подойти к миске.

Вода для хозяйственных нужд находилась в деревянной кадушке под водостоком. Василиса взяла глиняный кувшин с частокола изгороди, сунула его в бочку, кувшин булькнул, отражение лица в водной глади исказилось и на зеркальной поверхности появилась ещё какая-то маленькая взъерошенная голова. Девочка зажмурилась, потом внимательно осмотрелась вокруг и медленно опустила озадаченный взгляд на бочку, но кроме самой себя и плывущих над головой облаков ничего не приметила.

– Померещилось! – вслух решила она.

«М..м.. Да!» – недовольно проурчал Матвейко.

Василиса занесла ведро в дом, кот прошмыгнул следом и зашуршал чем-то на полке в прихожей, девочка заинтересовалась, Матвей когтил лапками свернутый кусок старой дранки.

– О! – обрадовалась она, – Эта тряпка, наверняка, подойдёт для мытья полов. Какой ты умный, Матвейко!

Кот важно распушил хвост.

– Раз так, то покажи мне где у бабушки швабра стоит? – хитро прищурилась девчонка, но кот фыркнул и вернулся к миске молока.

– Ладно… – вздохнула она разочарованно, – Придётся мыть руками… Так… с чего бы мне начать? – прикидывала Василиса, оглядывая избу.

Жилище бабки Агаи представляло собой прямоугольный сруб, разделенный дощатой перегородкой на два помещения: кухню и комнату. Мебели немного и почти вся деревянная, сделана в давние времена деревенскими мастерами. В комнате, где гостевала Василиса стоял небольшой шкаф, с тремя дверками, рядом вдоль стены металлическая кровать с панцирной сеткой, высокими ножками и спинкой в изголовье. На кровати перовая перина и пуховое одеяло, накрыты вышитым покрывалом из плотного льна, сверху пирамидой уложены разные по размеру подушки, бабка накинула их тонким кружевным платком. По стене у кровати прибит старинный ковер, алые розы в его узоре добавляют красок пространству, а шерстяной ворс защищает спящего от белил, ведь изба выкрашена известью и нечаянно шаркнувшись о стену ты пачкался меловой пылью. В уголке швейный столик с машиной, которая работает при помощи педали, стул с резной спинкой, а вдоль тыльной печной стены огромный деревянный сундук. На кухне, в самом центре избы – кирпичная белёная печь. За нею находилось место, которое бабка называла куть[7 - Куть – хозяйственная часть кухни.], в углу кути висел рукомойник, справа от него по стене полки с посудой, а под ними стол с множеством выдвижных ящичков под столешницей, где теснились баночки приправ и сыпучие продукты, сковородки, кастрюли и горшки. Против печи, у дверного проёма в комнату – диван с деревянными подлокотниками, обтянутый рогожкой. На нём лежал тонкий матрац, обернутый стёганным покрывалом. У окна – обеденный стол с пузатым электрическим самоваром, во главе стола по обеим сторонам стулья высокими спинками, под столом – несколько табуретов. Около входной двери небольшое пространство ограничивалось загородкой, это была прихожая, под цветастой шторой пряталась верхняя одежда, а стеллаж хранил различные мелочи для хозяйства. Украшениями в доме служили самотканые дорожки и круглые коврики, вязанные из полосок цветастых тканей (вышедших из обихода вещей), старинные часы – ходики и «портретья» – коллажи из пожелтевших от времени фотографий и почтовых открыток, под стеклом в узорчатых рамах.

– Мыть полы начну со спальни, – решила Василиса.

Прошлепала в комнату, поставила ведро, макнула тряпку и полезла под кровать.

Кот оторвался от молока, подпрыгнул несколько раз, изогнул хвост он начал скакать по избе, делая замысловатые зигзаги и повороты, срывая с мест стланки[8 - Стланка – обобщающее слово для ковриков, самотканок, кружков и т.д., то, что стелют на пол.] .

– Матвей! – Василиса в негодовании швырнула тряпку в кота, и выбравшись из-под кровати, наконец догадалась – Коврики-то я не собрала!

Через пару минут посреди кухни лежала горка самотканок:

«И куда их?» – раздумывала Василиса, поглядывая на Матвея.

Кот чинно направился в сени, Василиса спешила за ним, он поскреб лапой сенную дверь и девочка сообразила, что всё нужно вынести во двор. Когда Василиса с охапкой стланок появилась на крыльце, Матвей уже восседал на заборе и косился на березовый голик[9 - Голик – веник из тонких веток лиственных деревьев, без листьев (голый).], лежащий на земле поодаль от изгороди. Василиса так яростно хлестала постилки, что с веника отламывались тонкие прутики, а кот фыркал и чихал от летевшей по ветру пыли. Управившись, девочка вернулась домой, и в очередной раз поползла под кровать, но наш Матвей уже громко мяукал со шкафа.

– Точно! Пыль протереть … – пропыхтела Василиса, поплелась на кухню, выудила в кути маленькую тряпицу, смочила её, забралась на стул и начала собирать, похожую на пушистую серую вату, бахрому, скопившиеся по углам.

– Иди, Матвей, не мешай – попросила Василиса, кот послушался, он вальяжно растянулся на сундуке, – Вот откуда берётся эта пыль? И зачем она вообще нужна?! – девочка взмахнула тряпкой и глядя, как плавно кружась, на пол опустилось несколько серых хлопьев, воскликнула Матвею, – А что если пыль прилетает из космоса!? Представляешь, эти пылинки летят с далеких звезд «триллиарды» лет?! Ведь может быть сейчас, я смахнула со шкафа частицы Марса или Юпитера!?!

