Последняя ночь с принцем

Рита не вспомнила.

Она смотрела на расплывшийся след, оставленный самолетом, и тихонечко недоумевала. С какой стати этот самый след не будит в ее душе ничего трогательного и простого. Не кажется вспорхнувшим пухом одуванчика, к примеру. А все больше напоминает размытое очертание коровьего позвоночника. Тьфу, гадость какая!

Анька бы сейчас укоризненно сказала: «Вот, вот, а то придумала – мужчина из мечты, это же не про тебя…»

Наверное, не про нее. Разве можно было тогда предаваться откровенному цинизму в объятиях этого самого мужчины из мечты? Хотя… Хотя, с другой стороны, крохотная доля задорного, здорового цинизма нужна как раз с такими мужчинами. Мужчинами из мечты…

Глава 3

В доме сделалось тихо…

В его огромном доме сделалось так тихо, что, казалось, все часы остановились, все звуки умерли. Только что возилась в постели Настя, тихонько всхлипывая о чем-то во сне. Методично молотил маятник огромных напольных часов в холле и где-то в котельной тихо урчал водонагреватель. И тут же сразу все стихло. Правильнее сказать, не вдруг и не сразу. Сначала раздался телефонный звонок. Негромкий, вкрадчивый телефонный звонок, перевернувший все мгновенно с ног на голову…

Роман Иванович Баловнев выбросил руку вправо, нашарил аппарат, стащил с него трубку и, стараясь не потревожить Настю, хрипло прошептал:

– Да!

– Спишь, паскуда. – Это был не вопрос, это было утверждение, сопровождаемое довольным хмыканьем. – Ну, ну, поспи пока… Пока она еще жива и дышит…

Роман проснулся мгновенно. Он не ожидал услышать ничего подобного. И голос этот был ему незнаком, и ситуация, мало сказать, отдавала драматичностью, она показалась ему зловещей. А ведь этого быть не должно! Не должно, хоть убейся!

В его жизни все безоблачно. В его жизни все хорошо. В его жизни все основательно… Это стало его девизом, ему он следовал, и тот никогда его не подводил. И тут вдруг такой звонок.

Осторожно выбравшись из-под одеяла, Роман на цыпочках пересек огромную спальню, их с Настей спальню. Тихо прикрыл за собой дверь и, отойдя подальше, тревожно спросил:

– Кто это говорит?!

– А то ты не знаешь!

– Нет! Честное слово, нет, не знаю! И даже не догадываюсь!

– Ну, ты и сволочь!!! – выдохнул ему в ухо мужчина с лютой ненавистью, от которой у Романа мгновенно подогнулись колени. – Значит, говоришь, не догадываешься???

– Нет, – уже менее уверенно произнес Баловнев и, отыскав в темноте гостиной диван, направился прямиком к нему. – Не знаю, кто вы. Не знаю, почему я должен спать, пока кто-то еще жив и дышит и…

– Замри, паскуда, – внятно попросил его собеседник, так внятно, что спорить с ним Баловневу тут же расхотелось. – Замри и слушай…

– Я весь внимание и…

– Жить ей осталось дня три, не больше. Так говорят люди, которые знают толк в смерти. И я им верю. А ты уж поверь мне…

В трубке вдруг раздался вполне отчетливый стон, и он явно принадлежал женщине. Мужчина ненадолго затих. Пауза заполнилась звоном посуды и звуком льющейся воды. Потом тот снова заговорил Роману на ухо:

– Слушаешь еще меня, Рома?

– Да, да, я слушаю вас. Нам нужно все-таки разобраться и…

– Разбираться поздно, дорогой. Уже поздно… – Мужчина судорожно вздохнул или всхлипнул, понять, не видя, было трудно. – Просто я звоню, чтобы ты знал. Как только она перестанет дышать, не будешь дышать и ты…

Он повесил трубку, не дав вставить Баловневу ни слова. Недоуменно таращась на светящийся кусок пластмассы в руках, Роман силился понять хоть что-то, но не мог.

Это было чудовищно, неправильно, катастрофически ошибочно, и он мог доказать это хоть сотню, хоть тысячу раз, но… Но его никто не собирался слушать.

Он ткнул пальцем в кнопку, заглушая отчаянный вой зуммера. Поднялся с дивана и побрел в спальню.

Настя спала, широко, по-хозяйски разметавшись на кровати. Ей всегда не хватало места, хотя она и была очень миниатюрной. Она металась во сне, часто всхлипывала, вздыхала и постоянно что-то бормотала.

