Последняя ночь с принцем

– А теперь, когда все стало так хорошо, я стала бояться. – Настя вцепилась в его плечи, стиснув ткань пиджака до белизны в костяшках пальцев.

– Чего, глупенькая? Ну, чего? – Роман старался весело хмыкнуть, но на душе у него стало еще более скверно.

– Что однажды ты уйдешь и не вернешься! – Настя горестно всхлипнула, вытерла вспотевшей ладошкой мокрое от слез лицо и потянулась губами к его губам. – Ромка! Поцелуй меня, мерзавец! Поцелуй и пообещай, что мы все время будем вместе! Всегда! И в радости, и в горе, Ромочка, ладно?!

Он со вздохом прильнул к ней и целовал так долго и жадно, что у него у самого заболели губы. Тяжело дыша, он оторвался от нее и с болезненной алчностью оглядел ее всю с ног до головы.

Всклокоченные волосы, мокрые щеки, припухшие со сна и от слез глаза, пухлые яркие губы… Господи! Как же ему это было все дорого! Он не знал этого за собой прежде. Вернее, не подозревал, что может так глубоко и сильно чувствовать. А теперь… А теперь, когда узнал, ему стало до болезненных спазмов в груди страшно со всем этим расставаться…

– Настюха, а я ведь… я ведь так люблю тебя, малыш! – прошептал он вдруг с каким-то непередаваемым изумлением первооткрывателя.

– Это славно, Ромочка! – воскликнула она и тут же улыбнулась. – А то сон этот дурацкий! Думала, не проснусь!

– Что за сон? – Он встал перед большим зеркалом, поправил галстук и одернул на себе пиджак. – Ночью нужно спать, милая, а не сны смотреть.

Настя снова прильнула к нему сзади и, протиснув руки под его локтями, крепко обняла, забубнив ему в спину:

– Страшный сон, Ромочка! Будто бы твоя машина взлетает на воздух. Такой взрыв, ба-бах! Огонь, много огня… Так горячо, страшно. Стекла лопаются от огня, режут лицо.

– Кому режут лицо?! – У него просто сел голос от того страшного, что нашептывала ему в спину его жена.

– Ну… Я не знаю.. Просто больно было, и все…

Кажется, он ушел, даже не простившись и не поцеловав ее больше. Повернулся и на негнущихся ногах вышел из дома. И Настя, кажется, что-то еще говорила ему в след и просила о чем-то. Он уже не способен был слышать. Шел по дорожке, выложенной тротуарной плиткой к воротам, где ждала его машина с водителем, и все.

Нет, еще он очень четко способен был видеть все, что его сейчас окружало.

Сад…

Его великолепный сад, что-то с ним без него станет?..

Живая изгородь из белых кустовых роз, шелковистая трава, по которой Настя любила носиться босиком. Дубовые скамеечки, два фонтана. Выложенный речным камнем ручей, выбивающийся будто бы из земли, на самом-то деле искусная работа мастеров ландшафта.

Все скошено, подстрижено, привито, прикормлено…

Ничего лишнего, ничего ненужного. Даже птицы в его саду селились сплошь благородные. Ни воробьев, ни галок или ворон. Щелкал по весне соловей, да разрезали воздух стремительные ласточки. Все чинно, престижно, пристойно. Какие там еще существовали слова, определяющие его статус и положение? Стабильно? А вот тут-то как раз все и сбивалось. Еще вчера он думал именно так, а сегодня…

– Куда, Роман Иванович? – Водитель, хороший плечистый парень из бывшей местной шпаны, но не менее надежный от этого, потянулся к ключам в замке зажигания.

Словно во сне, Баловнев наблюдал за тем, как тянется его прокуренная заскорузлая щепоть к блестящей головке ключа, опоясанной пластмассой под янтарь. Сейчас… Сейчас… Сейчас… Сейчас он повернет ключ в замке зажигания, и все!.. Все взлетит на воздух к чертовой матери. И машина, и водитель, и сам он со своей непрожитой на полную катушку жизнью.

Так, нужно остановиться! Нужно успокоиться и попытаться мыслить логически.

Сейчас его машина ну никак не могла взлететь на воздух, потому что Вадик – так звали его водителя – выгнал ее из гаража, то есть успел ее завести и заглушить. Посторонних в их гараже нет и быть не могло. Территория его двора и сам дом находились под охраной камер внешнего и внутреннего наблюдения и здоровенного охранника в домике у задних ворот. Передние – более широкие и нарядные – выходили на оживленную городскую площадь. Проникнуть на территорию и не привлечь к себе внимания горожан было невозможно. Ну, и сам факт того, что Вадик уже успел завести машину и остаться-таки в живых, не мог не настроить на позитивный лад.

– Давай, Вадим, в офис, – распорядился успокоившийся Роман и полез в портфель за бумагами.

Мотор послушно заурчал. Машина, безропотно подчинясь навыкам умелого шофера, выехала за ворота и покатила по улицам их города.

Все чушь! Вздор! Бредни сумасшедшего!

Он не станет идти на поводу у неврастеника, страдающего бессонницей. И думать об этом больше не станет.