Кот широко зевнул.

– Да, ты прав… – Василиса уселась на стул, – Юпитер и Марс не звёзды, а планеты, но это не важно…– она немного задумалась и вопросительно уставилась на кота, – А если пыль постоянно летит и летит из космоса, то сколько её нападало за жизнь Земли?

Но кот равнодушно зажмурился.

– Ну, ладно, спи… Засоня! – вздохнула она и продолжила уборку.

В своей обыкновенной жизни девочка «мыла» пол несколько раз (она припоминала, что дважды ей пришлось собирать тряпкой пролитую воду, пару раз вытирать капли акварельной краски, и однажды шваброй отмывать кухню, после случайного падения кастрюли с борщом). В её домашние обязанности входило содержать собственную комнату в порядке, а по выходным пылесосить всю квартиру, поэтому нынче с мытьём полов всё вышло совершенно неудачно… По всей избе местами стояли лужицы, виднелись пыльные разводы, а где-то полы остались сухими.

– Да, уж! Не ахти, конечно… – оценила она.

– Мяу… – протяжно подтвердил кот.

– Ну, ничего! – махнула рукой девочка, – Сойдёт!

Матвей недовольно поморщился.

Но Василиса не обратила на него никакого внимания, она занесла с улицы коврики и раскидала их по местам. Затем выбежала в сени, схватила веник и размашисто размела пыль и песок по углам, кот фыркал, тёр лапкой глазки, строго таращился на девочку, но желаемого эффекта так и не добился.

– Фу-ф! Закончила! – Василиса довольно хлопнула в ладоши. – Чтобы такое поделать пока бабуля из лесу не пришла? – задумалась девочка, прохаживаясь по избе, её внимание привлёк деревянный сундук. Она подошла к ларю[10 - Ларь – деревянный сундук с откидной крышкой используется для хранения вещей и припасов.], провела ладонью по крышке.

– Здоровенный какой! Туда человек при желании поместится! – эта мысль её восхитила и девочка потянулась открыть. В ту же секунду Матвейко оказался на крышке и выставил строгую мордочку прямо перед лицом Василисы.

– А! – засмеялась она, – Хранитель сокровищ тут как тут!

Из сеней послышался стук и девочка ретировалась.

– Кто там? – взявшись за щеколду, спросила Василиса.

– Это Оксинья Захаровна! А где Агая Васильевна? – раздался из-за двери уже знакомый голос.

Василиса открыла, на крылечке стояла маленькая сгорбленная сухая старушонка с длинным носом и хитрыми глазками.

– Здравствуйте, бабка Оксинья! – что есть мочи прокричала Василиса.

– И верно, здоровье лишним не бывает! И ты здоровёхонькой будь! – ощерилась бабка, оголив редкие мелкие зубки.

– А бабушка Агая в лес ушла за корой берестяной! – надрывалась девочка.

– Будя тебе ужо орать! – поморщилась старуха, – Я хоть и глуховата малость, зато не слепая…

«Точно, по губам понимает!» – уверилась Василиса.

А бабка Оксинья тихонько продолжила:

– А орать и громко говорить вообче не следовает… кругом уши имеются, и совсем не надобно, чтоб эти ухи слушали, чего им знать не положено… Смекнула?

– Бабушка Агая в лес ушла… – зачем-то шёпотом повторила Василиса.

– Ясно, – кивнула бабка Оксинья, – Дай-ка мне, Василисушка, водицы студеной той, что у бабки в кладовой в бадье хранится, умаялась я от жару… – старуха медленно села на крыльцо, спустив тощие ноги на землю, положила сухие руки на клюшку и упёрлась подбородком в костяшки.

Василиса вбежала в кладовку, в тёмном углу на высоком чурбачке стояла небольшая деревянная емкость, сужающаяся к верху и стянутая железными ободами. Василиса приподняла крышку, изнутри бадья была словно окрашена серебряной краской, а дно устилали почерневшие старинные ложки и монеты, Василисе захотелось вынуть и рассмотреть, каким-то образом оставленные предметы, но тут ей послышалось: «Чур кон пресечи ни шуйцей, ни десницей не можи макнуть ни длани, ни перста в пево… Чур!». Девочка оглянулась: «Наверняка, это бабка Оксинья, что-то бормочет», она отдернула руку и шёпотом предположила: «Видимо эти ложечки-копеечки трогать нельзя». Прозрачная как слеза жидкость, имела приятный аромат свежести, над её поверхностью присутствовало едва уловимое сияние, будто это не вода, а необыкновенный жидкий кристалл. С правой стороны бадьи на маленьком крючке висел берестяной ковш. Василиса зачерпнула воды и вышла на крылечко. Бабка Оксинья, выудила из кармана передника алюминиевую кружку, наполнила её до краев:

– Остатное ворочи в бадейку, – она вернула ковш, жадно приникла к кружке, осушила содержимое в три глотка и замерла.

Когда Василиса вернулась из кладовой, старуха по-хозяйски прохаживалась по двору:

– Опять, Тихоня, за домом плохо глядишь, дровины как попало лежат… непорядок! – недовольно ворчала она.