Простить нельзя помиловать

Звягин вошел в кухню, огляделся.

Просторная комната в светлых тонах. Шкафы белоснежные. Он вспомнил, как спорил с женой, намереваясь купить такие же. Она уверяла, что через полгода они превратятся невесть во что. Их непременно заляпают, испачкают, поверхность пожелтеет. Ну, и еще был перечислен ряд причин, по которым она предпочла фисташковые фасады.

А белые-то лучше. И чистые, не заляпанные. И Звягин сильно сомневался, что красавица Татьяна их трет тряпкой с утра до вечера. И шторы тоже белоснежные, по виду напоминающие жатый лен. И посуда на столе – тоже белая. Правда, стояла она на темной скатерти. Но смотрелось красиво.

Его жене предлагать подобные изменения в интерьере бесполезно, подумал он с легким раздражением.

– Присаживайтесь, – отодвинула стул от стола Татьяна, уже успев поставить ему тарелку с чашкой и разложить приборы. – Позавтракайте с нами.

Он не был голоден. Завтракал всегда плотно. Выработалась привычка годами. Мало ли, как день сложится. Мог и обед, и ужин пропустить, потому с утра и наедался. Сегодня тоже. Но неожиданно захотелось посидеть за их столом. Он принял приглашение, сел на предложенный стул.

– Омлет или блинчики? – лучезарно улыбалась ему красивая женщина. – Есть еще овсянка.

– Блинчики, – подумав, выбрал Звягин.

– С джемом, сметаной или сгущенным молоком?

Как в рекламе, честное слово! Чего только не было в изящных белоснежных соусниках. Звягин выбрал сгущенку. Любил с детства. Выложив ему на тарелку три свернутых трубочками блинчика, Татьяна пододвинула к нему поближе соусник со сгущенным молоком. Звягин взялся за вилку с ножом. Дома-то он бы эту блинную трубочку руками схватил. В гостях нельзя.

Он отреза?л крохотные кусочки блинчика, макал в густую кляксу сгущенного молока на краю тарелки. Клал в рот и медленно жевал. На втором блине он вдруг понял, что хозяева смотрят на него пристально и вопросительно, и едва не поперхнулся.

– Вы, думаю, слышали, что произошло по соседству с вашим домом?

Вопрос он обращал к Татьяне. Поляков, разумеется, знал.

– Да, – коротко кивнула она, глубоко и печально вздохнула. – Это ужасно!

– Мы опрашиваем всех, кто живет на берегу. Теперь вот… – Он обвел руками стол, сам не понимая, зачем это делает, и проговорил виновато: – Теперь вот и до вас очередь дошла.

– Вы пришли нас допрашивать? – с легким смешком поинтересовалась Татьяна.

И Звягин неожиданно заметил в ее прекрасных черных глазах странный отсвет. Скорее тень. Досады? Злости? Раздражения? Он не смог бы охарактеризовать. Но что ей неожиданно стал неприятен его визит, это было очевидно. Кашлянув, она поднялась и принялась убирать со стола. Вот так вот прямо: невзирая на то, что гость еще сидит за столом с перепачканными сгущенкой губами.

Звягину сделалось страшно неловко. И вдруг подумалось, что блинчики у его жены вкуснее. Не такие жесткие и содой не отдают. А сгущенка вообще для его пожилого организма вредна.

– Спасибо, – решительно отодвинул он от себя тарелку с недоеденным угощением, вытер рот салфеткой. – Все было очень вкусно.

Поляков хранил странное молчание. Тянул свой кофе из маленькой чашки, казавшейся в его руках наперстком, и молча за ними наблюдал. Но вдруг встрепенулся и предложил ему кофе. Звягин отказался, запросив стакан воды. Хватит уже угощаться.

– Ты, майор, извини, что я так вот – в выходной к тебе заявился. Но сам пойми, протокол есть протокол.

– Ничего, все нормально, – коротко улыбнулся Поляков, подавая ему воду в тонком высоком стакане. – Я ценю, что вы сами пришли. С остальными, насколько мне известно, ваш подчиненный разговаривал.

– Да, Сережа Хромов совершал подомовой обход.

– Может, пройдем на веранду? Там поговорим? – Поляков махнул рукой в сторону левой от Звягина стены.