Роман расслабленно откинулся на сиденье, поерзал узлом галстука над верхней пуговицей сорочки и почти тут же забыл обо всем, занявшись изучением бумаг…

Он так замотался, так заработался, что почти забыл об обещании, данном Насте. Опомнился лишь, когда она сердито засопела на него в телефонную трубку.

– У, противный, – забубнила она непередаваемо очаровательным баском. – Сам обещал и забыл. Противный ты, противный…

– Все, малыш, – Роман покаянно приложил руку к груди, словно Настя могла его видеть. – Одна нога здесь, а другая уже там. Дай мне десять минут.

– Пришли за мной Вадика. Я совсем не умею ходить на этих дурацких шпильках. Хотя… Хотя поезжай с ним сразу к ресторану, я подъеду на такси. Все, целую! Жди!..

Она была очень отходчива, его Настюха. Отходчива и незлопамятна. Могла надуться, разругаться с ним и тут же, спустя десять минут, начать приставать к нему и тащить в спальню…

Славная она… Славная и родная. Поверить в то, что когда-то она не принадлежала ему, Роману, было трудно. Казалось, он рожден был с мыслями о ней. И с этими же мыслями согласился бы и умереть. Пускай будет только она, только его Настюха!..

До ресторана они добрались в рекордно короткое время. Он еще немного нервничал, когда Вадим заводил машину. Немного дергался, когда они втискивались в переполненную парковку. Но стоило ему войти в прохладный ресторанный зал, продуваемый насквозь кондиционерами, и усесться за заказанный заранее столик, как напряжение его начало понемногу отпускать.

Роман посмотрел на часы, сверил их с огромным циферблатом над ресторанным входом. Отпил воды из бокала и потянулся к меню. Посмотрит, пока Настя добирается. Из дома она уже выехала, домашний телефон не отвечал.

Стоило ему подумать о ней, как в кармане зашелся протяжным стоном мобильник.

Роман вытащил телефон, откинул крышку и с улыбкой поймал на табло Настин номер. Наверное, подъехала и требует его к машине. Она всегда стеснялась входить одна в ресторан. Ей казалось, что взгляды всех присутствующих обращены только на нее и никуда больше. И взгляды эти ее кололи, пугали и мешали сосредоточиться на походке и осанке. И она не могла тогда держать спинку, не могла высоко держать подбородок и не могла не спотыкаться. Ей непременно нужен был в таких случаях он – Роман. Она нервно тискала его рукав, опираясь на его руку, и, чтобы отвлечься, что-то болтала и болтала без умолку, а еще улыбалась ему. Улыбалась открыто и с обожающим огнем в глазах. Нет, пускай все-таки всегда будет у него Настюха. Всегда, до самой смерти…

Он быстро шел по залу, а потом по огромному ресторанному холлу, с улыбкой держа свой мобильник в руке. Он не хотел пока отвечать ей. Сейчас выйдет на ступеньки. Встанет под вывеской, тогда и ответит. Будет смотреть на нее, растерянно и беспомощно оглядывающуюся по сторонам, и будет говорить с ней. Она поймет, что он рядом, найдет его глазами и погрозит ему. Погрозит непременно…

Насти не было на том месте, где он ожидал ее увидеть. Она все еще сидела в такси – бежевой «пятерке» с ржавой левой дверью. Настя была как раз за этой самой дверью. Она сидела прямо за водителем, но его Роман не увидел. Он видел только Настю. Она была в том самом костюме из тонкого шелка, который он ей привез и за который отвалил целое состояние. Волосы… Она очень красиво подобрала волосы, открыв высокий лоб и лицо. Милое, родное лицо, которое отчего-то показалось ему сейчас излишне бледным. Оно маячило за грязным машинным стеклом, о которое упирались аккуратные ладошки его Насти. Так… А… а как же телефон?! Он все еще продолжал звонить в его руке, и там все также значился Настин номер! Но в ее руках не было никакого телефона!..

Прежде чем сообразить, зачем он это делает, Роман нажал кнопку и тревожно спросил:

– Настя?!

Нет, конечно, нет! Какая Настя, когда она по-прежнему продолжает смотреть на него испуганно и беспомощно и стучит ладонями по стеклу?!

– Алло!!! – закричал Роман и медленно пошел на зов широко распахнутых от страха глаз жены. – Алло!!! Что за черт, твою мать???

И вот тут… Господи, он, наверное, всю оставшуюся жизнь будет слышать и видеть это!..

За секунду до того, как небо обрушилось на землю, за крохотную секунду до того, как машина вместе с его Настей оторвалась колесами от земли, в ухо ему произнесли:

– Бай-бай…

Машины не стало. Ее просто не стало, и все. Не стало вместе с Настей, его милой, родной, ранимой, которая звала его и ждала его помощи и которая всегда стеснялась входить в ресторан в одиночестве…

Господи, разве можно жить после всего этого?! Жить, видеть что-то вокруг себя, слушать и осязать, разве можно после такого?! После того как столб огня поглотил бежевую «пятерку» с ее ржавой левой дверью, за которой ждала его жена…

Роман почти не почувствовал, как толкнула его в грудь взрывная волна. Не понял, что падает. И рядом с ним падает кто-то еще. Он с сумасшедшей силой все еще прижимал к уху трубку и слушал.