– Это демоны! – шутила она по утрам, щекоча его шею своими длинными жесткими волосами. – Они раздирают мою душу ночью…

Сейчас эти самые демоны раздирали душу Роману Ивановичу Баловневу, самому удачливому из всех удачливых бизнесменов, хозяину лесов, полей и заводов, обладателю нескольких наград в десяти, а то и более номинациях: от человека года, до самого щедрого мецената и опекуна нескольких детских домов. Пускай не на государственном уровне, но все же…

Все же у него был повод гордиться собой, и не один, между прочим. Был повод считать себя удачливым и счастливым человеком. И еще у него был повод наслаждаться всем тем, что однажды преподнесла ему жизнь в качестве подарка. И наслаждаться ровно столько, сколько отписано ему всевышним.

И что же теперь?! Как же теперь?! Неужели этот хриплый голос, возможно, принадлежащий какому-нибудь бродяге или наркоману, способен погубить его мечту, мечту дожить до глубокой старости и умереть в роскоши?! И неужели правда то, что жить ему осталось совсем недолго? Кажется… Кажется, разговор шел о трех днях, не более. Боже, какой ужас!!!

Роман тяжело опустился на свою половину кровати. Вернул трубку на аппарат. Поднял взгляд к окну, и вот тут-то звуки в его доме и пропали.

Он перестал слышать даже собственное дыхание, даже стук собственного сердца. Полная, страшная, могильная тишина, наполненная жуткими видениями.

Сначала это была пуля…

Крохотный, почти невесомый кусочек свинца. Он летел к нему с крыши соседнего здания. Летел, разрезая тишину ночи страшным свистящим шорохом. Летел, с каждым мгновением делаясь все больше и больше и разрастаясь наконец до размеров огромного снаряда. И весь этот свинец вгрызался с бешеной скоростью в его голову, разрывал его мозг и прекращал плавное безбедное течение его жизни. Просто перечеркивал его и все.

Потом ему виделся нож…

Огромный, сверкающий синевой клинок с тугим скрежетом перерезал ему сонную артерию. Упругие толчки крови из открывшейся раны заливали все вокруг. Он хватал себя за шею, пытаясь зажать артерию, но настырная кровь сводила на нет его усилия. Он падал, смотрел в спину удаляющемуся человеку, и все пытался узнать его. Не удавалось…

Вслед за этим Роману представлялась авария…

Огромный грузовик со страшным трубным ревом на полной скорости въезжает в его пижонистый «Рено». Он крушит, ломает его, подминает под себя. А вместе со сверкающими краской кусками железа этот грузовик подминает под себя и его – Романа. Треск ломающихся костей, фонтаны крови, искореженные конечности…

Бр-рр… Он так точно не хочет. Ни один из трех вариантов он не приемлет. Ему ничто не подходит. Другое дело умереть глубоким старцем в собственной постели. Вокруг него должно быть много народа. Кто подает лекарства, кто взбивает подушки, кто утирает пот с его морщинистого чела. Пускай бы и Настюха. Хотя… Хотя к тому времени она могла и умереть, или поменяться местами с кем-то еще.

А вместо этого ему звонят в три часа ночи, угрожают скорой расправой. И самое страшное во всем этом – он не понимает, за что?! Если это глупый розыгрыш, это еще куда ни шло. А если правда??? Кто может помочь ему в этом случае? Кто?..

Роман Иванович Баловнев был очень умным человеком, человеком, которому не свойственно было питать иллюзии на предмет вынесенного ему приговора. Если кому-то очень хочется, чтобы он умер, он умрет. Ни одна вооруженная до зубов охрана не способна заслонить приговоренного от пули киллера. Она, пуля, может подстерегать его где и когда угодно. Даже в собственном сортире или ванной.

К кому обращаются в таких случаях за помощью люди? К господу богу? К охранным фирмам? В ФСБ?

Надежды на всех них тоже мало. И если в первом случае еще можно на кого-то как-то уповать, питать себя надеждами, то в двух других вряд ли. Там работают такие же люди, как и везде.

Был, правда, еще один человек, который мог бы при желании помочь ему, но… Но звонить ему сейчас нельзя. Может быть, потом, когда-нибудь потом… Вдруг и правда петля вокруг его шеи сожмется настолько, что в глазах потемнеет от страха и предчувствия скорой смерти. Тогда вот точно будет не до церемоний. Тогда можно и позвонить, и попросить, не о помощи, нет, просто попросить совета. Такой, ничего не значащий и не обязывающий ни к чему звонок другу. Если можно было считать его таковым…

– Ромка, ты чего?! – в спину ему уперлась босая ступня его малышки Настеньки, которую он начал обожать и пестовать с первого дня их знакомства.

– А? – Роман встрепенулся, обернулся на нее, поймал в темноте ее вторую ногу и слегка потряс. – Я ничего, а что?

– Да так… Сидишь, согнулся и бормочешь чего-то… Мне и так кошмар приснился, очнулась, а тут ты бормочешь. – Настя подрыгала ногами, обхватила его за талию и потащила на себя. – Давай, давай, укладывайся, до утра еще далеко.