Можно было и уйти, и поговорить наедине. Но ему неожиданно захотелось говорить здесь – в присутствии стройной красавицы, оказавшейся не вполне вежливой. И понаблюдать за ее непроницаемо черными глазами, в надежде рассмотреть в них что-то еще. Она упорно стояла к ним спиной, занимаясь мытьем посуды. Странное занятие, если учесть, что в кухне имелась посудомоечная машина.

– Татьяна, простите меня великодушно. У меня к вам несколько вопросов, если позволите, – невероятно затягивая гласные, проговорил Звягин.

Он прекрасно был осведомлен, насколько противным бывал его голос, когда он так вот тянул гласные. Использовал такой прием в крайне редких случаях. И он пригождался. Он точно выводил людей из себя, и те в пылу гнева выдавали себя.

Татьяна не стала исключением.

– А если не позволю? – швырнув кухонное полотенце на рабочий стол, она резко повернулась. – Вы сказали: если позволите. А если не позволю?

– Тогда нам придется проехать с вами в отделение и поговорить уже там, но… – Звягин сделал несчастные глаза в сторону Полякова. – Но зачем же так, Тимофей? Думал, мы в частном порядке сможем…

– Сможем, конечно, товарищ подполковник.

Он подошел к молодой женщине. Достаточно грубо взял ее за локоть и подвел к столу. Усадил почти силой.

– Хватит, Таня, – прикрикнул он попутно. – К нам сам подполковник пожаловал. Это тебе не старший лейтенант! Хотя я…

Он выразительно посмотрел Звягину в переносицу.

– Хотя я мог бы и в отделении ответить на все вопросы. Обстановка-то мне привычна.

– Не захотел в выходной день тебя дергать, майор. И не прийти не мог. Сам знаешь систему: руководство требует отчета по первым шагам расследования.

– Знаю. Понимаю.

Поляков уложил обе ладони на спинку стула, с силой стиснул. На взгляд Звягина, чрезвычайно сильно впился он пальцами в отполированную белую деревяшку спинки стула. Неужели нервничает?

– Итак, товарищ подполковник, мы вас слушаем, – высокомерно приподняла брови Татьяна, сев к Звягину вполоборота. – Что привело вас в ваш личный выходной в дом вашего коллеги? Что так не терпело до понедельника?

– Вы ведь жили какое-то время в доме Федора Нагорнова? – пропустил он мимо ушей ее вопрос, занявшись своими. – Прямо тут, на берегу, неподалеку.

Поляков недоуменно вытаращился на свою женщину.

Неужели не знал? Странная нынче молодежь пошла. Селят у себя не пойми кого. Даже биографией не удосужатся поинтересоваться.

– Да. Жила в доме Нагорнова. И что? – Ее подбородок с вызовом уставился на Звягина.

– Что за отношения вас связывали? Только не говорите мне, что это личное, – недовольно поморщился Звягин, заранее предостерегая. – Когда в деле фигурирует мертвое женское тело, нам с вами не до помеченных территорий.

– У нас были отношения, – с краткой ухмылкой ответила Татьяна. – Такие, знаете, которые связывают мужчину и женщину: быт, постель.

– Вы ведь работаете на его фирме финансовым директором, правильно? Я ничего не путаю?

Глаза Полякова сделались еще круглее. Ну майор! Ну дает! И этого, выходит, не знал?

– К тому моменту, как у нас завязались отношения, он продал свой бизнес своему другу и партнеру, – после непродолжительной паузы ответила она, принявшись накручивать на палец ажурный поясок от домашнего костюма, едва прикрывающего ей грудь.

– Тут вот небольшая неувязочка получается, – чуть склонив голову набок, озадаченно глянул на них по очереди Звягин. – Нагорнов утверждает, что отношения у вас начались, еще когда он был действующим учредителем. А бросили его вы, когда он долю своего бизнеса продал другу. Кто что путает? Поймите, очень бы не хотелось ехать на фирму, где вы работаете. Опрашивать ваших подчиненных. Это не комильфо.

– А вам-то это зачем? – со злым смешком выдохнула Татьяна. – Какая разница, кто, когда, к кому в койку лег. И когда из нее выбрался?